Алексей Олейников - Варяжская гвардия Византии Страница 6

Очень важным является то обстоятельство, что если для европейской средневековой армии терпимым был уровень военно-оперативных потерь (то есть общих — убитыми, ранеными, пленными) в размере 15–20% от ее численности, то византийская армия могла выдержать более высокий уровень потерь. А Варанга — элита этой армии — выдерживала потери и до 70–80% от своего состава. Ярким примером являются сражения у Монтемаджоре 1041-го и Диррахия 1081 года. И после таких потерь боеспособность восстанавливалась достаточно быстро.

Императоры ценили Варяжскую гвардию прежде всего за верность и мужество, высокие боевые качества и способность выполнять команды эффективно и без лишних вопросов. Византийские обыватели варягов уважали и боялись. У гвардейцев была отличная репутация за пределами империи, но они часто вызывали неприязнь у представителей высших сфер имперской элиты. Так, первоначально в византийской литературе они именовались как «благородные варвары» (Анна Комнина). Но, несмотря ни на что, Варяжская гвардия была одним из самых престижных и уважаемых военных формирований в Византийской империи. Изолированность Варанги от региональных и придворных интриг, политических и религиозных партий, византийской аристократии и населения делала гвардию бесценным инструментом в руках самодержца. В XI и XII веках репутация Варяжской гвардии была важным столпом имперской идеологии. Византийские летописцы распространяли возвышенные легенды о Варанге, способствуя славе Нового Рима и его императора. Для скандинавских летописцев Византия была образцом государства, символизируя Асгард, дом скандинавских богов. Время службы Харальда Хардрады в гвардии стало важной составной частью его королевской мифологии, сделавшей его чуть ли не преемником славы римских императоров. В русских былинах образ Византии также стоял очень высоко. Гвардейская дисциплина и нахождение в культурной среде Константинополя способствовали становлению и облагораживанию правящих элит стран Северной Европы. Для путешественников возможность попасть в ряды гвардии также была путеводной звездой.

Наконец, агрессия в то время варварских и полуварварских народов выплескивалась, если так можно выразиться, в «мирных целях»: в руках императоров Варанга была щитом, защищающим Европу от многочисленных волн экспансии кочевых и полукочевых хищников — печенегов, турок-сельджуков и пр. То есть такую мотивацию воинов, как служба твердыне христианства (прежде всего православия), нельзя сбрасывать со счетов. Наконец, служба в Варанге ярко высвечивала и социальные мотивы для желающих попасть в ее ряды (а они всегда были очень сильны). Кратко они звучат так: верно, честно и мужественно служи и получай достойное (даже очень достойное) вознаграждение за верность и мужество. Государство заботилось о своих воинах.

Тем не менее этериоты страдали и весьма заметными огрехами. Самым, пожалуй, видным было злоупотребление спиртными напитками. Ряд свидетельств современников пестрит фактами подобного рода. В XII веке столичные обыватели называли варягов «императорскими винными бочонками». Посетивший в 1103 году Константинополь король Эрик Датский даже призывал варяжских гвардейцев «вести трезвый образ жизни, не давать волю пьянству». Множество византийских анекдотов отражают этот порок гвардейцев. Большинство преступлений варягов, в том числе и против государя, совершались в нетрезвом виде. Например, восстание против Никифора Вотаниата в 1079 году совершалось именно в такой обстановке. Пытаясь в пьяном угаре с помощью клинкового оружия открыть дверь, ранив императорского секретаря, варяги были отброшены подоспевшей Стражей из числа греков. Интересно, что доблестно защищавшийся император помиловал раскаявшихся дебоширов, лишь зачинщики были им отправлены служить в отдаленные гарнизоны.

Другим пороком варягов была вспыльчивость. Источник («Иерусалимская хроника») приводит интересный факт: в 1032 году в ходе победоносного восточного похода полководца Георгия Маниака против Эдессы возникла необходимость в переговорах. Г. Маниаком с соответствующим поручением (по всей видимости, согласовать время и место переговоров) был послан солдат Варяжской гвардии. Неизвестно, что послужило тому причиной, но этот воин вышел из себя и ударил эмира Харрана топором. В «Хронике» говорится, что этот человек был русский. Иногда участвовали варяги в кровавых ссорах как между собой, так и, например, между четырьмя партиями цирка Константинополя.

