Д. Чугаева и Л. Петерсон. - С.М. КИРOB Избранные статьи и речи 1916 - 1934 Страница 61

Я был на пленуме Московско-Нарвского райкома и слышал там, что на «Треугольнике» отчетность измеряется 28 пудами бумаги. Вот теперь и дайте самому бойкому из вас, даже целой комиссии, эти 28 пудов. Попробуйте поднять их — тяжеловато, а как разобраться, что написано в этих 28 пудах? Ведь это все надо прочитать. Очень ошибаются те, кто говорит, будто все равно эти отчеты никто не читает. Если бы не читали, я бы сказал: ну, пропали 28 пудов бумаги. Но в том-то и дело, что читают, в этом-то весь вопрос. Там все размежевано: здесь калоши, здесь шины, здесь то-то, здесь это. И все это будет сосчитано. Будут эти чудаки сидеть над счетами, будут все высчитывать, выкладывать. И пусть бы они считали, и на это можно согласиться, но ведь они считают и наш хлеб кушают и наши советские ставочки глотают, да еще и по приличному разряду, да еще и всякие другие требования предъявляют. И пока они все это высчитают, пока они эти ставочки используют, да пока эти 28 пудов придут с выводами обратно на «Треугольник», оказывается, что все это сделано впустую. Вот это и есть бюрократизм, самый безобразный, самый бесшабашный, самый отчаянный бюрократизм. Спросите любого хозяйственника, как он ходит с разными своими проектами, с разными своими планами по плановым органам и как они там проводятся. Действительно, иной раз легче достать снежок будущей зимы, чем получить во-время утверждение планов и ходатайств.

Когда мы говорим о режиме экономии, надо расширять это понятие и надо сюда включать и борьбу с этим проклятым бюрократизмом. Ведь здесь и время даром теряем, и людей лишних держим, и хлеб наш они зря едят, а в результате все делается так, чтобы так или иначе затормозить, осложнить работу нашего хозяйственного восстановления. Разбух наш аппарат, слишком много всяческих надстроек. Он еще насчитывает только 9-й год своего существования, еще пионером должен был бы быть (если перевести на наш язык), а на самом деле это уже старик. Сейчас полезно сосредоточить все внимание практической и научной мысли на том, чтобы омолодить наш государственный аппарат, — вот задача, которая стоит перед нами самым неотложным образом. (Аплодисменты.)

Не буду приводить примеры того, что могла бы дать борьба за экономию в другом отношении, в смысле бережливого обращения с копейкой, правильного направления и употребления этой копейки и т. д. и т. п. Этих примеров вы наслушались, они ходят как анекдоты. Не везет например «Треугольнику»: во вчерашней или сегодняшней «Правде» появилось сообщение о накладных и других непроизводительных затратах. Там есть механик или мастер — приведена его фамилия. Механик этот служит на «Треугольнике». Подсчитали, что он 31 день находился на «Треугольнике», а 470 дней числился в командировке — вот какие штуки у нас бывают. Когда стали разбирать это дело, то оказалось, что он был в командировке в Москве, что-то там собирал, но во всяком случае это стоило государству 5 тысяч рублей. О таких случаях вы можете прочитать в любой газете.

Теперь подходим к тому, чтобы это дело борьбы за режим экономии оформлять и обобщать. Например, в Ленинграде, когда мы подводим итог возможного сокращения всяких расходов в наших трестах, трестовских управлениях, не касаясь заводов (я беру эти данные из сведений Промбюро), то оказывается, что они могут дать в год около 2–2 % миллионов рублей чистеньких, а когда мы всерьез захотим провести режим экономии, то, как утверждают, мы можем сэкономить, как одну копеечку, 10 миллионов рублей. Что значит экономия в 10 миллионов рублей в нашей ленинградской практике? Это значит разрешить в этом году основной вопрос в области ленинградской промышленности, который мы не можем разрешить до сих пор из-за отсутствия средств. У нас была составлена программа по новому строительству, по восстановлению и изысканию новых средств. На это дело не хватает 20 миллионов рублей с лишним. Вот если мы сможем сэкономить 10 миллионов в год, то, принимая во внимание, что наш капитал в промышленности оборачивается два раза с лишним, у нас получается 20 миллионов рублей с лишним. Что это значит? Это значит, что нам нужно пошевелиться, порастрясти кое-кого в Ленинграде, чтобы сэкономить 20 миллионов рублей для промышленности. Мы можем найти их в Ленинграде, и мы можем их найти, коснувшись только наших правлений трестов, не касаясь даже ниже стоящих аппаратов и организаций. А если мы просмотрим все организации в области промышленного хозяйства и все советские аппараты и прочее, то вы должны согласиться, что мы сумеем тут сберечь громадные средства.

