Сергей Павлюченков - Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа Страница 60

Делегаты совещания дали ему это понять. В их выступлениях преобладал тот критический настрой в отношении продовольственной политики, который к этому времени приобрел устойчивый характер в местных партийных организациях.

Макаров из Вятской губернии заметил Свидерскому, что, прежде чем требовать от коммунистов агитационной работы, надо указать своим органам, чтобы они неправильную, гнилую политику на местах не вели. В Вятской губернии обсеменение полей уменьшается с каждым годом. Продотряды ведут себя безобразно, не считаясь с местными работниками. Они окружают деревню, дают несколько залпов — и начинают. Выметали всю муку и печеный хлеб до последнего фунта. Такие действия подрывают в корне всякую советскую и партийную работу, поэтому в некоторых уездах коммунисты не показываются в деревне, говорил Макаров. «Например, в Юрьянском уезде, когда приезжает агитатор и собирает общее собрание, собравшиеся граждане решают вопрос, убить его или выслушать»[429].

Выступившие далее делегаты полностью поддержали Макарова. Говорили, что он нарисовал только маленькую картинку всего того, что творится не только в Вятской, но и других губерниях. Игонин (из Заволжья) предупредил, что продовольственные органы увлеклись тем, что им успешно удалось провести разверстку. Наркомпрод преждевременно торжествует. «Торжество это страшно отражается на наших спинах, на всей революции… Продолжать такую работу преступно»[430], — заключил он.

Делегат из Витебской губернии Никитин поставил точку в обсуждении: директивный способ разверстки не годится. Нужен не сиюминутный нажим. Если такая политика будет продолжаться, то разверстка придет к нулю. Никитин выдвинул требование крестьян, которые говорят, что «такая политика нам не годится, мы гноим хлеб, душим картофель, а вы нам укажите: ты должен выдать 10 пудов того-то и того-то…»[431] В открытом обсуждении партработники постеснялись высказать свое мнение откровенно и до конца. Никитин также предпочел изложить суть своих предложений словами малограмотных крестьян, избегая точных формулировок. Но Свидерский был буквально завален записками (около семидесяти), в которых многие, по признанию самого Свидерского, настаивали на том, что в основе продработы должна лежать определенная система, когда крестьянину было бы заранее известно, что и в каком количестве и когда будет взято[432].

Понятно, что это требование есть одна из нескольких конкретных форм постановки вопроса, не самая совершенная, о переходе к новой экономической политике, т. е. о четком разделении продуктов сельского производства на предназначенные для выполнения государственной повинности и для свободного распоряжения самими крестьянами.

Насколько этот вопрос волновал делегатов совещания, можно судить по тому, что Свидерский всю заключительную речь посвящает ему, причем в порыве позволяет себе высказать некоторые соображения, не входящие в арсенал официального обоснования политики разверстки. Он отстаивает ее правильность, подчеркивая и выделяя именно налоговую сторону разверстки:

«Как ни тяжела продовольственная политика Советской России, как ни обременительна, она все-таки дает возможность крестьянству извлечь известную выгоду путем свободной торговли. Разверстка поэтому и приемлема для крестьян, что при этом на них возлагается определенное бремя. Крестьянин уплачивает определенную сумму и считает себя свободным, а остальное употребляет для продажи по свободным ценам»[433].

Далее Свидерский совершенно необоснованно утверждал, что этот стимул, который дает нелегальная торговля, является достаточным для крестьянского хозяйства и что по Советской России посевная площадь увеличивается. Здесь становится даже непонятно, на чем основаны такие заявления. Ведь уже с весны 1919 года из всех хлебных губерний в Наркомпрод регулярно поступали сведения противоположного характера. Через полгода, в декабре 1920 года на VIII Всероссийском съезде Советов, будет официально признано сокращение общей посевной площади в Республике в 1919 году по сравнению с 1917 годом на 16,6 %.

