Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности - Наталия Лебина Страница 6

Текст очерков разделен на три части и организован по пространственному принципу.

Первая часть, «Вид снаружи», посвящена проблемам вербальных и территориальных границ нового вида жилья, вживания «наделов» типового жилья в стабильные социально-географические локусы, а также характеристикам внешнего вида домов, принципиально новых для огромной территории СССР. Так следовало бы написать в исследовании архитектурно-антропологического направления. Ну а если несколько снизить научный пафос, то обобщить содержание глав первой части очерков о «хрущевках» можно следующим образом. Это рассказ о появлении, существовании и смысле слова хрущевка; о феномене советского микрорайона и георасположении типового строительства, о так называемых «зачистках пространства» – вытеснении излишеств из архитектуры; о том, так ли однообразны были типовые здания.

Вторая часть, «Личные места общего пользования», – повествование о парадоксальных аренах бытования в стандартном индивидуальном жилье, о персональных местах общего пользования (МОП), прежде всего о кухнях и санузлах. В мире советских коммуналок их смело можно было назвать ристалищами быта. В отдельных же квартирах, предназначенных для одной семьи, функционально-гигиеническая и социально-психологическая атмосфера МОПов менялась. Но процесс был непростым.

Третья часть очерков, «Жилая площадь», связана с «территориями» не подсобными, а предназначенными для отдыха и свободного времяпрепровождения. В индивидуальных спальнях и общих комнатах (гостиных) формировались новые черты частного, во многом схожие с канонами европейской приватности.

Все три части книги, кроме материала о «хрущевках», содержат довольно объемные экскурсы в перипетии обыденной жизни «человека советского» дохрущевского времени. Без описания канонов быта российского, а главное – советского прошлого первой половины XX века невозможно оценить масштабы изменений повседневности, произошедших в стране в результате массового жилищного строительства.

Важная часть структуры очерков – приложение. Кроме традиционного списка литературы, именного и предметного указателей, в него входит таблица «Сводные характеристики серий „хрущевок“». Она выглядит непривычно для историко-антропологических очерков: такой систематизированный материал нечасто встречается даже в литературе архитектурно-строительного жанра. А ведь сведения о разных сериях типовых квартир в СССР необходимы для знакомства с метрическими параметрами нового жилого пространства, характеристиками строительных материалов, зонами размещения и, наконец, продолжительностью существования «хрущевок». Автору удалось представить описание 22 серий домов, которые строились с 1957 по 1963 год. Выборка, конечно, достаточно условна, но в то же время может считаться репрезентативной. Ведь даже Филипп Мойзер и Дмитрий Задорин – создатели фундаментального издания «К типологии советского домостроения. Индустриальное жилищное строительство в СССР» (2018) – привели данные всего лишь о девяти сериях «хрущевок». И это не помешало построить грамотную модель архитектурно-строительного феномена. Думается, что для социально-исторических очерков 22 объектов хватит, чтобы сделать некоторые выводы и обобщения – особенно если руководствоваться слоганом песика Фафика о мыслях людей великих, средних и авторов научно-популярных книг.

А теперь совсем немного о программе реновации. Читатели (а хочется надеяться, что таковые появятся) обязательно будут искать в книге ответ на вопрос о сносе зданий с первыми индивидуальными квартирами для одной семьи. Так вот. Стремление освободить престижные, ныне занятые «хрущевками», городские территории для возведения элитного и не очень, но обязательно многоэтажного жилья – главная цель современной российской реновации. И это первое и последнее упоминание о ней в книге «Хрущевка: советское и несоветское в пространстве повседневности».

Часть I. Вид снаружи

Пространство всегда имеет границы и видимые, и невидимые. Первые связаны с физическим обособлением локусов жилья и, как правило, метрически и географически обоснованы. И размеры, и местоположение квартиры, конечно же, влияют на качество жизни людей ее населяющих. Но, как показывает практика жизни, для ощущения комфорта повседневного существования немаловажны и социальный статус и престиж места обитания. А они формируются с помощью знаковых названий тех или иных видов жилья. «Я живу в палатке» или «я живу в палатах» – почувствуйте разницу! Да, слово – это сила. И это не излишняя эмоциональность, а истина, особенно если речь идет о бытовых практиках. Еще в 1947 году немецкий философ Мартин Хайдеггер отметил в «Письме о гуманизме»: «Мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия». Несмотря на то что хайдеггеровский афоризм трактуют по-разному, бесспорно одно – язык как универсальное явление культуры тесно связан с проблемами повседневности. Он формирует речевые знаки новых бытовых реалий и одновременно сам трансформируется под их воздействием. Именно поэтому, прежде чем начать описывать характеристики внешнего вида появившихся в СССР в годы оттепели принципиально новых домов, следует все же попробовать разобраться, что все-таки означает понятие «хрущевка». Ведь в этом локусе формировались не совсем советские черты советской повседневности.

Глава 1. «Хрущевка»: реальный мем и возможное определение

Итак, о слове, которое было, есть и, скорее всего, еще долго будет: о лингвистическом артефакте «хрущевка». Это сугубо русское существительное. В иных языках у него нет аналога. «Хрущевка» вращается в многообразных лингвистических средах вполне самостоятельно, без перевода, и выглядит в латинской транскрипции следующим образом: «Khrushchyovka». Ее можно причислить к так называемым русизмам, наряду со «спутником» и «перестройкой». Правда, эти слова существовали в русской речи и до революции 1917 года. Они легко переводятся на другие языки. «Спутник» в англоязычном варианте – это companion или satellite, а перестройка – restructuring. Одновременно без перевода, с сохранением своего русского звучания в латинской транскрипции обе эти лексемы превратились в советизмы, вошедшие в мировое языковое пространство. Точно известны годы их рождения. «Спутник» появился в иностранных языках в 1957 году, когда СССР приступил к активному освоению космоса, а «перестройка» – в 1985 году, ознаменовав начало слома советской политической и экономической системы.

С «хрущевкой» все несколько сложнее. Очевидно пока лишь одно: такого слова не существовало в досоветском русском языке. Знаменитый лингвист Владимир Даль вообще не зафиксировал каких-либо понятий с корнем «хрущ». Во всех советских изданиях «Толкового словаря русского языка» под редакцией Дмитрия Ушакова фигурируют лишь «хрущ» и «хрущик» – названия жуков. Нет упоминаний о «хрущевке» и в словарях, выходивших до начала 1990-х годов под редакцией Сергея Ожегова, соавтора и преемника Ушакова, и в «Словаре русского языка», выпущенном Академией наук СССР незадолго до перестройки (см.: Источники и литература).

Не дали результатов и поиски ответа на вопрос о времени появления слова «хрущевка» в специализированной лингвистической литературе. С начала 1970-х годов в СССР периодически выпускались издания, посвященные языковым новациям в контексте советского времени. Первым таким опытом можно считать подготовленное Ленинградским институтом языкознания издание «Новые слова и значения. Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60-х годов». Его с определенной долей условности можно назвать «глоссарием эпохи оттепели», прочно связанной с именем Никиты Хрущева. На уровне «устной памяти» это время ассоциируется с хлесткими «хрущевизмами»: «кузькина мать», «пидарасы проклятые», «мы вас закопаем» и др.