Григорий Арш - Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки Страница 6

Однако с конца марта ситуация для объединенных греко-русских сил в Пелопоннесе осложнилась. Порта ввела для подавления восстания значительный корпус, набранный из албанцев-мусульман, считавшихся лучшими солдатами Османской империи. По некоторым данным, их численность составляла 15 тыс. человек. Между тем боеспособность сражавшихся против них сил падала: ее подрывала слабая боевая подготовка повстанцев, недисциплинированность маньятов, составлявших их бо́льшую часть, и их склонность к эксцессам. Маньяты не только убивали сдававшихся на капитуляцию турецких солдат, но и устраивали резню женщин и детей. В результате гарнизоны турецких крепостей в Пелопоннесе стали упорно сопротивляться. Потерпев неудачу при осаде турецких крепостей Модона (Метони) и Корона (Корони), что создало угрозу для базы русского флота в Наварине, А. Г. Орлов решил покинуть греческий полуостров. 26 мая (7 июня) 1770 г. русские силы, предварительно взорвав крепостные сооружения Наварина, покинули его. Далее события развивались с калейдоскопической быстротой. Эскадра Г. А. Спиридова, соединившись с вновь прибывшей эскадрой Дж. Эльфинстона, настигла турецкий флот в проливе между островом Хиос и малоазиатским побережьем, и в ожесточенной битве 24–26 июня (5–7 июля) полностью уничтожила его. После этого русский флот установил свое господство в Архипелаге, ставшем базой его операций в Восточном Средиземноморье.

Вину же за неудачу своей сухопутной операции в Морее А. Г. Орлов целиком возлагал на греков. В частности, в 1772 г. он писал Н. И. Панину: «робость и неверность греков в самом открытии сей экспедиции заградили нам все пути к сухопутным предприятиям и заставили устремить все силы наши на действия морския»[40]. Однако авторитетные российские историки критически отнеслись к такому объяснению А. Г. Орловым причины неудачи его действий в Морее. С. М. Соловьев отвергает прозвучавшее из уст графа обвинение греков в трусости: «Греки, с которыми имел дело Орлов, не были трусами, но при условиях своего быта они не были способны к наступательному движению, к битвам в чистом поле; они были храбры, неодолимы в войне оборонительной, при защите искусственных или природных укреплений»[41].

Есть немало фактов, опровергающих огульные обвинения А. Г. Орлова в адрес греков. Так, стоит здесь привести характеристику, которую дал И. А. Ганнибал поведению модонского епископа Анфимоса Каракаллоса при штурме Наварина:

«Во время начальства моего под городом Наварином, где застав оного епископа с немалым числом военных и прочих усердствующих греков, я большую помощь получил; и по справедливости скажу, что он оказывал беспримерное и несумнительное усердие и доброжелательство к поспешествованию побед оружия Ея Величества. Он не только уговаривал своих иноземцев словами, но и в труднейших случаях, не уважая сан свой и семидесятилетнюю старость, примером собственным к тяжчайшим трудам поощрения делал, и находился во все время приступа сего города безотлучно на ботареи, подверженной сильнейшему огню неприятельскому»[42].

Пелопоннесцы продолжали сражаться и после ухода русских сил с полуострова. Более того, успехи русских на море породили в Пелопоннесе надежду на возобновление восстания при поддержке русской армии. Об этом сообщил Либерал Бенаки, сын одного из руководителей Пелопоннесского восстания Панайотиса Бенакиса, впоследствии ставший российским дипломатом. В его автобиографической записке, представленной в 1797 г. в Коллегию иностранных дел, говорилось: «В 1770 году он командовал 12000 майнотов, когда турки после баталии при Модоне засели в Каламате, несколько дней кряду имели с ними сшибки, пока отец его приказал ему оставить город и удалиться в Майну, где должно было укрепиться до возвращения флота, оставившего Морею для преследования неприятеля». Сам же Панайотис Бенакис отправился на встречу с А. Г. Орловым и, как утверждает его сын, тщетно убеждал его после уничтожения турецкого флота вернуться с войсками в Пелопоннес[43]. Между тем албанские отряды овладели всем этим греческим краем, кроме Мани, где они встретили непреодолимое сопротивление свободолюбивых горцев.

Хотя восстание в Пелопоннесе и не возобновилось, многие пелопоннесцы продолжили сражаться в составе русского флота в Архипелаге. По некоторым данным, еще во время пребывания русских в Наварине из добровольцев – греков и албанцев – по распоряжению А. Г. Орлова было сформировано пять батальонов, в том числе батальоны мореотов и маньятов[44]. А в феврале 1771 г. Стефанос Мавромихалис набрал еще 300 маньятов для службы в российском флоте[45]. Греки-добровольцы плечом к плечу с русскими солдатами и моряками сражались во многих битвах. Из этих добровольцев, после окончания войны переселившихся в Россию, в 1783 г. было создано специальное воинское подразделение – Греческий полк, в 1797 г. преобразованный в Балаклавский батальон. Первым его командиром стал Стефанос Мавромихалис. Война 1768–1774 гг. тесно связала некоторые видные фамилии Пелопоннеса с Россией. В России образовалась своя ветвь капитанской семьи Мани – Мавромихали, которая установила связь с российским правительством еще накануне Архипелагской экспедиции А. Г. Орлова. Родоначальником этой ветви и стал Стефанос Мавромихалис.

