Сергей Кремлев - Политическая история Первой мировой Страница 61

Из-за границы, несмотря на крайне ограниченный тоннаж судов, везли в Россию не станки для заводов, а колючую проволоку, которую без особого труда можно было делать и у нас. А были бы станки – не было бы нужды оплачивать русским золотом работу чужих (заокеанских в том числе) станков.

Вот так вот это было, читатель!

К 1917 году дело снабжения русской армии кое-как наладили. Но к этому времени был выбит не только кадровый состав офицерства и солдатской массы, а и сам «кураж» войны. Запал первых лет прошёл. Армия, всё более превращаясь в народное ополчение и по духу, и по уровню подготовки, вся враз осознала: «Это надо не нам, а богатеям».

Накануне Нового года, 12 декабря 1916 года, Борис Пастернак писал родителям: «Пробегая газеты, я часто содрогаюсь при мысли о том контрасте и той пропасти, которая разверзается между дешёвой политикой дня и тем, что при дверях»…

А «при дверях» 1917 года уже стояли великие потрясения.

25 декабря 1916 года – через девять дней после того, как во дворце его зятя князя Юсупова был убит Григорий Распутин – великий князь Александр Михайлович направил племяннику, императору Николаю, длинное письмо, в конце которого писал: «Как это ни странно, но мы являемся свидетелями того, как само правительство поощряет революцию… Преступные действия, равнодушие к страданиям народа и беспрестанная ложь вызовут народное возмущение. Я не знаю, послушаешься ли ты моего совета, или же нет, но я хочу, чтобы ты понял, что грядущая революция 1917 года явится прямым продуктом усилий твоего правительства…».

Царя предупреждали об угрозе революции и остальные «Михайловичи» – великие князья Георгий Михайлович и Михаил Михайлович…

Как об стенку горох!

Тем временем Америка (и, к слову, Япония), пользуясь случаем, пока европейские колониальные державы дубасили друг друга, укрепляла своё присутствие по всему миру.

А вот Францию и Германию война обобрала донельзя…

Англия тоже была на грани срыва в революцию. 24 апреля 1916 года в Дублине началось восстание ирландцев, подавленное Лондоном зверски: артиллерия смела огнём полгорода, сдавшихся расстреливали без следствия и суда сотнями. Выступление в Ирландии было более националистическим, чем классовым, однако внутриполитическую ситуацию оно революционизировало, конечно, во всех смыслах – не только в политическом, но и в социальном.

ОДНАКО в целом всё шло как по нотам… Английский флот установил прочную «голодную блокаду» Германии, а единственным мало-мальски равноценным ответом для немцев была неограниченная подводная война, прерывающая морское снабжение Англии.

Германские подводники имели к тому времени и лучшие в мире лодки, и самый большой боевой опыт. К середине 1916 года они располагали 134 подводными лодками, количество потопленных судов исчислялось многими сотнями, а общий потопленный тоннаж составил около миллиона тонн.

К концу 1916 года потери союзников на море приблизились к критическим: в период с октября по декабрь 1916 года были потеряны суда общим водоизмещением полмиллиона тонн, а в 1917 году только за май было потоплен тоннаж свыше 540 тысяч тонн.

Перед Англией замаячила угроза поражения…

Препятствием для немцев могла стать позиция формально нейтральных Соединённых Штатов, и, хотя официальная реакция США на германские планы неограниченной подводной войны отсутствовала, германский посол в Вашингтоне граф Бернсторф сообщал в Берлин, что объявление беспощадной подводной войны автоматически вовлекает США в мировой конфликт.

Берлин и верил, и не верил. Ведь, избрав выдвигавшего «пацифистскую» программу Вильсона президентом, рядовой американец показал, что воевать он не склонен. Учитывал Берлин и то, что в Америке жили миллионы граждан немецкого происхождения, связи с Фатерляндом не оборвавшие.

Помнил вроде бы об этом и Вильсон. С другой стороны, к 1917 году Германия получила кредитов от «нейтральных» Штатов на 20 миллионов долларов, а страны Антанты – на 2 миллиарда, то есть в сто раз больше! Такой «нейтралитет» не мог не настораживать.

