Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе Страница 62

Всеволод-Андрей — (1050–1067) — дочь Константина IX Мономаха (Византия)

Анастасия — (1039–1046) — Андрей (Венгрия)

Елизавета — (1044–1066) — Харальд (Норвегия)

— (1067-?) — Свейн (Дания)

Анна — (1050–1060) — Генрих (Франция)

— (1060–1075) — Рудольф, граф Креспи-Валуа (Франция)

Внуки Ярославли

Ростислав-Иван Владимирович — (1060–1067) — Ланка? (Венгрия) Ярополк-Петр Изяславич — (1073–1086) — Кунигунда фон Орламюде (Германия)

Святополк-Михаил Изяславич — (до 1113) — Комнина (Византия)

Евпраксия Изяславна — (1088–1089) — Мешко III (Польша)

Олег-Михаил Святославич — (1083) — Феофа yо Музалон (Византия)

Владимир-Василий Всеволодович Мономах — (1070–1107) — Гита Гарольдовна (Англия)

Апраксия-Адальгейда Всеволодовна — (1089) — Генрих III фон Стаде — (?) Генрих IV (Германия)

Мономаховичи

Мстислав-Харальд-Федор Владимирович — (1095–1122) — Кристина (Швеция)

— (1122–1132) — дочь новгородского посадника Завидя-Дмитрия

Марица — (1116) — Леон Диоген (Византия)

Евфимия — (1117–1138) — Коломан I (Венгрия)

Мстиславичи-Мономаховичи

Ингеборг — (1118) — Кнуд Лавард (Дания)

Мальфрида — (?) — Сигурд Крестоносец (Норвегия)

— (?) — Эйрик II (Дания)

Святополк-Иван — (1144) — Евфимия (Моравия)

Ирина — (?) — Андроник Комнин (Византия)

Ефросинья— (1146–1176) — Геза II (Венгрия)

Русско-скандинавские связи не были определяющими в этой системе, но занимали в ней устойчивое место и заботливо поддерживались. Сто лет спустя после Ярослава Мстислав Владимирович тщательно восстанавливает созданную в середине XI в. картину «политического равновесия», обновляя династические узы и со Швецией, и с Данией, и с Норвегией. Эти отношения оставались стабильными и прочными. Взаимодействие между двумя феодальными культурами — русской и скандинавской — в эпоху Владимира Мономаха и Мстислава продолжало развиваться [186, с. 462–466], но, в отличие от IX–XI вв., оно осуществлялось главным образом в политической и идеологической сфере. В это время «варяжская легенда» прочно включается в композицию ПВЛ, а в норвежско-исландской письменной традиции начинается формирование цикла «королевских саг» с их устойчивым мотивом пребывания королей-миссионеров в Гардах, при дворе конунга Ярицлейва.

Оба памятника — «Повесть временных лет» и «Хеймскрингла» — лежат в основании национальных литератур, и оба они оказываются за пределами общесредневековой европейской традиции, основанной на латинской книжности. Те специфические черты, которые предопределили исключительно национальную, и в то же время общечеловеческую значимость воплощения средневековых духовных ценностей на своем языке, на собственном культурном материале, не омертвлённом церковно-феодальными канонами, те черты, которые обусловили всемирно-историческое значение русской литературы нового времени и близкой ей по духу скандинавской литературы конца XIX — начала XX в., корнями уходят в мощную подоснову многовековых русско-скандинавских связей, и корни эти непосредственно соприкасаются с наследием эллинистической культуры, сохраненным раннесредневековой Византией.

Эпоха образования Древнерусского государства — для Киевской Руси так же, как эпоха викингов для скандинавских стран, — стала временем не только оформления классового общества и феодальной государственности. В результате социально-экономических и политических процессов, проходивших в условиях тесного двустороннего взаимодействия, и Русь, и Скандинавия вошли в состав нового для них культурного единства. Условно, выделяя преемственную связь с античным культурным и политическим наследием, это единство можно назвать «романским» (имея в виду не только западную, римскую, но и восточную, «ромейскую», его ипостась).

