Артем Корсун - Серые кардиналы Страница 60

Внешняя политика. В 1725 г. Остерман становится вице-канцлером, тем самым получая официальную должность по руководству Коллегией иностранных дел, должность, которую он де-факто занимает уже на протяжении двух лет.

Превратившись в одну из ключевых фигур российской внешней политики, Остерман, по отзывам современников, трудился денно и нощно, в будни и праздники, отличаясь фантастической работоспособностью. Его, кажется, и интересовали-то на свете лишь две вещи: работа и власть. Причем, власть он понимал не как власть публичную, а как власть тайную – незаметное снаружи, но эффективное влияние. Власть интриги, несравненным мастером которой он являлся.

Это благодаря его усилиям Россия в 1726 г. заключила союзный договор с Австрией, согласно которому в жизнь была проведена идея Остермана – расчленение Польши, укрощение Пруссии и изгнание турок из Европы. Хотя все это осуществится уже позже, в ином столетии. Он оказывал непосредственное влияние на формирование внешней политики России, сформулировав внешнеполитическую программу России и высказав ее в 1727 г. в письмах Куракину и Головкину.

«Мнения не в указ» (какое стилистически точное название для документа, составленного вершителем теневой политики!), написанные Остерманом, получили значение правительственной резолюции. На основании его записок были составлены рескрипты и инструкции российским дипломатическим представителям за границей. Внешнеполитическая система Остермана была изложена им в мемориях «Генеральное состояние дел и интересов Всероссийских со всеми соседними и другими иностранными государствами в 1726 году» и в «Рассуждении о персидских делах», где проводилась мысль в пользу союза России со Священной Римской империей, но против союза с Францией, высказывались рекомендации к продолжению прежней политики на Балтике, а также к более сбалансированной политике России в восточном направлении.

Основные принципы программы Остермана были таковы: избегать любых военных столкновений; «освободиться добрым порядком» от имевшихся обязательств в отношении голштинского и мекленбургского дворов, а добившись этого, «возобновить прежнее согласие с дацким»; восстановить прежние дружеские отношения с Англией; короля прусского содержать на своей стороне, ибо, «хотя и вспоможения великого от него ожидать невозможно, однако ж для других соседей сгодится»; с Австрией «оставаться в союзе для решения турецких и иранских дел, а с другими соседями искать дружбу и союз».

Это была дальновидная программа постепенного сближения с Англией и Данией, дальнейшего укрепления русско-австрийского союза. Ее реализация позволила бы России укрепить свои позиции на Балтике и в целом в Европе, а также приступить к решению восточных проблем.

Екатерина награждает его в 1727 г. высшим российским орденом св. Андрея Первозванного и поручает как обергофмейстеру воспитание великого князя Петра Алексеевича (1715–1730) – внука Петра I, сына царевича Алексея Петровича и принцессы Шарлотты Софии Христины Брауншвейг-Вольфенбюттельской, будущего царя Петра II.

Остерман и увлекательная игра «выбери наследника трона». Вопрос о наследнике престола продолжал висеть дамокловым мечом над монархией. Екатерина I медлила точно обозначить свои намерения и закрепить их указом. В придворных кругах тоже наблюдалось несогласие. Одни стояли за возведение на престол внука Петра I, сына царевича Алексея – Петра II, другие ратовали за Елизавету, дочь императора от второго брака.

Хитроумный выход для примирения интересов родовитой и новой служивой знати предложил опять же Остерман: женить двенадцатилетнего Петра II на его же тетке, семнадцатилетней цесаревне Елизавете Петровне, дочери Екатерины. При этом он ссылался на библейские соображения о первоначальном размножении рода человеческого.

Во избежание возможного в будущем развода Остерман предлагал при заключении брака строже определить порядок престолонаследия. Несмотря на то, что противниками этого брака были Меншиков и сама церковь (не допускавшая брака тетки с племянником), он вполне мог бы осуществиться. Под влиянием Остермана Петр влюбился в свою прекрасную тетку, и от нее зависело направить это весьма горячее чувство к цели, указанной честолюбию будущей императрицы тонким немецким политиком. Но в 17 лет это честолюбие еще недостаточно окрепло. Елизавета в жизни Петра II имела гораздо большее значение, чем он в ее. Петр был еще ребенком – ему шел тринадцатый год, и в глазах гораздо более зрелой Елизаветы, он едва ли мог казаться привлекательным. Тем не менее в 1727 г. дружба их была очень тесной. Не обольщая своего племянника, Елизавета оторвала его от серьезных занятий и учебников. Будучи бесстрашной наездницей и неутомимой охотницей, она увлекала его с собой на далекие прогулки верхом и на охоту. Но первую любовь она познала не с ним. В том же году она серьезно увлеклась Александром Бутурлиным. Свидания с императором стали после этого нерегулярными, и вскоре их пути разошлись.

