Сергей Смирнов - Рассказы о неизвестных героях Страница 59

Ушел на фронт старший и любимый ее брат Николай. Через несколько дней Маруся тоже явилась в военкомат и просили послать ее в армию. Ей ответили, что на фабрике тоже нужны люди. Но она была настойчива и пришла во второй, в третий раз… В конце концов военком сдался и послал ее учиться в школу военных трактористов в Челябинскую область. Зимой 1942 года она уже служила в батальоне аэродромного обслуживания на Волховском фронте, в нескольких километрах от передовых позиций.

Служба была тяжелой: порой она круглые сутки сидела за рычагами трактора, очищая аэродром от снега или доставляя бомбардировщикам горючее, боеприпасы. В батальоне были и другие девушки-трактористки, но Маруся Лагунова показала себя самой крепкой, выносливой, и ей приходилось выполнять наиболее трудные и ответственные задания. Перегрузка и постоянное недосыпание сказались на ее здоровье, и осенью 1942 года сильнейшее воспаление легких на два месяца уложило ее в госпиталь. Оттуда она попала в запасной полк, где ее сделали киномехаником, не обращая внимания на настойчивые просьбы отправить на фронт.

В феврале 1943 года в полк приехал военный представитель с Урала отбирать несколько сот человек на курсы танкистов — механиков-водителей, башнеров, радистов. Когда Маруся Лагунова пришла к нему, прося взять и ее, военпред только усмехнулся такой наивности.

— Что вы, девушка! — укоризненно сказал он. — Танкист — это чисто мужская профессия. Женщин в танки не берут, как и на военные корабли. Это уж закон.

Она ушла удрученная, но не примирившаяся с отказом. А на другой день почта принесла письмо от сестры с тяжкой вестью: смертью храбрых погиб на войне брат Николай. На это горе Маруся реагировала не только слезами — она села и написала письмо в Москву Михаилу Ивановичу Калинину. Через несколько дней военпред получил приказ принять Марию Лагунову в число курсантов. Ему оставалось только подчиниться.

Так среди 700 мужчин, будущих танкистов, приехавших в марте в город Нижний Тагил, оказалась одна девушка. Командование учебной танковой части сначала приняло это как чью-то неуместную шутку. Но когда выяснилось, что есть распоряжение из Москвы, а сама девушка всерьез желает стать механиком-водителем танка, командиры решили прибегнуть к уговорам.

— Поймите, это не девичья служба, — убеждали Лагунову в штабе части. Займитесь лучше женским делом — идите работать в столовую или писарем в штаб. Хотите, устроим вас швеей в армейскую мастерскую? Будете жить среди девушек. А ведь тут вы одна, трудно станет.

Но она по-прежнему твердила, что хочет быть танкистом и идти на фронт, мстить врагу за смерть любимого брата. Тогда ей предложили поехать в другой город: там, мол, сейчас формируется добровольческий танковый корпус из уральцев. Маруся поняла, что это подвох — от нее просто хотят отделаться, и отказалась наотрез. Она знала — за ней стоит приказ из Москвы и, как ни крутят командиры, они должны будут его выполнить.

Так и вышло. Два дня спустя Лагунову вызвал командир батальона майор Хонин.

— Я с тобой, Маруся, буду говорить откровенно, — сказал он. — Ты у нас первая из женского пола, и мы просто в затруднении, как к тебе подходить, служба трудная, требования к курсантам большие. Смотри уж, не подводи в учебе. А окончишь курсы, там будет видно, что с тобой делать. Пока что разрешаю тебе не ходить в наряды.

Девушка даже покраснела от досады. Она ответила, что и в наряды будет ходить и всю службу нести наравне с мужчинами.

— Никаких исключений я не принимаю, — решительно заявила она. — А окончу курсы — отправляйте на фронт, в тылу я не останусь.

Единственным исключением для нее стала маленькая каморка, которую ей отвели в расположении части. Во всем остальном, она была таким же курсантом, как и мужчины, и зорко следила, чтобы ей не делали ни малейших поблажек.

Программа курсов была рассчитана на четыре месяца, но танкистов требовал фронт: надвигались события на Курской дуге. Уже в июне лучшим курсантам предложили сдавать экзамены досрочно. Лагунова настояла, чтобы ее включили в число выпускников.

Технику она сдала на «хорошо», вождение танка — на «отлично». Как ни уговаривали ее остаться в полку инструктором, она не согласилась.

Танкисты приняли на заводе машины и погрузили их на платформы. Перед отправкой на фронт в заводском дворе состоялся совместный митинг рабочих и танкистов. И Маруся Лагунова, стоя в толпе, то и дело краснела: с трибуны говорили о ее настойчивости, упорстве, требовательности к себе и называли ее под аплодисменты собравшихся гордостью полка.