В ряде потребляющих губерний посевная площадь хлебов действительно увеличилась. Но почему? Здесь также не было никакого секрета и никакой радости. Крестьяне таких губерний, как Новгородская, Псковская, Смоленская, Череповецкая, Северо-Двинская и другие, стали засевать больше ржи за счет резкого сокращения посевов технических культур, прежде всего льна. Поскольку ввоз товарного хлеба с юга совершенно прекратился, они увеличивали свои запашки до уровня собственных нужд, до потребностей натурального хозяйства. Свидерскому это не могло не быть известным, и тут, думается, Ленин был совершенно прав, когда как-то заметил:

«Свидерский — милый парень, но иногда завирается»[434].

Впрочем, цель Свидерского понятна — успокоить партийных работников и вызвать симпатии к Компроду. Поэтому он неоднократно повторяет им, что разверстка стремится облечься в такие формы, когда крестьянин будет знать, сколько точно ему нужно сдать. Это верно, объективно разверстка имела такую тенденцию, но на деле компродовцы, наоборот, всячески пытались раздуть ее до размеров хлебной монополии.

Второе Всероссийское совещание по работе в деревне, видимо, было зачаровано заключительной речью Свидерского, и агрессивное настроение улеглось. Совещание приняло резолюцию, в которой политика Наркомпрода с некоторыми оговорками признавалась правильной и единственно возможной в настоящее время.

Совещание партийных работников все же было компанией дилетантов, которых Наркомпрод мог позволить себе водить за нос. Но буквально через две недели, 29 июня — 3 июля, состоялось 2-е Всероссийское продовольственное совещание, куда собрались профессионалы-продовольственники, и поэтому разговор предстоял серьезный.

Наркомпрод, как учреждение авторитарное, не очень интересовалось мнениями и советами своих местных работников. По свидетельству Н. Осинского:

«НКПрод в грандиозной работе продкампании нуждался в содействии только общеадминистративного аппарата (отсюда соответствующий состав продсовещаний)»[435].

Поэтому на 2-е Всероссийское продовольственное совещание были приглашены не только губернские продкомиссары и члены их коллегий, военно-продовольственные работники, но и ответственные советские руководители. Коммунисты составляли подавляющее большинство совещания — 179, объявили себя сочувствующими — 8, социал-демократами — 4 и беспартийными — 56 делегатов[436].

Но их пригласили отнюдь не совещаться, а сделать определенную накачку на предстоящую кампанию, окончательно утвердив в сознании провинциальных работников мысль о непоколебимости продовольственной диктатуры. Свидерский, один из организаторов совещания, так определял его задачи: без ненужных дискуссий решать вопросы. Собственно говоря, они уже практически разрешены в резолюциях весенних съездов РКП (б) и профсоюзов, а также последними декретами. Совещанию остается наметить конкретные меры по проведению их в жизнь.

Помимо чисто практических руководство Наркомпрода лелеяло еще одну цель: «Совещание должно сказать ясно и совершенно определенно, что купля-продажа отошла в область невозвратного прошлого и что разверстка со всеми вытекающими последствиями должна стать методом заготовки всех продуктов сельского хозяйства и сельскохозяйственных промыслов». Компрод. как ведущее конструкторское бюро военного коммунизма, объявляло, что теперь вопрос ставится именно таким образом: строить общественную и экономическую жизнь на новых основаниях[437]. Монополия и разверстка признавались уже не вынужденной необходимостью, но общественным принципом. В нашем понимании в словах Свидерского нет ошибки. Не случайно в заключительной речи на совещании замнаркомпрод Брюханов вновь повторяет этот тезис о «строительстве нашей экономической жизни на новых социалистических, коммунистических началах»[438].

Вопреки стараниям организаторов обнести забором круг предназначенных к обсуждению проблем, все загородки были сломаны, задуманный сценарий нарушен, и совещание вылилось в открытую борьбу по поводу принципов продовольственной политики.

Центральный доклад делал член Коллегии Наркомпрода М. И. Фрумкин — «Разверстка как основной метод государственной заготовки». Он с удовлетворением отметил, что «разверстка как метод заготовки теперь не оспаривается в Центре. Полгода, даже три месяца тому назад нам приходилось здесь, в Москве, по этому поводу бороться, выслушивать возражения со стороны других хозяйственных комиссариатов — ВСНХ, Наркомзема, то теперь эти возражения значительно слабее, ВСНХ этот метод заготовительной работы безусловно признан»[439].