Екатерина, желая назначить наследницей дочь Елизавету (по другим источникам – Анну), не решилась принять проект Остермана и продолжала настаивать на своем праве назначить себе преемника, надеясь, что со временем вопрос разрешится.

Партия во главе с Толстым, которая более всего содействовала возведению на престол Екатерины, могла надеяться, что Екатерина проживет еще долго и обстоятельства могут измениться в их пользу. Остерман грозил восстаниями народа за Петра как единственного законного наследника. Ему отвечали, что войско на стороне Екатерины, что оно будет и на стороне ее дочерей. Екатерина, со своей стороны, старалась поддерживать эти симпатии войска.

Тем временем главный сторонник Екатерины Меншиков был очень озабочен будущим. Что будет с ним, если после смерти Екатерины на престол вступит великий князь Петр, дорогу которому к престолу в 1725 г. преградил именно он, Меншиков? Оценив перспективу царевича Петра Алексеевича стать российским императором, Меншиков начал опекать следующего претендента на императорскую корону. Князю стало ясно, что не нужно бороться с судьбой – пусть Петр II будет на престоле деда. Но нужно сделать так, чтобы он попал туда при содействии Меншикова, будучи уже его зятем или, по крайней мере, женихом одной из его дочерей. У князя Меншикова было две дочери, Александра и Мария. Младшая – Мария, была помолвлена с польским аристократом Петром Сапегой. Но императрица Екатерина как-то высмотрела в толпе придворных миловидного Сапегу и благосклонно ему кивнула. Этого было достаточно, чтобы Меншиков вступил в торг: в обмен на свободу помолвленного с Марией Сапеги он просил дать дочери замену – разрешить помолвить ее с двенадцатилетним великим князем Петром. Именно о таком гешефте и писал осведомленный датский посланник Вестфален: «Государыня прямо отняла Сапегу у князя и сделала его своим фаворитом. Это дало Меншикову право заговорить с государыней о другой приличной паре для своей дочери – с молодым царевичем. Царица была во многом обязана Меншикову – он был старым другом ее сердца. Это он представил ее – простую служанку – Петру, затем немало содействовал решению государя признать ее супругой». Екатерина не могла отказать «старому другу»!

Хитрый план Меншикова очень не понравился ветеранам переворота 28 января 1725 г. Светлейший князь, добиваясь брака своей дочери с Петром, которого он одновременно делал и наследником престола, бросал на произвол судьбы тех, кто в 1725 г. помог ему возвести на престол Екатерину. Особенно обеспокоился граф Толстой. В руках начальника Тайной канцелярии были многие потайные нити власти, и вот одна из них задергалась и натянулась – Толстой почувствовал опасность: приход к власти Петра II означал бы конец для него, виновного в смерти отца будущего монарха (Толстой был впрямую причастен к гибели царевича Алексея). Тревожились за свое будущее и прочие сановники: генерал Иван Бутурлин, приведший в ночь смерти Петра ко дворцу гвардейцев, генерал-полицмейстер Антон Девиер и другие. Они ясно видели, что Меншиков перебегает во враждебный лагерь сторонников великого князя Петра и тем самым предает их. Толстой и дочери Екатерины, Анна и Елизавета, умоляли императрицу не слушать Меншикова, оформить завещание в пользу Елизаветы, но императрица, увлеченная Сапегой, была непреклонна. Да и сам Меншиков не сидел сложа руки. Он действовал, и притом очень решительно. Как-то в разговоре с Кампредоном он сказал о Толстом: «Петр Андреевич Толстой во всех отношениях человек очень ловкий, во всяком случае, имея дело с ним, не мешает держать добрый камень в кармане, чтобы разбить ему зубы, если бы он вздумал кусаться».

И вот настал час, когда Меншиков достал «из широких штанин», точнее скроеных по последней моде панталон свой камень – доклад императрице о раскрытом заговоре. Толстой, Девиер, Бутурлин и другие недовольные его поступками были арестованы, их обвинили в подготовке мятежа против императрицы. Меншиков отчаянно спешил: «заговорщики» были допрошены 26 апреля 1727 г., а уже 6 мая Меншиков доложил Екатерине об успешном раскрытии «заговора». Меншикову удалось воспользоваться болезнью императрицы, и она, по его требованию, подписала 6 мая 1727 г., за несколько часов до кончины, обвинительный указ против врагов Меншикова. И в тот же день граф Толстой и другие высокопоставленные враги Меншикова были отправлены в ссылку.