Одного этого соотношения кредитов – 1:100 в пользу Антанты – было достаточно для обоснованного недоверия Германии к Америке. Недавно немцы разумно отвергли лукавое американское предложение о «посредничестве», и сейчас тоже приходилось десять раз подумать, прежде чем идти на такую решительную меру, как эскалация подводной войны, косвенно затрагивающая и Соединённые Штаты…

Казалось, чаши весов застыли в пусть и неустойчивом, но – равновесии. И тут «вдруг» произошёл некий казус…

6 января 1917 года Ассоциация торговли и промышленности в Берлине устроила обед в честь посла Соединённых Штатов Джемса Джерарда. Звучали речи о традиционной дружбе Америки и Германии, приветствовали друг друга Джерард и статс-секретарь Циммерман, лобызались штатовские атташе и германские министры.

Посол Джерард был сама любезность и благодушие…

Жест (безусловно, заранее взаимно согласованный, ибо такие «обеды» экспромтом не даются) был задуман немцами широко и с очевидным намёком. Все знали, что Джерард – лишь передатчик воли и настроений Вильсона. Далеко не все, но те, кому надо, знали и то, насколько капитал США уже внедрился в Германию. Поэтому «банкет Джерарда» был расценён германским общественным мнением однозначно: Штаты дают понять, что в войну с Рейхом они ввязываться не намерены.

И 31 января 1917 года Циммерман в здании германского Аусамта (МИДа) вручил недавнему собутыльнику Джерарду ноту, извещавшую о начале Германией неограниченной подводной войны с 1 февраля.

А 3 февраля Вильсон объявил в конгрессе о… разрыве дипломатических отношений с Германией.

Провокация Джерарда сработала, а Германия опять оказалась в положении стороны, инициирующей отрицательное развитие событий.

Существует мнение, что, мол, «банкет Джерарда» и «запустил механизм катастрофы». Однако не будем наивными: этот банкет во время войны повлиял на общий ход дел так же, как перед войной сараевские выстрелы. Это был видимый, публичный повод. А основную диверсию против своего германского якобы собрата Капитал Америки провёл, конечно, в кулуарах.

И не в один день.

Кроме «банкета Джерарда», вторым «вашингтонским выстрелом» стало обнародование Вильсоном 28 февраля 1917 года так называемой «депеши Циммермана».

Кутерьма вокруг этой шифрованной телеграммы (точнее, каблограммы, потому что она шла по трансатлантическому кабелю) выглядит странно и тёмно. Не сказать об этой депеше нельзя: эпизод считается классическим, но вот объяснить его…

Получилось так… В январе 1917 года германский посол в США граф Бернсторф через полковника Хауза добился у Вильсона разрешения пользоваться для сношений с Берлином телеграфным шифром, неизвестным правительству США. Мотив – необходимость оперативного обмена мнениями о поисках путей мира.

Разрешение было дано, и 19 января Циммерман послал из Берлина транзитом через Вашингтон шифрованную этим шифром депешу германскому посланнику в Мексике Экгардту.

Однако ещё в Лондоне эту оглушительно провокационную депешу расшифровали английские контрразведчики. И англичане через американского посла У. Х. Пейджа передали её Вильсону явно в расчёте на то, что содержание такого документа будет очень кстати для всех, ведущих Америку к вступлению в войну.

В депеше Экгардту предписывалось выяснить у президента Мексики дона Венустиано Каррансы готовность мексиканцев к войне со Штатами, если те объявят войну Германии. Мексике обещали финансовую поддержку и соблазняли её перспективой вернуть себе Техас, Аризону и Нью-Мексико.

Внешне всё выглядело феноменально нелепо. Мексиканской Моське предлагалось победить американского республиканского Слона с демократическим Ослом в придачу. Однако не всё было просто, Мексика тогда бурлила. В 1910 году там началось мощное крестьянское движение Франсиско Панчи Вильи и Эмилиано Сапаты против ставленника Америки и Англии диктатора Диаса.

В 1911 году Диас сбежал из страны, и его сменил либерал Мадеро. Но даже он американцам не подходил, и в 1913 году опять-таки проамериканский генерал Уэрта сверг Мадеро, убив его.

Сапата и Вилья поднажали и в конце 1914 года заняли столицу Мехико. Хунта Уэрты рухнула, и США перешли к прямой интервенции. Впрочем, уже в апреле 1914 года в мексиканском порту Веракрус высаживался американский десант, остававшийся там до октября.

Президентом Мексики стал тем временем опытный политик, крупный помещик Карранса. Он разгромил Вилью, но выступил против империалистической политики США и обещал провести земельную реформу – ход сильный.

В марте 1916 года части американской армии под командованием Першинга перешли мексиканскую границу, но лёгкой прогулки у янки не получилось. Правительственные войска Каррансы и партизанские армии Вильи и Сапаты, временно забыв гражданские распри, объединились и Першинга из страны вышвырнули.