Сергей Ольденбург - Царствование императора Николая II Страница 59

Командный состав порт-артурской эскадры считал, что выход в море не сулит успеха, что лучше оставаться в Порт-Артуре, участвовать в защите крепости и ждать выручки. Часть орудий среднего и мелкого калибра уже была с судов отправлена на форты; из судовых команд были выделены отряды в помощь гарнизону крепости. Но когда был получен определенный приказ государя - идти во Владивосток, когда на порт-артурский рейд начали падать снаряды - командующий эскадрой адм. В. К. Витгефт решился на выход.

Утром 28 июля порт-артурская эскадра двинулась в путь. Шли шесть броненосцев, четыре крейсера и восемь лучших миноносцев (бронированный крейсер «Баян», дней за десять до выхода поврежденный миной, пришлось оставить в Порт-Артуре). Слабой стороной эскадры было то, что три броненосца не могли делать больше 13 узлов в час, тогда как японский флот мог развивать скорость до 17 узлов. В нейтральный (китайский) порт Чифу был послан миноносец «Решительный»; он должен был там разоружиться; этою ценою оплачивалась возможность отправить телеграмму наместнику и владивостокскому крейсерскому отряду, чтобы он выходил навстречу эскадре. Японцы следом за «Решительным» явились в порт Чифу и с явным нарушением международных обычаев увели с собой разоруженный миноносец.

Японцы выслали навстречу русской эскадре 4 броненосца и 4 бронированных крейсера (а также старый броненосец «Чин-Иен» и легкие суда); остальные четыре бронированных крейсера сторожили в Корейском проливе владивостокский отряд.

При первой встрече русской эскадре удалось уклониться от боя и, оставив японский флот позади, двинуться в сторону Владивостока. Но японцы, пользуясь преимуществом в скорости, нагнали русский флот примерно в 150 верстах от Порт-Артура, и завязался бой - первый большой эскадренный бой за всю войну. И японские, и русские суда сильно страдали от огня, особенно флагманские броненосцы «Цесаревич» и «Микаса». У японцев уже начинали истощаться снаряды, и (по свидетельству американских и английских наблюдателей, находившихся на «Микасе») адм. Того уже готов был примириться с прорывом русской эскадры во Владивосток, как случай снова помог японцам: большой снаряд попал в рубку «Цесаревича» и убил на месте адм. В. К. Витгефта. Несколько минут эскадра продолжала следовать за флагманским судном, но тут другой снаряд повредил руль «Цесаревича». Тогда на нем был поднят сигнал о передаче командования адм. кн. Ухтомскому, находившемуся на «Пересвете»; но мачта этого броненосца была сбита, и с него было трудно подавать сигналы. Возникло замешательство. Адм. Рейценштейн на крейсере «Аскольд» поднял сигнал «следовать за мной» и двинулся на юг; «Ретвизан» повернул обратно к Порт-Артуру после неудавшейся отчаянной попытки приблизиться к японской эскадре. Кн. Ухтомский последовал за «Ретвизаном», часть крейсеров за «Аскольдом».

«Два случайных снаряда, - пишет в своей истории русско-японской войны на море С. К. Терещенко, - убившие адм. Витгефта и выведшие из строя флагманское судно, определили нравственный перевес боя…»

28 июля было концом Первой тихоокеанской эскадры. В Порт-Артур, правда, еще вернулись пять броненосцев, крейсер «Паллада» и три миноносца; но больше они уже и не пытались действовать. Из остальных судов только маленький быстрый «Новик», обогнув всю Японию с восточной стороны, достиг 7 августа о. Сахалина, но когда он грузил там уголь, его настигли и потопили два более сильных японских крейсера. Другие суда разоружились в нейтральных портах: «Цесаревич» и три миноносца - в немецком Циндао60; «Аскольд» и один миноносец в Шанхае; «Диана» дошла до Сайгона в Индокитае и там, к удивлению экипажа, была тоже интернирована - французские власти, видимо, настояли на этом в Петербурге во избежание неприятностей с Англией.

Англия вообще зорко следила за интересами Японии; и Франция, раздираемая между старым союзником и новым другом, старалась держаться средней линии, строго соблюдая правила нейтралитета. В этих условиях попытка русских пароходов Добровольного флота «Петербург» и «Смоленск», вышедших из Черного моря и занявшихся летом 1904 г. ловлей судов с военными грузами для Японии в Средиземном и Красном море, была быстро пресечена протестами европейских держав (в том числе и Германии, обидевшейся на захват германского парохода «Арабия»).

