Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование Страница 61

Более короткий русский текст выглядит следующим образом:

Председательствующий: Известно вам было о подготовке в 1934году покушения на тов. Кирова? Известен ли был вам состав террористического центра, который готовил и осуществил покушение на тов. Кирова?

Сокольников: Мне было известно в начале осени или в конце лета 1934 г., я точно не могу сказать, что в Ленинграде готовится покушение против Кирова. Что касается того, кто его выполняет, этого я не знал. О деталях этого дела меня не осведомили. Но в 1932 году я слышал о составе ленинградского центра.

Председательствующий: Значит, вы подтверждаете ваши показания, что вам известно было о существовании в Ленинграде террористического центра, и в частности, что в центр входили Левин, Котолынов, Мандельштам и другие. Это вы подтверждаете?

Сокольников: Да, подтверждаю, это мне было известно в 1932 году. Председательствующий: Вам известно, что непосредственное руководство подготовкой террористического акта в отношении тов. Кирова осуществлял Бакаев?

Сокольников: Мне не говорилось об этом непосредственно, но то, что руководство подготовкой террористического акта возложено на Бакаева, мне было известно.

Председательствующий: В какой мере вы были связаны с Рейнгольдом по его террористической деятельности?

Сокольников: Рейнгольд руководил террористическими группами в Москве. Я с ним имел встречи, но относительно его работы он мне никаких сообщений не делал. Относительно тех функций, которые на него возложены, я знал от Каменева.

Председательствующий: С вами Рейнгольд непосредственно был больше связан, чем с Каменевым?

Сокольников: Но никаких сообщений относительно своей деятельности он мне не делал (Процесс 75).

Это согласуется с признаниями Каменева как до, так и после процесса 1936 г. Мы рассмотрели их в предыдущей главе. Это также подтверждает признания Валентина Астрова, бывшего сторонника Бухарина. Астров подтвердил эти признания в статьях, опубликованных в постсоветский период[88].

Муралов подтвердил, что И.Н.Смирнов рассказывал ему в 1931 г. о своей встрече с Седовым и о новой линии Троцкого об обращении к терроризму в отношении руководства коммунистической партии и правительства.

Вышинский: Будьте добры, скажите о своем участии в западно-сибирском подпольном троцкистском центре.

Муралов: начале 1931 года, будучи в командировке в Москве, я увиделся с Иваном Никитичем Смирновым. Он мне рассказал, что был за границей и виделся там с Седовым, рассказал о новых установках Троцкого относительно применения террора в отношении к руководству коммунистической партии и правительства. Смирнов посоветовал восстановить наш сибирский центр в составе известных ему и мне лиц, тех, которые в 1929 году опять вошли в партию. Эти имена были указаны — Сумецкий и Богуславский. Первой задачей этого центра было собирание троцкистских сил и организация крупных террористических актов. Приехав в Новосибирск, я постарался повидаться с Сумецким и Богуславским и передал им то, что предложил Иван Никитич Смирнов и что я воспринял, как должное. Они тоже согласились со мной, и в таком составе начал функционировать троцкистский контрреволюционный центр в Сибири. Я — руководитель, Сумецкий должен был собирать кадры, главным образом среди молодежи высших учебных заведений. Троцкисту Ходорозе я поручил организовать террористическую группу. Он сформировал ее в 1932 году. Объект террористического акта — секретарь краевого комитета ВКП(б) Эйхе.

В этом же 1932 году в Новосибирск приехал Шестов и привез письмо от Седова. Это письмо содержало в себе много беллетристики и было написано обыкновенным способом, но то, что было не беллетристикой, было расшифровано антипирином, а именно — директива Троцкого о переходе к террористическим действиям. Письмо подтверждало то, что сказал Смирнов.

В 1932 году я получил еще одно письмо от Седова, которое мне привез Зайдман — троцкист-инженер. В нем предлагалось ускорить террористические акты по отношению к Сталину, Ворошилову, Кагановичу и Кирову (Процесс 94).

Это подтверждает то, что рассказала Бруэ Лилия Даллин — что Седов был единственным человеком, кто знал все о планах Троцкого. Это также согласуется с отчетами Марка Зборовского Москве, что Седов сообщил ему по секрету, что следует убить Сталина, несмотря на то что и Седов, и Троцкий публично отказались от убийства, как несовместимого с марксизмом.

