Бэзил Дэвидсон - Новое открытие древней Африки Страница 59

Царская власть в средневековой Африке была все еще близка по структуре к племенной, которая развивалась и укреплялась в тот период, когда поток переселенцев хлынул через африканский континент к югу, перемешиваясь с встречными народами, и по мере развития техники, ремесел и земледелия полностью ассимилировал завоеванную страну.

Таким образом, сравнения со средневековой Европой могут ввести в заблуждение. Однако, если не делать их, наши представления будут еще более далеки от истины. Культура железного века Южной Африки отличалась от средневековой культуры Европы еще и потому, что у ее истоков не было Греции и Рима, и тем не менее она неуклонно развивалась в том же направлении. И если слово «цивилизация» применимо к материальной культуре и укладу одного общества, его следует применить и к другому. Даже в таком общем вопросе, как постепенная дифференциация общества, параллели будут достаточно близкими.

К империи Мапунгубве периода банту высказанные соображения полностью применимы. Вожди и их родственники, по всей видимости, жили в каменных постройках, у них была прекрасная фарфоровая посуда, золотые и медные украшения, они носили драгоценные бусы из Индии и Индонезии. Их погребение резко отличалось от похорон простолюдинов.

Каково происхождение этих простолюдинов, были ли они представителями этого или другого племени? Вопрос остается открытым. Раскопки в Мапунгубве показывают, что они жили иначе, чем их правители. Пасли они скот? Обрабатывали землю? Или работали в рудниках, добывая золото, медь и железо, из которых складывались богатства их правителей? Мы не можем с полной уверенностью ответить на эти вопросы утвердительно, но, по-видимому, это было так.

Было ли это господством вождей машона или бавенда над крепостными басуто? Было ли это таким же классовым и кастовым правлением, каким явилось позднее правление племени бахима над байру в Западной Уганде или норманнов над саксами немногим ранее в Англии? По всей вероятности, структура народа Мапунгубве была прежде всего социальной.

Это подтверждают факты, полученные при раскопках в районе Кампи – обширной местности, лежащей примерно в 13 милях к западу от Булавайо (Южная Родезия) и застроенной каменными зданиями, по-видимому, после 1600 года, в период господства племени баротсе. «Только небольшая часть населения, – пишет Робинсон, – жила в строениях, обнесенных каменными стенами; большинство обитало в хижинах к западу от Холма Руин, где стен либо нет совсем, либо очень мало». Однако в этих хижинах встречаются предметы той же материальной культуры, что и в каменных развалинах.

Несмотря на это, люди, жившие на обнесенных каменной стеной площадках, находились в лучших условиях, чем обитатели хижин. В каменных развалинах мы находим привозной фарфор, золотые украшения, посуду для торжественных церемоний. В хижинах этого нет. «Иными словами, Холм Руин, по-видимому, был резиденцией могущественнейшего вождя, а строения вокруг него, вероятно, были заселены членами его семьи или придворными, в то время как простолюдины жили за пределами каменных стен». Таким образом, налицо единая культура и два различных образа жизни, и первый свидетельствует о господстве и роскоши, а второй – о подчинении и труде. Богачи живут в замках, бедняки у их ворот.

Период расцвета

Следовательно, мы можем сделать вывод: хотя южноафриканские государства железного века, относящиеся к доиндустриальному и доевропейскому периоду, не создали ни системы «восточного деспотизма», характерной для эпохи бронзового века, ни «феодального деспотизма», присущего Европе железного века, они заложили фундамент социального расслоения, при котором новые пришельцы и коренное население все меньше и меньше могли смешиваться друг с другом. К приходу европейцев они давно уже вышли из состояния дикости. Даже по понятиям XIX века о человеческом прогрессе они сделали существенные шаги от варварства к цивилизации. Точно такое же социальное расслоение и разделение труда мы наблюдаем у «азанийцев» средневековой Восточной Африки в прибрежных городах и государствах, о жителях которых говорилось, что они «прекрасные посредники и торгуют одеждами, золотом, слоновой костью, а также охочи до других предметов». Все эти черты государств внутренних районов Южной Африки выявляются особенно четко при изучении их металлургии.