Через три дня после боя 28 июля владивостокские крейсера, вышедшие навстречу порт-артурской эскадре, встретили в Корейском проливе превосходящие японские силы. Более медленный «Рюрик» был поврежден и задержал остальные два крейсера, которые ушли на север, только потеряв до трети своего личного состава; «Рюрик» затонул после геройского сопротивления. После боя 1 августа сошел со сцены и владивостокский крейсерский отряд.

В те дни, когда участь флота еще была неизвестна, в России произошло долгожданное радостное событие: 30 июля родился у государыни сын - наследник цесаревич Алексей Николаевич. Манифестом 1 августа государь определил, что в случае его кончины при малолетстве сына правителем назначается великий князь Михаил Александрович, тогда как воспитание наследника поручается императрице Александре Феодоровне. Крестным отцом цесаревича был выбран император Вильгельм, отношения с которым значительно улучшились у государя за время войны. 11 августа, по случаю крестин, был издан манифест с традиционными льготами и милостями (прощением недоимок, смягчением кар), содержавший также важную законодательную меру - отмену телесных наказаний во всех тех случаях, когда оно еще предусматривалось законом. Эта мера вызвала глубокое удовлетворение в обществе; ее приветствовало даже «Освобождение», хотя и писало иронически о «милостях младенца Алексея».

Двухнедельный период сильных дождей прервал в Маньчжурии военные действия; как только земля подсохла, под Ляояном 16 августа началось первое (из трех) генеральное сражение этой войны. И в русской армии, и в стране господствовала уверенность в победе. Численность обеих сторон была примерно одинаковой. Как раз перед боем были получены добрые вести из Порт-Артура: гарнизон успешно отразил первый неистовый приступ врага, длившийся две недели; японцы потеряли 15 000 человек.

Три японских армии полукругом атаковали русские позиции: с юга были армии Оку и Нодзу; на восточном фланге - Куроки. А. Н. Куропаткин, после того как три дня русские успешно отражали атаки к югу от Ляояна, решил, собрав «кулак», перейти в наступление против Куроки. Но эта операция в первый день не дала ожидаемых результатов; наоборот, японцы потеснили русских в районе Янтайских копей. Тогда А. Н. Куропаткин, преувеличивший силы японцев, решил, что противник может отрезать железную дорогу к северу от Ляояна, и приказал снова отступать. 22 утром японцы заняли Ляоян.

Русские отошли в полном порядке, не потеряв ни одного орудия. Тем не менее, этот бой был тяжелым моральным ударом. Все ожидали, что именно здесь будет дан решительный отпор. И опять это оказался «арьергардный бой», и притом чрезвычайно кровопролитный (русские потери определяются в 19 000 убитыми и ранеными, японские - в 23 000). Только после Ляояна в русском обществе впервые возникла мысль, что конечная победа России, пожалуй, не обеспечена.

Государь не допускал возможности примириться с поражением России. («Буду продолжать войну до конца, до дня, когда последний японец будет изгнан из Маньчжурии», - писал он б (19) октября императору Вильгельму). Отправка подкреплений, подготовка II эскадры усиленно продолжались. Но государь счел нужным также сделать попытку призвать к содействию в национальном деле русское общество. Он видел земских уполномоченных, работавших по оказанию помощи раненым; их отношение было искренне патриотичным. Казалось, в такую минуту этим элементам можно пойти навстречу.

Место В. К. Плеве полтора месяца оставалось незамещенным (ведомством в это время управлял товарищ министра П. Н. Дурново). После Ляояна государь решил назначить преемником Плеве виленского генерал-губернатора кн. П. Д. Святополк-Мирского, который был товарищем министра при Сипягине. Смысл этого назначения был так определен «Новым Временем»: «Только наибольшая сплоченность и солидарность правительственных и общественных усилий смогут дать достойный России отпор внешнему неприятелю и умиротворить всякие недовольные элементы…»

Новый министр (на две недели задержавшийся в Вильне ради открытия памятника Екатерине II) не замедлил высказать свои воззрения корреспонденту французской газеты «Echo de Paris». «Мы дадим земствам самую широкую свободу, - говорил он, более неопределенно, но также благожелательно отозвавшись о веротерпимости и о евреях. - Как вы хотите, чтобы я не был сторонником прогресса? «

Подобные же заявления кн. Святополк-Мирский делал и для берлинского «Lokal-Anzeiger», и для американского агентства «Associated Press», и русские газеты перепечатывали их - сперва без комментариев.