В гарвардском архиве Троцкого есть также письма Седова, написанные антипирином.

Подобно Радеку и Пятакову, и, как мы увидим, Ягоде, Муралов был против «работы эсеровскими партизанскими методами» путем индивидуальных убийств, но тем не менее участвовал в планах убийства.

Вышинский: Расскажите, пожалуйста, после убийства Сергея Мироновича Кирова вы встречались с Пятаковым?

Муралов: Встречался.

Вышинский: Не было у вас разговора по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова?

Муралов: Был разговор. Мы делились впечатлением, которое этот акт произвел на всех, и о том, что все-таки директива приводится в исполнение: одного человека уже убрали.

Вышинский: Одного убрали! А не говорил Пятаков, что теперь очередь за остальными?

Муралов: Подтверждаю, говорил… (Процесс 97).

Вышинский: На предварительном следствии, когда вас допрашивали в прокуратуре СССР, вы показывали следующее. Позвольте мне зачитать т. XXV, стр. 109:

«В 1934 г. после убийства Сергея Мироновича Кирова я встретил Пятакова в Москве и в беседе со мной он сказал: "Одного из перечисленных в плане убрали, теперь очередь за остальными; но мы не должны спешить"». Это верно?

Муралов: подтверждаю это, именно это он и говорил (Process 224–225).

Вышинский: Но разве не говорили, что терроризм в целом не дает результата, если только один убит, а остальные остались, и, следовательно, необходимо действовать одним махом?

Муралов: И я, и Пятаков чувствовали, что было бесполезно действовать эсеровскими партизанскими методами. Мы должны организовать это так, чтобы вызвать панику одним ударом. Мы рассматривали панику и испуг в руководящих рядах партии как одно из средств, с помощью которого мы придем к власти (Process 226).

Более короткий русский текст:

Вышинский: А не говорилось ли, что террор вообще не дает результатов, когда убьют только одного, а остальные остаются, и поэтому надо действовать сразу?

Муралов: И я, и Пятаков — мы чувствовали, что эсеровскими партизанскими методами действовать нельзя. Надо организовать так, чтобы сразу произвести панику. В том, что создастся паника и растерянность в партийных верхах, мы видели один из способов придти к власти (Процесс 97).

Показания на Втором московском процессе в отношении убийства Кирова помещают это деяние в контекст гораздо более широкого заговора, состоявшего из ряда независимых подпольных групп, которые контактировали друг с другом через координирующий центр. Они также снимают обвинения с троцкистской организации, которая не принимала непосредственного участия в убийстве Кирова.

Традиционное объяснение антитроцкистской кампании 1930-х годов состоит в том, что это была фальсификация, которая продемонстрировала, как Сталин видел Троцкого своим главным соперником и хотел очернить его. Если бы дело было в этом, то к чему НКВД «писать сценарии» признаний, которые показали, что троцкисты не были непосредственно вовлечены в убийство Кирова? Конечно, они знали, что такое покушение планировалось зиновьевцами. В юридическом смысле это делало их также несущими ответственность. Однако, несомненно, существует моральная разница между знанием о готовящемся убийстве и участием в его исполнении. Троцкий изображен требующим убийств, но его люди не осуществляли их.

Это также трудно согласуется с тем фактом, что двое из главных подсудимых троцкистов, Радек и Сокольников (наряду с двумя менее значительными подсудимыми), получили лишь тюремные сроки на основании того, что они не участвовали ни в убийстве Кирова, ни в саботаже, в которых признались остальные из подсудимых.

То, что у нас нет свидетельств о «создании сценариев» признаний Сталиным или по его указанию, вынуждает любого честного исследователя обращаться с этими признаниями, как с подлинными, если или пока не обнаружатся доказательства такого «создания сценариев». В отсутствие таких доказательств признания на этом процессе раскрывают, что заговор с целью убийства ведущих членов партии восходит ко времени формирования блока в 1932 г. и планам убийства Кирова не позднее апреля 1933 г. Деяние Николаева выглядит как кульминационная стадия гораздо более широкого заговора.