Петр Голубовский - Печенеги, торки и половцы Страница 6

Можно ли после сказанного поставить рядом с нашим летописцем любознательных ученых арабов, как Ибн-Хордадбег, Ибн-Фоцлан Ибн-Фадлан. – Примеч. ред.), Массуди? Каждый путешественник, каждый писатель сообщает иногда факты, требующие строгой поверки, но из этого не следует возможность отрицать все его известия.

Когда Массуди писал свое известие о Подонском поселении славян, входивших в пределы Хазарии, последняя была прекрасно известна арабам. Мы могли бы в доказательство указать на выводы, сделанные господами Григорьевым и Савельевым в указанных раньше трудах. Оба они работали в одно время, независимо друг от друга, и пришли к одинаковым заключениям об обширности сношений народов на территории теперешней России с Азией. Но не лишним считаю указать несколько фактов, относящихся к Хазарии. Между Таврическим полуостровом и Азией существовали издавна самые оживленные сношения. Они были так прочны, что не прекращались даже в XIII в., когда занятие степей кочевниками выдвинуло для них много препятствий. Весьма интересны в этом отношении данные, находимые у Ибн-эль-Атира, арабского писателя середины XIII в. Он рассказывает, что, когда в 1223 г. татары потребовали от владетеля Тебриза[92] выдачи бежавших хорезмийцев, то владетель часть последних убил, часть взял в плен; пленных и русских (купцов) отправил с подарками татарам[93]. Для нас это известие должно сохранять полную силу и в том даже случае, если здесь именем русских купцов названы некоторые из хорезмийцев, торговавших на Руси.

Хазарская кольчуга. IX в.

Рассказывая о взятии Судака татарами, Ибн-эль-Атир говорит, что к этому городу пристают суда с одеждами и частью покупают, частью выменивают на них невольников и меха[94]. Когда пришли татары, сетует он далее, дорога нарушилась, и не получалось никаких товаров, ни чернобурых лисиц, ни бобров, ни белок, что отправлялось из тех стран; когда же татары возвратились, то дорога открылась, и стали отправлять товары по-прежнему[95]. О событиях 1223 г. Атир говорит по рассказам бежавших из Крыма[96]. Если такие оживленные сношения происходили во времена Атира, то нет повода уже сомневаться в верности арабских известий предыдущих столетий о вывозе из земли Руса и Славонии всякого рода мехов, когда Хазария покровительствовала этой торговле. Ей способствовали в сильной степени евреи, в большом числе проживавшие в этом государстве. Поселение этой нации на Таврическом полуострове восходит к отдаленному времени. Еще раньше появления готов в Крыму в Пантикапеоне находилась иудейская синагога и есть свидетельство, что в VII в. тут существовала иудейская община[97]. При Гарун-эль-Рашиде хазарские правители приняли иудаизм, и с тех пор много евреев утвердилось в их стране, особенно после 944 г., когда на них было поднято гонение в Византийской империи[98]. Есть известие у Ибн-Хордадбега, что раданиты ездили из Западной Европы или морем или сушей в Суэц, Аравию, Индию, Китай и говорили по-персидски, латински, арабски, французски, по-испански и славянски[99]. Эти раданиты, не без вероятия, могут быть признаны за евреев.

Обширные торговые связи были между поволжскими берегами и Центральной Азией – Хорезмом. Булгары и славяне вели с ним деятельную торговлю[100]. Она происходила главным образом в столице Хорезма, Джурджание или Куркандже. Из этого города часто направлялись караваны в Хазарию, Маверанагру и Джорджан. Сюда стекались пушные товары и рабы хазарские, славянские и тюркские[101]. Из Джорджана шли караваны на верблюдах в самый Багдад[102]. Хорезмийцы иногда делали и набеги на болгар и славян, причем многих из них уводили в плен[103]. Скажем, между прочим, что последнее известие говорит в пользу существования славянских поселений по Дону, ибо нападать на славян хорезмийцы могли только в областях приволжских или придонских. У эль-Атира сохранилось даже такое предание, что несколько после принятия иудейства на хазар напали хорезмийцы и покорили их; что в другой раз (в 204 году гиджры, т. е. 819–820 гг. по P. X.) хорезмийцы подали хазарам помощь под условием принятия последними исламизма[104]. Оно указывает на близость отношений между Хазарией и Хорезмом. Кроме того, известно, что гвардия хазарского кагана состояла из хорезмийцев[105].

