Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии Страница 6

В вышеупомянутом шифрованном письме о среднеазиатском золоте Беневени писал государю: «Со всякою покорностию последнее мое слово предлагаю, что ежели вы желаете себе авантаж добрый и хорошую казну прибрать, лучшего способа я не сыскал, что к описанным местам собираться войною: сила все резоны уничтожает. Посторонних велико опасение не будет, ибо все генерально между собою драки имеют». Тут же посол добавлял и другую приятную для государя весть о прежнем течении Аму в Каспийское море. Он доносил, что Аму-Дарья в прежнее время действительно впадала в Каспийское море, но только не вся, а одним лишь рукавом, другим же она всегда вливалась в Аральское море. Вследствие же каких причин произошло запружение рукава, впадавшего в Каспий, ему в Бухаре положительно ничего не говорили. По догадкам одних, река высыхала по мере того, как поселения на ней пустели; по другим — на берегах ее жил когда-то воинственный народ, грабивший Хиву и Бухару, вследствие чего и та и другая решили, что для того, чтобы победить этот народ, единственное средство — лишить его воды. Построили плотину, и берега реки тотчас опустели, когда русло ее иссякло.

Нельзя не отдать полной справедливости энергии и добросовестности почтенного Беневени. К сожалению, однако же, труды его не привели ни к чему: персидский поход неожиданно прервался, а вскоре затем последовала и кончина Великого Императора.

Беневени прибыл в Астрахань, когда на престоле российском сидела Екатерина I.

Правительство перенесло катастрофу, постигшую Бековича, довольно безразлично — может быть, и потому, что неудача породила преувеличенные понятия о трудностях похода в Хиву, и с тех пор до 1839 г., т. е. в течение 122 лет, на вероломство, всегдашние грабежи и разбои хивинцев правительство наше отвечало одним только «презрением». При удобных случаях забывали прошлое и старались установить дружеские сношения с Хивою. Так, в 1793 году, вследствие особой просьбы хивинского хана, отправлен был в Хиву императрицею Екатериною П глазной врач надворный советник (везде, впрочем, называвшийся майором) Бланкенагель, который нашел глаза дяди Фезаль-Бия неизлечимыми. Невежественные хивинцы требовали, однако же, исцеления, грозя врачу в противном случае смертию. Фезаль-Бий ослеп, а Бланкенагель засажен в яму, ограблен и приговорен к смерти. Однако же, благодаря тому, что до ареста своего успел вылечить до 300 больных туркмен и хивинцев, ему удалось склонить некоторых из них на свою сторону и с помощью их бежать из Хивы, через Мангишлак, в Астрахань.

В 1818 г. оренбургский военный губернатор Эссен послал в Хиву с письмом поручика 4-го башкирского кантона Абдул-Насыра Субганкулова, по поводу жалобы купцов Лазарева и Енушева на ограбление их каравана хивинскими разбойниками. Поручик избавился от казни только тем, что доказал принадлежность свою к магометанской вере и обрил голову. Аталык послал с ним к Эссену предупреждение, что всякий посланец будет либо казнен, либо обращен в рабство.

Однако в 1819 году в Хиву был послан караванбаши Ата-нияз и коллежский советник Бекчурин, 70-летний старик-мусульманин. Но, по словам рапорта Эссена государю, «чиновник сей принят был там с сугубым раздражением, четыре месяца содержан под крепкою стражею в унизительном месте и, наконец, не быв выслушан, отправлен в Россию без всякого ответа».

Глава II

В 1824 г. послан был в Бухару известный вооруженный караван, под конвоем из 625 человек, при двух орудиях. Начальником каравана назначен был полковник Циолковский, знаменитый уже своими неудачами в степных походах. 13 января за Дарьею, в песках Кизил-Кум, близ урочища Биш-Тюбе, на караван напала шайка хивинцев. Циолковский доносил, что хивинцев было 8000 и что караван застигнут в дефиле. Теперь уже не тайна, что у Биш-Тюбе никакого дефиле нет, а что касается до цифры нападавших, то она, конечно, преувеличена, так как в маловодной степи ходить такими сильными отрядами невозможно, даже и для хивипцев. Караван наш, по словам Циолковского, сидел в блокаде за завалами 12 дней. Где же брали воду 8000 хивинцев? Здравый смысл не допускает верить донесению Циолковского, а недобросовестность этого офицера, сделавшаяся очевидною впоследствии, еще усиливает составившееся убеждение, что Циолковский просто струсил. Как бы то ни было, но товары были брошены в добычу хивинцам, под предлогом недостачи воды и дров, а конвой налегке потянулся обратно…

