Тит Ливий - Война с Ганнибалом Страница 60

– Мне докладывали, что кое-кто из вас боится и не желает служить за морем. И правда, вид у вас невеселый. Ну что ж, лучше сразу признаться, чем после жаловаться и только мешать общему делу.

Хотя консул говорил приветливо и благосклонно, поначалу все робели.

Наконец кто-то один промолвил едва слышно:

– Я на войну не хочу. А Сципион ему в ответ:

– Благодарю тебя за откровенность и в награду дам тебе заместителя, а ты отдашь ему коня, оружие и снаряжение, и уведешь с собою в свой дом, и выучишь всему, что надо знать и уметь хорошему коннику.

И с этими словами указал на одного из трехсот добровольцев, которые стояли подле.

Приняли заместителей и прочие сицилийцы и обучали их с величайшим усердием, потому что консул предупредил: если кто будет нерадив, пойдет служить сам. Этот конный отряд был впоследствии одним из лучших в Сципионовом войске.

На большой поход в Африку Сципион в том году так и не решился. За море ушел лишь Гай Лелий на нескольких старых судах (новые приберегали для будущего – для дел более важных). Он высадился ночью у города Гиппона и с первыми лучами зари повел своих людей грабить прибрежные поля и деревни. Насмерть перепуганные гонцы кинулись в Карфаген и сообщили, что явился римский флот во главе с самим Сципионом.

Страх и тоска охватили город. «Как переменчива судьба! – думали карфагеняне. – Еще совсем недавно наше победоносное войско стояло у стен Рима, а теперь мы вскоре увидим опустошение Африки и осаду Карфагена». Но следом доставлена новая весть – что из Сицилии приплыл не Сципион, а только его легат с малочисленным отрядом, и карфагеняне вздохнули свободнее.

Услышал о приходе римских кораблей и Масинисса. Он прискакал к Лелию и просил передать Сципиону, чтобы тот не мешкал – более благоприятных обстоятельств для войны в Африке желать нельзя. Правда, он, Масинисса, изгнан врагами из своих владений, но войска у него много, и пешего, и конного. А Лелию в Африке задерживаться нельзя, пусть поскорее плывет назад, в Сицилию: из карфагенской гавани уже отправился флот, с которым ему одному, без помощи Сципиона, не совладать.

Назавтра Лелий погрузил на борт добычу и пустился в обратный путь. Сципиона рассказ его о беседе с Масиниссою очень порадовал и обнадежил, а воины жадными глазами смотрели, как разгружают суда, громко завидовали счастливцам, которые эту добычу захватили, и мечтали поскорее попасть в Африку сами.

Бесчинства в Локрах.

В Бруттии свирепствовала моровая язва, косившая и пунийцев, и римлян одинаково; поэтому консул Красе бездействовал и не тревожил Ганнибала. Зато Сципион потревожил его, и довольно чувствительно, отбив у врага город Локры. Поставив там гарнизон во главе со своим легатом Племинием, он возвратился в Сицилию. В пору своего владычества карфагеняне обходились с горожанами так жестоко, что локрийцы были готовы переносить строгость победителей не только с необходимым терпением, но даже с охотою. Однако Племиний и его солдаты намного превзошли врага преступною алчностью, и казалось, будто не в силе оружия состязаются могучие противники, а в силе и мерзости пороков. Нет такого злодеяния, такого надругательства, которое не совершил бы начальник римского гарнизона и его подчиненные над гражданами Локр, их женами, детьми, рабами, имуществом. Мало того – были ограблены все храмы, не исключая и знаменитого святилища Прозерпины, но богиня быстро покарала святотатцев: она навела безумие на всех, кто запятнал руки грабежом ее сокровищ, и стравила их между собою, точно взбесившихся собак. Вот как это случилось.

Под прямым началом у Племиния находилась лишь часть караульного отряда, другою его частью командовали двое военных трибунов – Сергий и Матиён. Один из людей Племиния украл в каком-то доме серебряный кубок, хозяева бросились вдогонку, вор – наутек и как раз наткнулся на Мати-ена и Сергия. Выяснив, в чем дело, трибуны приказали вернуть кубок владельцам, вор наотрез отказался, началась перебранка, которая перешла в драку, и солдаты Племиния, защищавшие товарища, были избиты и рассеяны людьми Сергия и Матиена. Все в крови и кровоподтеках, примчались «невинно пострадавшие» к начальнику гарнизона; со слезами, со стонами, с проклятиями они показывали ему свои раны, повторяли бранные слова, которыми трибуны, к их воины награждали в перепалке самого Племиния, и Пле-миний вне себя от ярости выскочил на улицу и велел немедленно привести Сергия и Матиена, сорвать с них платье и высечь розгами. Но трибуны сопротивлялись как только могли и, не умолкая, звали на помощь. Призывы их не остались без ответа: со всех сторон сбегаются солдаты, словно на голос боевой трубы, видят трибунов, уже исполосованных розгами, и, совершенно потеряв голову, забыв не только об уважении к власти, но утратив все человеческие чувства, кидаются на легата. Его колотят кулаками, потом, свалив на землю, топчут ногами и, наконец, уже едва живому, отрезают нос и уши.