«Романский мир», в котором Русь обретала многие исходные формы своей средневековой культуры, был плотной и обширной культурной тканью, охватившей огромное европейское пространство за многие столетия до его разделения на Запад и Восток Европы. Христианская каменная архитектура, развивавшая позднеантичные нормы, навыки и традиции, так же, как развивали их религия, письменность, государственность, единым культурным комплексом распространялась в переживающей социальную революцию «варварской» среде. «Романская культура» VII–XII вв. — это не только и не столько зодчество. Это — особое отношение к письменности, стремящейся приспособиться к языку народа: в высшей степени «романской» (не «латинской!») была деятельность Кирилла и Мефодия, и кириллица — одно из проявлений «романики» (так же, как готский перевод библии Ульфилы). Романика — это земляные замки франкских и саксонских графов, также, как городища славянских волостелей, и борги — скандинавских конунгов, древо-земляные укрепления городов (даже — возникавших у развалин каменных римских крепостей). Определенный тип вооружения — и лишь с появлением в Европе «готического доспеха» (как и готического храма) различия между Западом и Востоком становятся ощутимы. Неправомерно проводившееся маститым русским историком С.М.Соловьевым противопоставление горного, каменного Запада с гнездами замков и городов — деревянной, равнинной Руси [204, VII, 13, с. 46]. То и другое — еще единый мир, и различия от области к области его неуловимы и несущественны по сравнению с теми, что сформируются пять столетий спустя. Основой романского единства в Европе IX–XII вв. было цветущее, богатое, древнее Средиземноморье, римско-византийская цивилизация, с великолепными супергородами, блистательной властью кесарей, авторитетом церкви, иерархической государственностью, семью свободными искусствами, с богатством и силой античной традиции.

Русь и Константинополь, Рим и Запад — вот четырехчленная структура романского мира. Норманны, варяги, были наиболее подвижным и относительно самостоятельным его элементом. В поисках внешних ресурсов для строительства средневековой цивилизации, на которые их решительно обрекала скудость и суровость местных условий, создававших лишь некий исходный минимум для социального развития, они устремлялись с Запада в Рим, из Рима в Константинополь и на Русь, либо наоборот — по любой из летописных ветвей Пути из варяг в греки. Оборотной стороной этого движения было встречное, куда менее заметное по внешним формам, но неизмеримо более глубокое по существу. Византийские мастера, участвовавшие в строительстве Киевской, Новгородской, Полоцкой Софии (33) несли навстречу северным варварам, «Из Грек в Варяги» новую систему ценностей, открывая путь к строительству общечеловеческой цивилизации. Этот же путь, между северным варварством и эллинской духовностью, исторический свой путь вершила Русь.

Общность исторического пути при переходе от финальной первобытности к феодальному средневековью, — вот подлинное содержание «варяжского вопроса», как тенденциозно и неверно обозначили проблему исторических связей Руси и Скандинавии ученые XIX в. И норманизм, и антинорманизм как течения буржуазной науки вместе с нею уходят в историографическое прошлое [233, с. 96–181; 237, с. 35–51]. Марксистско-ленинская методология позволяет исследовать «варяжский вопрос» как процесс русско-скандинавских отношений, развивавшихся с 750 по 1222 г. на протяжении всего домонгольского периода Руси, осваивая этап за этапом различные уровни и сферы, от экономической до социально-политической и культурно-идеологической. Весь комплекс данных, относящихся к сфере этих отношений, свидетельствует, что вопреки давним тенденциозным представлениям определяющие импульсы шли с Востока — на Север, из Руси — в Скандинавию. Русь обеспечила во многом северные страны ресурсами, необходимыми как для начала строительства феодального общества (не менее 4–5 млн. марок серебра; при этом ничтожную долю, около 0,25 % составлял государственный откуп 882-1054 гг., не превысивший 12–13 тыс. марок), так и для завершения его (комплекс политических идей, вдохновлявших королей-миссионеров). В обмен она использовала военные, отчасти — культурные ресурсы, образовавшиеся в виде своего рода «перепроизводства надстроечных элементов», порожденных социальным движением викингов. Итогом этого обмена стало длительное творческое сотрудничество, которое предопределило развитие международных отношений на севере европейского континента на многие столетия вперед. Переход от этого сотрудничества к военной конфронтации феодальных государств в 1164 г. открывает эпоху многовековой борьбы России со Швецией за речные выходы побережья Балтики, завершившейся лишь в 1703 г. после основания российской крепости Санкт-Питер-Бурх в устье Невы.

Заключение

Эпоха викингов в Северной Европе — один из важнейших этапов исторического прошлого скандинавских стран. Она отделяет десять тысячелетий первобытности от начала собственно исторического периода, который на севере Европейского континента открывается становлением раннефеодального общества, как первой классовой социально-экономической формации.