Хивинцы преследовали его еще 6 дней и, наконец, отстали. Так погибло предприятие, обещавшее оживить торговлю, упрочить сношения с центральным рынком Средней Азии — Бухарою и поднять наше политическое влияние. Генерал-лейтенант Иванин в «Описании зимнего похода в Хиву 1839–1840 г.» говорит, между прочим, что Циолковский «был ненавидим подчиненными и не мог не опасаться, что при первой неудачной стычке его выдадут головой». Трудно понять хорошенько, что значит «выдать головою», если то, что войска не идут вслед за начальником и предоставляют ему идти одному на верную погибель, то это, конечно, возможно только при условии, что начальник идет вперед, а этого, по характеру Циолковского, ожидать было нельзя и, следовательно, опасение было совершенно напрасно. Другое дело, если под выражением «выдать головою» разумеется какая-нибудь неосторожность, которой всегда опасается нелюбимый начальник. Если бы Циолковский рискнул пробиться в Бухару, что, конечно, было возможно, то даже и без товаров он принес бы громадную пользу, ввиду предполагавшейся зимней экспедиции против Хивы. Неудачный выбор начальника стоил казне 290 000 р., считая и пособия купцам в 60 000 р., да 547 000 потеряли купцы.

В 1824 г. зимой предпринята была новая экспедиция к устьям Эмбы для наказания морских разбойников и для исследования путей в Хиву. Поручение это возложено было на полковника Генерального штаба Берга. Из Сарайчиковской крепости выступило 500 чел. пехоты, 400 казаков оренбургского войска и 4 орудия, а из Гурьева 3 полка уральского войска (1200 чел.) и 2 орудия. Такой сильный состав (2310 чел. при шести орудиях) и приготовления, обличавшие расчет на продолжительную экспедицию, явно указывали на тайную цель движения: поиск против Хивы. Нивелировка была только предлогом.

Обоз отряда состоял из 872 пароконных повозок с 1744 лошадьми (уральцы поставили 600, оренбуржцы 600 и башкиры 544). Продовольствие составляло 30 000 пудов. Шанцевый инструмент состоял из 200 топоров, 400 мотыг и 100 лопат. Взято было, для безводных переходов, 2000 турсуков (целые бараньи шкуры с завязанными лапками — для воды). Понятно, что с такими тяжестями нельзя делать легкого набега: кроме того, для наказания морских разбойников мотыга не нужна, — отсюда прямо вытекала уверенность, что в случае возможности отряд не ограничится разбойниками и съемкой…

Это убеждение существовало не только между русскими, но между киргизами, от которых перешло и к хивинцам. Носились слухи, что в Хиве распространилась такая паника, что уже отлиты были золотые ключи…

Как бы то ни было, но 16 декабря отряд выступил из Сарайчиковской крепости, а через 6 дней, 22-го числа, на устье Эмбы уже взято было в плен 260 разбойников, которые и отправлены в Гурьев с конвоем из 230 человек пехоты и 220 казаков, при 2 орудиях. Дальше идти было трудно, по неимению теплой одежды и потому еще, что тяжести везлись не на верблюдах, а на телегах (!). Поэтому Берг 7 января 1825 года отправил обратно остальную пехоту и 4 сотни казаков при 2 орудиях, а тяжести навьючил на верблюдов. До 10 января он с остальными 1000 казаками шел по берегу Каспия, 13-го поднялся на Устюрт, 27-го был уже на Аральском море, прошел 80 верст по берегу этого моря к югу и 11 февраля пошел назад напрямик к Нижнему Уралу, а 4 марта воротился в Сарайчиковскую, потеряв по день прихода 20 человек умершими, 42 больными и 1842 лошади. Экспедиция стоила 196 570 р. Результатами были съемки и барометрическая нивелировка. Хивинцы считали, однако же, поход этот неудавшеюся попыткою завоевать Хиву, а присмиревшие было разбойники опять принялись за старое.

Берг представил план нового похода в Хиву: на этот раз он считал невозможным двигаться без опорных пунктов, которые бы служили и складами запасов.

Место для такого укрепления Берг указал на урочище Донгуз-Тау, но так как он сам видел это урочище только зимою, когда в камышах и чиях укрывались киргизские аулы, а расспросить о том, можно ли кочевать здесь летом, — не догадался, то в результате оказалось, что когда 14 лет спустя предпринята была знаменитая экспедиция Перовского и на Донгуз-Тау решено было построить укрепление, то посланный наверняка отряд, во-первых, не дошел до урочища в данном составе (обоз и пехота были оставлены на дороге), а во-вторых — и летучему отряду из 200 башкир не пришлось даже отдохнуть на Донгуз-Тау по совершенному безводию и недостатку травы. Так как укрепление где-нибудь надо было строить, то, за неимением поблизости лучшего, выбрали урочище Чушка-Куль при р. Ак-Булак с солонцеватою водою, а это имело роковые последствия.