Еще один недостаток был связан со стремлением варягов к красивой жизни, чего северные воины не могли получить на родине. Греческие красавицы, ставки в гонках колесниц, игры в карты и на ипподроме требовали дополнительных средств. Соответственно, пороком была тяга к роскоши и страсть к золоту. Так, Харальд Хардрада в 1042 году был обвинен в незаконном присвоении средств государственной казны. Самым, пожалуй, ярким случаем, навсегда запятнавшим честь части, стали события 1204 года. В момент штурма Константинополя крестоносцами варанги стали требовать денежных выплат от императора, причем в такой момент, когда это граничило с явным предательством.

Тем не менее взлеты и падения есть в истории любой воинской части, и Стража здесь не исключение.

2. РУСЫ И ВАРАНГА

До сих пор не выяснен вопрос о том, кого считать русами — славян или варягов на службе князей{14}. Обходя стороной споры о происхождении Руси, отметим следующее.

В IX веке наблюдался особенно интенсивный приток на Русь скандинавов, которых привлекали как материальные блага, так и возможность отличиться на военной службе. Источники зафиксировали наличие крупных варяжских (прежде всего шведских) поселений, растянувшихся от Новгорода до Киева. Скандинавские саги и русские летописи сохранили сведения о вовлечении скандинавов во внутреннюю жизнь древнерусского общества, и в первую очередь в войска князей в качестве профессиональной военной силы. Отряды Олафа Трюггвасона и Харальда Сигурдсона присутствовали в войске князя (Владимира и Ярослава соответственно), «которое он отправил охранять страну». В той же роли оказывается знатный норвежец Эймунд Хрингссон, поступающий на службу сначала к Ярославу Мудрому, а затем к его брату — полоцкому князю Брячиславу Изяславичу. Варяжский корпус некоторое время нес постоянную княжескую службу.

Мы видим варягов среди славянского войска в походе Олега на Византию. Игорь, собрав войско, «посла по Варяги многи за море». Владимир Святославович, готовясь к борьбе с Ярополком, «бежа за море» и вернулся оттуда «с варяги». Ярослав, судя по летописи, чаще других князей обращался к помощи варяжских дружин: и в борьбе со своим отцом Владимиром, и готовясь к столкновению с Мстиславом Владимировичем. Именно дружины викингов, а не отдельных искателей приключений нанимали к себе на службу русские князья вплоть до XI века и заключали с их предводителями своего рода коллективный договор, на что опять же указывают и летописи, и саги.

Присутствие скандинавов на Руси и их высокий социальный статус подтверждаются и данными археологии — во многих ключевых пунктах, имевших важное торгово-административное положение, обнаружены богатые погребения и свидетельства постоянного проживания северян.

Досконально установить данный вопрос пока не представляется возможным, но, учитывая, что в период IX–XI веков в основном произошла ассимиляция славянского и скандинавского элементов, он не имеет принципиального значения. Да и сам термин «русский» — не русский. Происхождение этнонима «русь» возводится к древнеисландскому слову RóÞsmenn, или RóÞskarlar, — «гребцы, мореходы».

Существуют самые разнообразные теории и по поводу происхождения термина «варяг». По мнению О.И. Сенковского, «варяги» означали искаженное название славянами дружины викингов. Возникшая позднее в Византии лексема «веринги» могла быть заимствованием от русов, то есть искаженные «варяги». В сагах викинги называли себя норманнами, употребляя термин «веринги» («варяги») только по отношению к скандинавским наемникам в Византии. В.Н. Татищев предполагал происхождение термина от varg — «волк», «разбойник».

Другая распространенная версия: слово «варяги» произошло от древнегерманского wara (присяга, клятва), то есть варягами были воины, давшие клятву. М. Фасмер также производит слово от предполагаемого скандинавского var — «верность, порука, обет», то есть «союзники, члены корпорации». По мнению А.Г. Кузьмина, слово происходит от кельтского var (вода), то есть под варягами понимали жителей побережья, из чего он выводит древнерусское «варяги» и «Варяжское море». С.А. Гедеонов нашел еще одно близкое значение: warang — «меч». По мнению другого историка XIX века, А. Васильева, для слова «варяг» (участника «соленого промысла») самой убедительной этимологией следует считать слово «варя» (процесс выварки соли от затопки печи до выноса соли на сушку). По тексту саги «Прядь о Карле Несчастном» норвежский купец (солевар) возвращается из Руси к себе на родину, чтобы исполнить секретное поручение от русского князя Ярослава.