Правда, лучшие металлические изделия к северу от Лимпопо потеряны для истории в результате «работы», проделанной «стариной Джорджем» и его друзьями, которые обшарили погребения знати в Дхло-Дхло и других местах, но раскопки в Мапунгубве до некоторой степени возместили эту утрату. Среди найденных там золотых предметов – «скипетр» из пластинчатого золота, представляющий собой такой же «атрибут правителя», какой имеют при себе вожди Западной Африки во время торжественных приемов. Толщина слоя золота, покрывающего скипетр Мапунгубве, примерно 0,005 дюйма. «Чтобы сделать такую золотую пластину, одинаковую по толщине и без шероховатостей, – пишет Пирсон, – требуется огромное искусство и время. И вряд ли современные золотых дел мастера могли бы проделать такую работу теми примитивными орудиями». Обрабатывающие металл вручную кузнецы и ремесленники – создатели великолепных изделий – образовали весьма многочисленную прослойку и объединялись в небольшие «корпорации» или «гильдии». Сама их работа была возможна потому, что другая часть населения снабжала их продуктами своего труда.

В те древние времена во всем мире богатства общества скапливались в казне и хранилищах царей и фараонов, и именно они послужили основой могущества жрецов и храмов, а затем вызвали к жизни письменность, арифметику, грамотность. Африканским царям, которые считали себя земным воплощением богов, никогда не удавалось сосредоточить у себя сокровища в таких масштабах. Может быть, это объясняется неравными возможностями цивилизаций речных долин и цивилизаций, которые существовали лишь благодаря скотоводству и земледелию на склонах холмов. Возможно, различие обусловлено разными общественными структурами: автократией, которой было легко добиться в небольших поселениях в долинах рек, окруженных песками или полупустынями, с одной стороны, и племенной демократией или чувством сообщества, вдохновлявшим мигрирующие народы, которые распространялись по африканскому континенту, не имевшему естественных границ, – с другой.

Во всяком случае сосредоточение богатств в руках правителей и жрецов никогда не достигало здесь таких масштабов, которые вызвали бы к жизни письменность, и мы можем с полным основанием говорить, что эти древние цивилизации, за исключением цивилизации побережья, не знали грамотности. Знаменитые «надписи» в Зимбабве, о которых сообщали ди Гоиш и ди Барруш в XVI веке, – либо выдумка, либо ошибочное истолкование узоров на стропилах «эллиптического здания». Этот народ материка не имел средств для развития письменности, да он и не нуждался в ней.

Не углубляясь слишком в этот вопрос, можно добавить, что средневековые народы Северной Европы были не в лучшем положении. Нет сомнения, писал о них Марк Блок, «что большинство мелких и средних землевладельцев, по крайней мере к северу от Альп и Пиренеев, были неграмотными, в полном смысле слова. И это подтверждается тем, что в монастырях, где они находили убежище на склоне своей жизни, слово conversus, обозначающее человека, посвятившего себя богу в конце жизни, и слово idiota, обозначающее монаха, не способного прочесть священное писание, считались синонимами. Даже самые грамотные писали по-латыни, точно так же как ученые мужи, и купцы прибрежных городов Восточной Африки – по-арабски, хотя в отличие от большинства европейцев они писали и на собственном языке – суахили».

Другое возражение против слова «цивилизация» в применении к государствам Южной Африки железного века заключается в том, что эти государства якобы не изобрели колеса. Не говоря уже о педантизме, это возражение обнаруживает исключительную узость понимания истории развития человечества: ведь народы Северной Европы в средневековье тоже не изобрели колеса и не применяли колесных повозок почти до XII-ХIII веков. Можно ли назвать Шотландию XVI века варварским государством? Однако архивные документы 1577 года сообщают, что регент ездил в карете, которая была по счету второй в Шотландии. Первая была привезена лордом Александром Ситоном, когда королева Мария приехала из Франции. В подобных вопросах необходимо сохранять чувство исторической перспективы.

Рост и расширение торговых связей ясно указывают на развитие цивилизации в этих южных государствах. Софала, писал в 1552 году ди Барруш, знаменита тем, «что здесь имеется много золота, которое мавры получают у негров этой страны при помощи торговли». А эта торговля, по данным арабов, насчитывала тогда уже полтысячи лет. Без сомнения, рост национальной торговли в государствах внутренних районов шел медленно, и торговля с побережьем велась через многих посредников. Однако по характеру она уже далеко ушла от «немого торга» древности между варварскими и цивилизованными народами Северной Африки, с одной стороны, и дикими народами юга – с другой.