Российские эмиссары обратили в свое время внимание и на другую влиятельную семью Пелопоннеса – Бенаки. Глава семьи Панайотис Бенакис и его сын Либерал оказали большую помощь русским военачальникам при подготовке и проведении операции в Пелопоннесе. В рекомендательном письме, данном в 1774 г. А. Г. Орловым Либералу Бенаки, говорилось, что он «вместе со своим отцом оказал для нас отменные услуги, как-то в набирании людей, так и в постановлении провиантов для войск Ея Величества за что турки, злобствуя на него, разорили его дом, лишили всего имения, состоящаго на полуострове Мореи и причинили как ему, так и всей его родне разные гонения…»[46]. Русское правительство поддержало имущественные претензии семьи Бенаки к Порте, и ему удалось добиться частичного возвращения этой семье принадлежавшей ей огромной земельной собственности в Пелопоннесе. Сам же Либерал Бенаки был принят на русскую дипломатическую службу, а в 1783 г. назначен генеральным консулом на Корфу; эту должность он занимал до самой своей смерти в 1820 г.

Восстание 1770 г. стало важной вехой в истории борьбы Греции за национальное освобождение. Оно способствовало росту самосознания греков, ускорило формирование национально-освободительной идеологии. Освободительные устремления греков получили тогда широкую огласку благодаря публицистическому труду «Желания греков к Европе христианской». Автором этого произведения, опубликованного в нескольких европейских газетах, а также в приложении к настоящему труду, был участник Архипелагской экспедиции Антон Джика, по происхождению – православный албанец, по национальному самосознанию – грек. В этом обращении греческого патриота к Европе нашло отражение горячее стремление греков восстановить свою свободу и, одновременно, их опасения, что враждебность европейских правительств помешает России довести до конца войну с турками, которая, при участии восставших греков, должна была завершиться освобождением Греции.

Поражение восстания имело тяжкие последствия для населения Пелопоннеса. Эта богатая греческая провинция подверглась опустошению, многие ее жители стали жертвами насилия и террора со стороны отрядов албанских наемников, фактически оккупировавших Пелопоннес до 1779 г. Были разрушены многие города, до основания разорены поля. Спасая свою жизнь, тысячи мореотов укрылись в горах, бежали на острова и даже в Малую Азию. Убыль населения здесь в 1770–1779 гг. была весьма значительной. Как говорилось в одном из донесений 1780 г. А. С. Стахиева, российского посланника в Константинополе, Пелопоннес опустошен до такой степени, что «оставшееся там число жителей не в состоянии снимать на себя и до тритдцати тысяч харачных билетов, кои до прошлой войны обыкновенно за семьдесят тысяч простирались»[47]. Это говорит о резком падении численности греческого населения Пелопоннеса, так как «харачные билеты» представляли собою свидетельства об уплате хараджа – подушного налога, которым облагались только немусульмане.

Русско-турецкую войну завершил в 1774 г. Кючук-Кайнарджийский мирный договор. Договор этот, обеспечивший закрепление России на побережье Черного моря, имел огромное значение и для балканских народов, в частности греков. За Россией было признано право покровительства православному населению Османской империи. Порта вынуждена была предоставить амнистию всем участникам освободительного восстания в Греции. Согласно статье 17-ой договора острова Архипелага возвращались Порте, но за Россией признавалось право особого покровительства этим островам. Эта статья свидетельствовала о том, что приоритеты русской политики в Греции переместились с Пелопоннеса на Архипелаг. На это указывал и тот факт, что когда Россия, в соответствии с правом, полученным по Кючук-Кайнарджийскому договору, приступила к основанию своих консульств в Греции, то шесть из них были учреждены в Архипелаге и только одно – в Пелопоннесе[48]. Война 1768–1774 гг. создала важные моральные и материальные предпосылки для расширения национально-освободительной борьбы греческого народа. У греков возросла вера в собственные силы; как писал в 1803 г. известный греческий просветитель и национальный идеолог Адамантиос Кораис, греки отныне убеждены в том, «что их угнетатели – это люди, которых можно побеждать, как они их побеждали рядом с русскими и что вполне возможно и самим им их побеждать, если ими будут руководить способные вожди»[49]. Русское правительство и дипломатия продолжили и расширили покровительство грекам как в России, так и в Османской империи. В результате, несмотря на тяжкую катастрофу, постигшую Морею, широкие массы греческого народа по-прежнему с большой симпатией и надеждой смотрели в сторону России.