Через несколько дней о случившемся в Локрах стало известно Сципиону. Он прибыл немедленно и немедленно устроил суд над участниками беспорядков. Своего легата консул полностью оправдал, а трибунов счел виновными и распорядился заключить в оковы и доставить в Рим, с тем чтобы дальнейшую их участь решил сенат. Но едва лишь Сципион отплыл назад, в Сицилию, Племиний, недовольный приговором консула, чересчур, по его мнению, мягким, выволок трибунов из тюрьмы, предал всем пыткам, какие только способно вынести человеческое тело, и, запытав до полусмерти, казнил. Трупы казненных были выброшены на съедение бездомным псам и хищным птицам. Так же зверски расправился Племиний с первыми гражданами Локр, которые жаловались Сципиону на его бесчинства и беззакония, – это они известили консула о смуте в римском гарнизоне. Наглое самоуправство легата марало позором и самого главнокомандующего.

В том же году римляне заключили мир с македонским царем Филиппом: в предвидении и ожидании борьбы в Африке они желали освободиться от всех прочих забот.

Год близился к концу. Консулами на следующий год были избраны Марк Корнелий Цетег и Публий Семпроний Тудитан.

Пятнадцатый год войны – от основания Рима 550 (204 до н. э.)

После вступления консулов в должность сенат занимался обычными для начала года делами, утверждая новых командующих, продлевая власть прежним (среди них, разумеется, был и Публий Корнелий Сципион), определяя численность набора и потребность государства в деньгах для дальнейшего ведения войны, назначая умилостивительные молебствия богам. Но все занятия были приостановлены появлением в Риме локрийских послов.

Локрийское посольство в Риме. Сенатское расследование в Локрах и Сиракузах.

Однажды, когда консулы находились на Форуме, десять человек в траурном платье, нестриженые, нечесаные, небритые, держа в руках ветви оливы – в знак того, что молят о защите, – с жалобными криками простерлись ниц перед трибуналом. Консулы просили их подняться и осведомились, кто они и откуда. Пришельцы отвечали, что они греки из Локр и что под властью легата Квинта Племиния и римских воинов терпят такие муки, каких народ римский не желает и карфагенянам.

Без отлагательств послы были представлены сенату, и старейший среди них произнес длинную речь, в которой подробно изобразил и бедствия своих сограждан, и раздоры внутри гарнизона. В Племинии, говорил он, нет ничего от человека, кроме внешнего обличья, и ничего от римлянина, кроме платья и латинской речи. Это гнусный зверь, чудовище, и, что самое ужасное, всех своих людей – и рядовых воинов, и младших начальников – исхитрился он превратить в зверей той же породы, в Племиниев. Все, как один, крадут, секут, грабят, рубят, ранят, все убивают, похищают юношей и девушек, отнимают жен у мужей, вырывают детей из родительских объятий. Особенно настойчиво обращался посол к известному в целом мире благочестию римлян. Вы столь ревностно чтите и своих, и чужеземных богов, говорил он, как же можете вы оставить безнаказанным оскорбление, нанесенное Прозерпине? Знайте, что богиня всегда умела отомстить за себя, помните, что гнев ее может пасть яе только на прямых участников кощунства, но и на все ваше государство.

– А к Публию Сципиону вы с жалобою обращались? – спросил Квинт Фабий Максим.

– Обращались, – отвечал глава посольства, – но консул весь поглощен приготовлениями к войне и теперь уже, верно, в Африке либо вот-вот переправится за море. Вдобавок мы хорошо знаем, как он расположен к своему легату: Племиний провинился нисколько не меньше, а пожалуй, и больше, чем трибуны, но его Сципион выгородил и обелил, а трибунов бросил в тюрьму.

Послы вышли из курии, и сенаторы один за другим принялись высказываться, резко порицая не только Племиния, но и Сципиона. Резче всех выступил Фабий Максим. Он предложил: Племиния заковать в цепи, привезти в Рим и, если донос локрийцев подтвердится, казнить; Публия Сципиона, покидавшего свою провинцию без ведома и разрешения сената, от должности отрешить и из Сицилии отозвать; локрийцам объявить публично, что все обиды были им нанесены помимо и вопреки желанию римского сената и народа, а затем вернуть им их имущество, жен и детей; деньги, похищенные из сокровищницы Прозерпины, разыскать и возвратить богине, прибавив от имени Римского государства еще столько же.