Даниил Альшиц - Начало самодержавия в России Страница 6

«Ждут, бывало, с юга» — и действительно, дьяки Разрядного приказа записывают: «Крымский хан с царевичи и со всеми мурзы идет на русские украины». «Ан с востока лезет рать» — и снова в Разрядный приказ пришла весть: «Казанские и астраханские ханы перелезли через Оку и идут к Москве». «Справят здесь, — лихие гости идут от моря» — это «свидские немцы» (шведы) «на многих кораблях подошли под Орешек».

То литовские, то польские паны «пошли на русские грады». А вот и «ливонские немцы в Псковской земле государевых людей побили», позабыв уроки, преподанные их предкам Александром Невским.

Так изо дня в день, из года в год, из века в век. По всем этим вестям собираются войска, создается походный запас, снаряжается «пушечный наряд», назначаются воеводы и головы. В целях выяснения замыслов врагов изучаются данные о положении на его территории. Например, сообщение о грабеже русских купцов в Казани — свидетельство о готовящемся новом нападении татар на Русь. Вести о малейших изменениях на границе доставляют в Москву «вестовщики», передавая их по заранее подготовленным маршрутам эстафетным порядком. Полученные сообщения незамедлительно рассматриваются царем и Боярской думой. Интересно, что Разрядная книга за сто лет зафиксировала всего один случай, когда дума признала ошибочным сообщение пограничной стражи. В 1570 г. поступило известие о готовящемся наступлении на Русь крымского хана. Но и в тот раз ошиблась не разведка, а не поверившая ее предупреждению Боярская дума. В этом году именно с указанного направления начался знаменитый набег Девлет-Гирея, закончившийся сожжением Москвы.

Разрядная книга дает лаконичное, но яркое описание этого события: «… и крымский царь посады на Москве зажег, и от того огня грех ради наших оба городы выгорели, не осталось ни единые храмины, а горела всего три часа. А затхнулся в городе боярин Иван Дмитриевич Вельской, а был он ранен, да боярин Михайло Иванович Воронова (сын) Волынской и дворян много и народу безчисленно. А затхнулся от пожарного зною. И царь крымской пошел от Москвы в субботу… А государь был и царевич в ту пору в Ростове. И прииде государь к Москве, и видя ту великую беду, излил многие слезы и повеле град прятати (хоронить, убирать разрушения. — Д. А.) и мертвых людей…». Так бывало редко. Обычно русские воины давали врагам решительный отпор. Сохранился великолепный, поэтически звучащий отклик на обстановку непрерывной боевой обороны русской земли. В «Казанской истории», написанной в честь взятия войсками Ивана Грозного Казани, читаем: «Воеводы же московские, где убо ощутивше варвар, и на кою украину пришедших и тако там собравшихся, прогоняху их и, как мышей, давяху и побиваху. То бо есть от века… дело варварское и ремество — кормиться войною».[15]

Из Официальной разрядной книги мы впервые узнаем и о том, как в Московской Руси награждались за одержанные победы воины и военачальники. Сначала присланный от царя боярин говорил: «Государь царь и великий князь велел вам поклониться и велел вас о здоровье спросить». Затем следовали награды. Многих награждали монетами различного достоинства — «золотой притугальский» (португальский), «золотой корабленный» (т. е. с изображением кораблика), «золотой московский» и другими. Размер награды зависел не столько от конкретных боевых заслуг, сколько от служебного положения данного лица — «по человеку смотря». Награды вручались непосредственно в военном стане, возле шатра самого царя или присланного от царя боярина. Кроме того, составлялась «роспись, что дать боярам и воеводам и головам государева жалования за службу». Главноначальствующим в доходе воеводам давали за победу высшую награду — «из большие казны по шубе да по кубку». Именно такая шуба и называлась — «с царского плеча». Другим в зависимости от служилого достоинства давались шубы ценой в 100, 60, 50, 35, 20 и 15 рублей, серебряные кубки, ковши, чарки.

В Разрядной книге находим и редкую запись, которая, надо полагать, не прошла бы мимо внимания пушкинистов, изучающих родословную поэта, если бы они заинтересовались этим материалом: «Григорию Григорьевичу сыну Сулейше Пушкину — шуба 20 рублев, да чарка 2 гривенки, да ему ж пять рублев за рану».

