1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории - Коллектив авторов Страница 59

Об осуществлении масштабной военной акции в Чехословакии руководство Румынии узнало весьма странным, учитывая важность момента, образом: в 3 часа 21 августа курьер советского посольства привез пакет с информацией в здание ЦК. Реакция была молниеносной. Уже в 6:30 было созвано экстренное заседание Исполкома ЦК румынской компартии, за ним последовало более широкое совещание с участием членов ЦК, госсовета и правительства страны. В обнародованном от имени партии и правительства и опубликованном затем в прессе заявлении ввод войск в Чехословакию был назван «тяжким нарушением национального суверенитета братского свободного и независимого государства, принципов, на которых основываются взаимоотношения между социалистическими государствами, и норм международного права»[502]. Эта позиция была сразу доведена и до сведения советского посла А. В. Басова, приглашенного в здание ЦК. После полудня 21 августа (прошло не более 10 часов после того, как ввод армий ряда стран ОВД в Чехословакию стал реальностью) Чаушеску выступил с речью с балкона правительственного здания на многотысячном митинге в центре Бухареста. «Путь решения проблем, на который вступило руководство пяти стран, – заявил он, – это путь авантюр, и нет уверенности в том, что этого не может случиться с другими странами, прежде всего с Румынией»[503]. Партийный лидер выразил от имени руководства страны готовность принять все надлежащие меры для вооруженного отпора внешней интервенции в случае, если таковая будет предпринята против Румынии. Это был уникальный в истории страны момент единения народа и коммунистической власти, достаточно сказать, что ряд интеллектуалов, никогда не скрывавших своих антикоммунистических убеждений, включая уроженца Бессарабии, впоследствии виднейшего диссидента Паула Гому, подали в этот день заявления о приеме в компартию (конфликт между властью и интеллигенцией при Чаушеску обозначился, а потом и до предела обострился позже, уже в 1970-1980-е гг.).

Поскольку вызванные на экстренное заседание руководители румынских спецслужб не исключали, что готовится нападение и на Румынию[504], уже 21 августа по линии Министерства обороны издаются приказы о приведении войск в повышенную боеготовность[505], вскоре начинаются формирование отрядов национальной гвардии и возведение усиленными темпами оборонительных сооружений на местах пересечения советско-румынской границы автомобильными и железными дорогами. Заявив о готовности к вооруженному отпору, руководство Румынии рассчитывало на явную незаинтересованность Москвы в возникновении военного конфликта между странами-союзницами по ОВД. Если в ходе интервенции в Чехословакии войска получили от имени президента страны Людвика Свободы и по линии Министерства обороны приказы не оказывать сопротивление многократно превосходящей военной силе, то в Румынии ситуация была иной. После выступления Чаушеску с призывом к народному сопротивлению избежать развития событий по более жесткому сценарию было едва ли возможно, учитывая и то, что ставленники Москвы, получившие образование в военных академиях СССР и сохранявшие связи с советским генералитетом, были в 1960-е гг. как «ненадежные» кадры полностью вытеснены из румынской военной элиты.

Пребывая первые дни в ожидании возможного советского вторжения, 24 августа Чаушеску отбыл в Югославию, где в городе Вршац вблизи румынской границы состоялась его встреча с маршалом Тито[506]. Явно и публично не поддержав военную акцию ОВД в Чехословакии, югославский лидер вместе с тем призвал Чаушеску к сдержанности. Он заявил, что вовсе не собирается оказывать Румынии военную помощь в случае ее вооруженного конфликта с Москвой, поскольку это было бы равносильно вступлению Югославии в войну с СССР. Более того, Тито в порыве откровенности прямо сказал Чаушеску, что прикажет разоружить румынские войска, если они вдруг отступят на югославскую территорию. (Это выглядело уже плохо скрытой насмешкой мэтра над зарвавшимся учеником, если не легкой отрезвляющей пощечиной.)

Вместе с тем ни на один день не прекращались и контакты представителей румынского руководства с советскими дипломатами, чему встреча с Тито дала новый стимул. По возвращении из Югославии Чаушеску пригласил к себе утром 25 августа советского посла. В ходе беседы с румынской стороны было выражено недоумение в связи с сомнениями Москвы в способности опытных чехословацких коммунистов без внешнего военного вмешательства решить стоящие перед страной проблемы, равно как и в связи с недоверием к Румынии, никогда не порывавшей дружественных отношений с СССР и сохранявшей верность своим союзническим обязательствам[507]. Акция 21 августа была расценена как сильный удар по единству мирового коммунистического движения. Вместе с тем предпринятые командой Чаушеску меры по урегулированию отношений с Москвой и встречные шаги руководства КПСС, также не заинтересованного в чрезмерной эскалации, привели в течение нескольких недель к снижению напряженности в советско-румынских отношениях[508]. В конце ноября именно в Румынии прошло плановое заседание высшего командного состава войск ОВД, что само по себе свидетельствовало о возвращении отношений на прежний докризисный уровень.

Свою решительную позицию в условиях острого международного кризиса августа 1968 г. Чаушеску в полной мере использовал в целях сплочения румынского общества на основе поддержки проводимой внешнеполитической линии. Так, выступая 21 августа на упомянутом выше митинге, он подчеркнул, что обращается ко всему народу страны независимо от национальностей, упомянув в этом контексте и румынских венгров, разделяющих в это непростое время судьбу всех граждан своего отечества[509]. Совершив в конце августа поездки по стране, члены высшего руководства могли убедиться в стабильности ситуации. Можно предполагать, что особую озабоченность вызывали настроения в Секейском крае, где происходила реорганизация ВАО в ряд уездов: для ознакомления с обстановкой в этом проблемном венгероязычном регионе туда приехал сам Чаушеску. В речи перед активом нового уездного центра Меркуря-Чук он счел нужным упомянуть, что в результате проводимых в стране реформ «выдающиеся достижения социализма в Румынии» станут более доступными людям на их родном языке, и даже произнес на венгерском языке написанную спичрайтерами здравицу румынской компартии[510]. Подобного рода популистские жесты, конечно же, были призваны способствовать укреплению его личной власти, в том числе и в трансильванской венгерской среде. Ряд видных представителей венгерской интеллигенции Трансильвании предпочли «правду» Бухареста, а не «послушание» Будапешта, действующего под диктовку Москвы, публично выступив в защиту политики Чаушеску на чехословацком направлении. Довольно широкая поддержка в румынском обществе независимой линии своего руководства создала максимально благоприятную атмосферу для осуществления административно-территориальной реформы, в ходе которой с ликвидацией ВАО больше других пострадали именно трансильванские венгры. Правда, донесения Секуритате и письма граждан в ЦК свидетельствуют о неоднозначном отношении в венгерской этнической среде Трансильвании к силовой акции 21 августа и особой позиции Румынии