Как давни были сношения хазар с Персией, видно, например, из того, что при Хозрое был в силу политических обстоятельств воспрещен доступ к его двору иностранцами из Хазарии и Аллании[106]. Столетием ранее эры арабов владения хазар простирались до реки Аракса[107]. С развитием силы арабов начались их частые столкновения с Хазарией. Борьба эта шла с переменным счастьем. Результатом ее прежде всего должно было явиться расширение этнографических и географических сведений арабов о Хазарии и областях между Черным и Каспийским морями. Оба народа в своих походах глубоко проникали в страны один другого: с одной стороны хазары доходят до Моссула, проникают и в глубь Персии, с другой – арабы берут хазарские города Семендер, Баланджар[108]. Чем далее шло взаимное знакомство двух наций, тем более расширялись и сношения между ними. Отношения были и дружественные, коммерческие. Любопытство или выгоды побуждали арабских путешественников ездить в северные страны. Особенно эти отношения усилились в X в.[109]

Этого небольшого очерка вполне достаточно, чтобы убедиться, что во времена Массуди страны между Волгой и Доном, между Черным и Каспийским морями были прекрасно известны арабам. Мог ли бы наш путешественник написать ложь в своем сочинении, притом без всякого интереса для себя, когда его могли уличить в ней его современники, знавшие о Хазарии не менее его. Что значило для него славянское поселение на Дону сравнительно с его ученой известностью на Востоке. Не забудем, что период IX–X вв. на всем Востоке, в Византии, в Багдаде был лучшим временем географии[110].

В заключение мы могли бы привести соображения о славянстве населения Тмуторакани господ Ламанского, Барсова, Иловайского, Багалея, но это только увеличило бы объем главы, тем более что выводы, сделанные ими, известны. Важнее всего, что каждый из них шел различными путями[111]. Заканчиваю свои доказательства о существовании славянских поселений по Дону словами господина Срезневского, сказанными им по другому поводу: «Как-то нам все еще странно представлять, что это было, а тем не менее надобно, наконец, освоиться с подобным взглядом»[112].

Нам нет надобности долго останавливаться на вопросе о славянских поселениях в области рек Днепра, Буга, Днестра. «Дулеби же живяху по Бугу, кде ныне волыняне, а улутичи, тиверцы седяху по Бугу и по Днепру, и приседяху к Дунаеви; и бе множство их, седяху бо по Бугу и по Днепру оли до моря»[113]. Таково известие Ипатьевской летописи, но другие списки помещают эти племена по реке Днестру[114]; однако все они единогласно говорят, что уличи и тиверцы занимали и приморскую область. Старание точно определить местность, которую занимали эти славянские племена, вызвало несколько статей, посвященных этому вопросу или касающихся его отчасти. Мнения получились весьма разнообразные, но каждое из них, по нашему крайнему разумению, представляется гипотетичным[115]. Для нас нет особенной важности, обитало ли племя уличей в углу, образуемом Днепром, или они жили между западным берегом Азовского моря и Днепром, или в углу между Днестром и Дунаем. Важно только то обстоятельство, что местность в бассейне рек Днепра, Буга и Днестра до самого моря была занята оседлыми славянскими племенами. Все, занимавшиеся вопросом об этих племенах, согласны с этим. Также никто не отрицает, что уличи и тиверцы представляют потомков тех антов и славян, которых поселения мы видели в данной местности в VII в.[116]

Таким образом, это оседлое население продолжало существовать на своей территории до самого появления кочевников – печенегов в IX в. Наша летопись утверждает, что уличи и тиверцы удерживались тут даже в XI в. «Суть гради их и до сего дне», – говорит она. Это известие весьма важно, и нам придется говорить о нем несколько далее, в одной из следующих глав. Как византийцы рисуют нам антов многочисленным, сильным народом, так и наша летопись говорит об уличах и тиверцах, что «бе множьство их». Нельзя сомневаться, что уличи и тиверцы во время зарождения государства у полян стояли по культуре выше других славянских русских племен. Большему культурному развитию их способствовало географическое положение занимаемой ими местности. Благодаря ей они рано должны были сделаться участниками в черноморской торговле: они не были только «приречными» жителями, а и приморскими, и влияние местности было для этих племен нисколько не менее, как и на всякий другой народ. «Неповоротливые» готы сделались благодаря соседству с морем поворотливыми и громили своими морскими набегами области Византийской империи. Адриатические славяне также являются искусными моряками. Мы не имеем никакого права отрицать силу этого влияния на уличей и тиверцев. Припомним, что лодки для морских походов, по словам Константина Багрянородного, строили славяне, подчиненные Киеву[117]. Следовательно, если умели строить, то и плавали.