Но впереди еще было немало испытаний. Когда танкисты прибыли на фронт и вошли в состав 56-й гвардейской танковой бригады, командование, узнав, что на одной из машин механик-водитель девушка, отнеслось к этому как к досадной нелепости.

Впрочем, об этом хорошо рассказывает в своем письме сам бывший командир бригады гвардии полковник в отставке Т. Ф. Мельник, живущий сейчас в Киеве:

«…Шел 1943 год. Бригада готовилась к боям на Курской дуге. Для пополнения к нам прибыли с Урала маршевые роты. Я, как комбриг, делал смотр вновь прибывшим экипажам боевых машин.

Подхожу к одному из экипажей. Докладывают: — Командир танка лейтенант Чумаков, механик-водитель сержант Лагунова.

Я поправил:

— Не Лагунова, а Лагунов. Командир танка говорит:

— Товарищ комбриг, это девушка, Лагунова Мария Ивановна.

— Как_ девушка? Механик-водитель и девушка?!

Передо мной стоит по стойке „смирно“ танкист среднего роста, хорошей выправки, с серьезным волевым и загорелым лицом. Я был крайне удивлен, что механиком-водителем боевого танка оказалась девушка. Мне приходилось видеть на фронте женщин, которые хорошо справлялись с тяжелой фронтовой службой медсестер, врачей, связистов, снайперов, летчиков и с другими военными профессиями. Но механика-водителя, да еще прославленной „тридцатьчетверки“, никогда не видел. История еще не знала примера, чтобы девушка вела танк в бой. В первый момент я был сильно озадачен и не знал, как поступить с Лагуновой.

В то время я был глубоко убежден, что быть танкистом — не женское дело. Механик-водитель должен обладать большой физической силой — ведь для того, чтобы управлять рычагами танка, требуется большое мускульное напряжение. Надо уметь в любых условиях и при любой погоде на марше и в бою вести танк. Летом в жаркую погоду температура в танке достигает 40–50 градусов, а в бою при интенсивном ведении огня скапливаются пороховые газы — все это затрудняет действия экипажа. Кроме того, экипаж танка, особенно механик-водитель, испытывает в бою большое психическое напряжение, когда противник ведет по танку артиллерийский огонь. Требуется железная воля, выдержка, хладнокровие.

Все это и заставило меня подумать о том, чтобы перевести Лагунову в менее опасное место. Насколько возможно ласково я предложил ей побыть в резерве, посмотреть, обвыкнуть в боевых условиях, а потом, мол, получите танк и поведете его в бой с врагом. Лагунова наотрез отказалась. Она говорит:

— Я приехала на фронт не для того, чтобы отсиживаться в тылу.

Ее поддержали экипаж и офицеры подразделения».

Как вспоминает М. И. Лагунова, за нее горой встал лейтенант Чумаков, командир ее машины, который впоследствии пал в бою и посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.

— Мария Лагунова отличный механик, — твердо заявил он комбригу. — Я ручаюсь, что она будет управлять машиной в любых условиях.

Ее оставили в покое, но ненадолго. Когда танкистов нового пополнения стали распределять по батальонам и ротам, возник тот же вопрос — командиры не могли себе подставить, как это женщина поведет в бой танк. Снова начались уговоры, предложения перейти в штаб, подальше от переднего края.

И опять нашелся хороший и смелый человек, выручивший девушку. Это был заместитель командира батальона по политической части капитан Петр Митяйкин.

— Видимо, ее трудно переубедить, — сказал он другим командирам. — Не будем настаивать, товарищи. Повоюем, сержант Лагунова. Только, чур, воевать хорошо! Буду за тобой следить в бою.

Она узнала, что замполит всегда идет в бой на одной из головных машин и от его зоркого взгляда не укроется никакой промах танкиста. Но она была уверена в себе.

Наконец пришел боевой приказ. Машины вышли на исходные позиции и стояли замаскированные в укрытиях: поблизости уже рвались снаряды. Сражение на Курской дуге было в разгаре.

Перед боем снова появился капитан Митяйкин, побеседовал с танкистами и напомнил Марии Лагуновой, что будет наблюдать за ней. А потом машины подвели к переднему краю, загремела артиллерийская подготовка, на броню танка вскочили человек десять автоматчиков, и лейтенант Чумаков подал команду: «Вперед!»

Она запомнила этот первый бой во всех его мельчайших подробностях. Сквозь смотровую щель она видела условленные ориентиры и вела танк по ним. До предела напрягай слух, она ловила в шлемофоне команды лейтенанта Чумакова. Слышать что-нибудь становилось все труднее: к реву мотора прибавились гулкие выстрелы их танковой пушки и беспрерывная трескотня башенного пулемета. Потом немецкие пули забарабанили по броне, и она перестала различать в наушниках голос командира. Но Чумаков уже оказался около нее и стал командовать знаками.