Римская Республика. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов Страница 61

римских богов греки чтут под именем Диониса или Вакха? Богом винограда и вина в Риме считался Юпитер. Но если он – Зевс, то как же он может быть еще и Дионисом? И вот стали говорить, что Вакх – это римский бог Либер. В Риме есть храм, посвященный трем божествам – Деметре, Коре и Дионису. И там служат по греческому обряду. Недавно я ночью шел по берегу Тибра. И видел, как толпа мужчин и женщин с восторженными криками неслась к реке с высокого берега. С песнями погружали они в волны Тибра горящие факелы и ухитрялись вынимать их не гаснущими. Ты – эллин и, думаю, согласишься со мной, что это, вероятно, совершалось празднество вакханалий в честь эллинского светлого бога Диониса. Я сам мало думаю о богах. Но, когда я прибыл в Рим, я дивился прочности римской религии. Дивился, как чтут римляне своих богов. И вот оказалось, что и здесь Эллада учит Рим.

– Меняется вся жизнь в Риме. Катон не раз, сморщив брови, наставительным тоном говорил мне, что еще во дни его молодости римские женщины ничем не смели интересоваться, кроме домашнего хозяйства, а по улицам ходили, скромно опустив ресницы. Развод был редким явлением. Но сейчас – не то. Иные женщины читают моего «Эпихарма», пробуют учиться по-гречески. Как ни ворчит Катон, жизнь идет своим порядком.

– Но почему Катон так не любит Эллады? – спросил Амфитей, и перед ним так и встали колючие глаза рыжего нобиля.

– Потому что он слишком любит Рим и все, что пахнет римской стариной. Ему обидно видеть, как римляне берут пример с греков. Он хочет, чтобы весь мир смотрел на Рим с благоговением, а тут римляне оставляют свои обычаи ради чужих. Он всегда ищет у греков все дурное. Особенно его раздражает роскошь, которая стала входить в обычай после заморских побед римлян: и день и ночь твердит он, чтобы издали законы, воспрещающие перенимать чужие обычаи. Он человек влиятельный. Многие граждане с жадностью ловят его слова. И он уже начал жестокую борьбу со Сципионами, Нобилиорами и с другими нобилями, живущими по греческим обычаям. Он, видимо, задался целью сокрушить могущество Сципионов. Я раз спросил его, чем же не нравится ему Публий Сципион. А он только косо на меня взглянул и сказал: «В Риме все граждане – граждане. А он думает, что он лучше всех». А потом прибавил: «Рим – силен дедовскими законами и уважением к родным богам. Кто несет в Рим греческие нравы – тот готовит Риму ту же судьбу, что постигла Грецию».

– Однако вот и Капенские ворота. Недалеко и дом Сципиона. Так ты подумай о том, что слышал от меня.

– Я подумаю, – сказал Амфитей, смотря в землю, – и, кажется, последую твоему совету.

На следующий день Амфитей уже занимался в библиотеке Публия Сципиона. Большая комната была обставлена в греческом вкусе. Две мраморные статуи – Аполлона с кифарой и Гермеса – глядели из углов. Везде масса книжных свитков. Амфитей разбирал их и расставлял в порядке. Здесь были поэмы Гомера – и в греческом подлиннике, и в переводе Ливия Андроника. Были исторические труды Геродота и Тимея, трагедии Еврипида. А вот и труды Энния. Амфитей не без интереса просмотрел их. Попадались латинские комедии Плавта, трагедии Пакувия. Встретилась и «Пуническая война» Невия в сатурнических стихах.

В библиотеку приходил сын Сципиона Африканского, худощавый молодой человек с желтым лицом. Он спрашивал Амфитея о греческих историках, так как он хочет писать историю Рима и желал бы знать, кому лучше подражать в манере изложения: ему нравится Тимей, за свою занимательность, но Энний почему-то не одобрял его. Амфитей дал ему совет почитать «Историю государственных порядков в Афинах» Аристотеля. Но этой книги в библиотеке не нашлось.

Вечером пришли к Сципиону консул Фульвий Нобилиор, сенатор Лелий, еще двое нобилей и Энний. Сципион угощал их вином, привезенным из азиатского похода, а разговор у них шел об искусстве. С большим восхищением говорил Сципион о греческих статуях, которые он видел во время похода. Он убеждал консула, окончив войну с этолийцами, непременно завернуть в Афины – полюбоваться Зевсом Фидия и скульптурой на фронтоне Парфенона.

– Меня приводит в негодование толпа, присутствующая на триумфах, – с жаром говорил он, – при виде слоновых клыков и золотых чаш она кричит от удовольствия, но, когда мимо везут статую, которой художник, быть может, обессмертил родной город, толпе интересно только знать, сколько мрамора пошло на нее.

Затем говорили о стихах александрийских поэтов, и к участию в споре был приглашен и Амфитей. Но скоро разговор коснулся последних сенатских заседаний, и Сципион взглядом дал понять Амфитею, что он лишний.

Через несколько дней Амфитея вызвали в дом Эмилия Павла, в тот самый, где Амфитей впервые увидел Сципиона и Энния. Там он давал уроки греческой грамматики одному из сыновей хозяина. Он был немало удивлен, встретив в этом доме знакомого соотечественника – коринфянина Аримнеста, с которым когда-то в ранней молодости вместе посещал риторскую школу в Коринфе. Уже несколько лет Аримнест был в плену. За скульпторские способности его купил Эмилий Павел, и теперь он учил сыновей Эмилия скульптуре. Познакомился Амфитей и с рабом – тоже из греков, преподававшим живопись сыновьям Эмилия.

В таком роде потянулась и дальнейшая жизнь Амфитея. Он немножко привык к своему положению, тем более что обращение Сципиона с ним было очень выдержанное. Он втянулся и в уличную жизнь Рима, интересовался вопросами, о которых толковали на сходках.

Прошло несколько лет. По поручению Сципиона Амфитей с несколькими другими рабами отправился в Сицилию – приобрести несколько книг Платона, которых не нашлось у римских книгопродавцев. Поездка заняла около двадцати дней. Возвратившись и уже подъезжая к вилле Сципиона, Амфитей заметил страшный переполох. Рабы бегали с нелепо-испуганными лицами, а высокий ибериец – тоже раб – сидел на ступеньках и, прислонясь головой к статуе сатира, плакал и причитал. Амфитей понял: что-то случилось. Но сначала не мог добиться толку ни от кого. В дверях встретил его Энний.

– Публий Корнелий Сципион умер час тому назад, – грустно ответил он на вопросительный взгляд Амфитея, – еще вчера все думали, что это лишь небольшое недомогание и обычная его грусть, а он…

Энний опустил голову. Из соседней комнаты слышались тонкие переливы голосов наемных плакальщиц.

– Но, Амфитей, – начал снова Энний – мы с тобой добились того, чего хотели. Недавно, благодаря стараниям Фульвия Нобилиора, я получил права римского гражданина. А ты сегодня стал свободным. Только что