Я думаю, товарищи, что вы согласитесь со мной, что если в этой области нужно проводить большую работу, то нужно большую работу проводить и в области борьбы с излишествами. Не будем каяться, но грехов здесь хоть отбавляй. Дайте какого угодно исповедника, а этих грехов он отпустить не сумеет. Нужно подходить к этому делу вплотную и выжигать безобразия самым решительным образом. У нас наблюдаются позорные явления — казнокрадство, хищения, воровство, растраты, расточительность. Это дело приобрело такие права гражданства, что куда ни кинь — везде на эти дела натыкаешься. Вы знаете, как это дело поставлено у хозяйственников, но мы уж на чужих не будем пенять. В комсомоле у нас это тоже есть, в профсоюзах у нас это имеется, в партии у нас это тоже налицо. И что еще, товарищи, опасно, так это то, что мы так привыкли к расточительству, к растратам и воровству, что начинаем смотреть на это дело спустя рукава. Мне пришлось делать доклад недалеко отсюда, в Пскове. Я говорил о том, что нам необходимо бороться с растратами самым беспощадным образом. Люди, конечно, соглашались, как всегда. В этом вопросе у нас как будто разногласий нет. Но после меня выступил губернский прокурор, конечно, член нашей партии, и говорит: «Киров, конечно, прав, что с растратами надо бороться, но только он забывает одно, что в нашем советском законодательстве растрата это есть такое понятие, что надо доказать, что человек растратил государственные деньги со злым умыслом. Если это будет доказано, то его за эту штуку можно расстрелять, а уж изоляцию можно прилепить какую угодно. Но ежели злостность умысла не доказана, то это выходит как упущение, и тогда, принимая во внимание пролетарское происхождение, комсомольский стаж и все такое прочее, полагается ему выговор, перевод на менее ответственную работу и т. д.». Я на это ответил на том же самом собрании, что если перевести это не на юридический язык, а на наш простой человеческий язык, то получится такая вещь: если я завтра пропью губкомовские деньги, то вы должны будете доказать, что я это сделал со злым умыслом, обозлился на 40-градусную — дай-ка я тебе покажу с губкомовскими-то деньгами. И если вы не докажете злого умысла, я скажу: шел я с губкомовскими деньгами, комсомольцы встретились, ребята хорошие, пошли и выпили, — то, «принимая во внимание мое губкомовское происхождение и все прочее. .» (Смех.) Это не так смешно, товарищи, как грустно. Это говорит о том, что даже наши советские законодатели не могут иначе мыслить. Если гибнут кровные советские, рабоче-крестьянские миллионы, то надо доказать, что тут злой умысел, что тут контрреволюция, а если не доказал — то и взятки гладки.

Если вспомните то, что я говорил с самого начала, то вы должны будете со мной согласиться, что, кончивши гражданскую войну на военном фронте, мы не кончили еще войны за завоевание социализма в нашей стране. Мы эту войну ведем на хозяйственном фронте. Как поступают с красноармейцем, если он в боевой обстановке покидает фронт? Его за это расстреливают, не спрашивая, почему он покидает боевой фронт. Когда этот же красноармеец расхищает в период гражданской войны военное достояние, что ему за это бывает? Если, скажем, исчезли патроны, которыми уничтожаются враги Советской власти, что ему за это делают? Его предают за это военно-полевому суду. Когда мы ведем сейчас войну на фронте восстановления нашего хозяйства и когда здесь глотают, расхищают миллионы, что это такое? Иначе, как изменой социализму, это назвать нельзя. Если говорить по-настоящему, говорить по-большевистски, по-коммунистически, иначе Это квалифицировать нельзя. Вслед за пленумом и Центральный Комитет всячески нажимает на эту сторону дела и заставляет нас мобилизовать все свое внимание и сосредоточить все силы вокруг этого вопроса.

Я думаю, что изложенного мною для вас достаточно, чтобы понять, что мы поставили перед собой задачу, безусловно разрешимую. Объективные условия, чтобы разрешить эту задачу, перед нами налицо, и все будет зависеть лишь от того, насколько мы с вами сумеем эту задачу воспринять так, как это подобает воспринять ленинцу, большевику, комсомольцу, а все остальные условия есть, несмотря на все трудности, которые стоят перед нами. Если мы сумеем мобилизовать все общественное мнение — и партийных и советских учреждений и т. д. — вокруг всех тех вопросов, которые я поставил, то, несомненно, мы эту задачу сумеем разрешить!