Торжества награждений да и царские пиры в честь тех или иных побед нередко омрачались ожесточенными местническими распрями. Картина печально знаменитого местничества и решительная борьба против него Ивана Грозного впервые предстает перед нами в таком полном виде на страницах Разрядной книги.

«Поруха государеву делу» от местничества была огромной. Тяжелые поражения, затянувшиеся осады городов, задержка снабжения войск — все это зачастую являлось прямым следствием местнических неурядиц. Правительство и царь вынуждены были без конца копаться в родословных, руководствоваться ими при назначениях и разбирать местнические споры. Для разбора этих дел во время походов при войске находился специальный дьяк «у челобитных». В ряде случаев из Москвы приходилось запрашивать родословные справки.

Иван Грозный ограничивал местничество в законодательном порядке и сурово наказывал злостных «местников». Многие документы местнических дел передают живой язык их авторов. То и дело раздаются грозные окрики царя Ивана Васильевича против заместничав-шихся военачальников, вроде таких: «местничаешься бездельем!», «то князь Захарей плутует!», «чтоб впредь не врал!», «и он бы впредь не дуровал!». На непокорных сыпались наказания: «Бить батоги и списки (вверенного ему полка. — Д. А.) отдать!», — приказывал царь, и родовитого боярина секли специальными тонкими палками — батогами. Бывало и более страшное наказание: «Будет поруха государеву делу, и ему от государя быть казнену смертью!». Разрядная книга зарегистрировала даже факт ссылки в Сибирь не пожелавшего подчиниться ни кнуту, ни тюрьме упрямого местника князя Петра Барятинского. Похоже, что перед нами имя первого ссыльнопоселенца Сибири.

После смерти Грозного в расчете на мягкость царя Федора Ивановича бояре и воеводы открыли энергичную местническую кампанию. Ни один разряд не проходил без самых настоящих воеводских «стачек». Однако эти расчеты не оправдались. Царь Федор, вернее его именем Борис Годунов, быстро дал почувствовать распоясавшимся местникам достаточно твердую руку. Отказывающихся «брать списки» князей тотчас сажали в тюрьму и держали, пока не одумаются. В царствование Бориса строгости еще больше усилились. Князя Федора Романова (отца будущего царя Михаила, основателя династии Романовых) царь Борис приказал сковать и вывезти к месту службы на телеге.

Дело доходило до смешного. Так, например, знаменитый воевода Петр Басманов и князь Михаил Кашин, получив адресованную обоим царскую грамоту и не желая ехать один к другому, назначили друг другу свидание на улице, так сказать на нейтральной территории, для совместного слушания царского указа.

Следует заметить, что герои всех таких споров тяжело переживали несправедливые, по их мнению, назначения. Тот же воевода Петр Басманов буквально накануне своего перехода на сторону Лжедмитрия, прочитав указ о новом назначении, «патчи на стол, плакал, с час лежа на столе». Как знать, возможно, несправедливость именно этого назначения и вызвала его переход со службы царю Борису к самозванцу.

Неменьшую ценность для изучения эпохи Ивана Грозного и его опричнины имеет и другая находка. Речь идет о рукописи № 542 того же Эрмитажного собрания Государственной Публичной библиотеки. Она также числилась в описях, составленных в XVIII и XIX вв., но внимания исследователей опричнины не привлекла. И можно понять почему.

Науковедение пользуется термином «парадигма». Он обозначает установившееся в науке по тому или иному вопросу мнение, принимаемое как незыблемое. Как известно, наука движется вперед путем преодоления своих парадигм. Однако происходит это преодоление нескоро и, как правило, небезболезненно. Для примера достаточно напомнить парадигму о том, что Солнце вращается вокруг Земли. Этот вывод Птолемея держался веками и не только потому, что был взят под защиту инквизицией, а прежде всего потому, что вращение Солнца вокруг Земли «очевидно» любому и каждому.

Для исследователей эпохи Грозного такой парадигмой было убеждение, что опричнина была отменена в 1572 г., поскольку ни в разрядных книгах, ни в других официальных документах слово «опричнина» после 1572 г. будто бы не встречается. Данное убеждение и помешало тем, кто заносил рукопись в инвентари и описи, а также и тем, кто эти инвентари и описи просматривал в поисках материала об опричнине, заподозрить в огромном списке служилых людей Ивана Грозного список опричников. В заголовке документа, который она содержит, читаем: «Лета 7081 (1573) марта в 20 день государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии пометил боярам, и околничим, и дияком, и приказным людям свое жалование по окладу».