Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на историю 1660-1783 Страница 62

Регент Орлеанский, по совету способнейшего и знаменитого французского государственного деятеля той эпохи, аббата Дюбуа (Dubois), сделал предложения королю Великобритании о заключении союза. Он начал сначала с коммерческих уступок, обыкновенно искушавших Англию, а именно, запретил французам торговое мореходство в южных морях под страхом смертной казни и понизил ввозные пошлины на английский уголь. Англия сначала приняла эти авансы с холодной сдержанностью, но регент не упал духом и предложил затем принудить претендента, Якова III, удалиться за Альпы. Он остановил также работы по устройству порта в Мардике (Mardyck), которым французское правительство пыталось вознаградить себя за потерю Дюнкерка. Эти уступки надо заметить, направленные все, кроме одной, в ущерб морской силе и коммерческим интересам Франции — побудили Англию подписать договор, которым она и Франция взаимно гарантировали исполнение условий Утрехтского мира, поскольку они касались их интересов, особенно же условия, что Орлеанский дом должен был унаследовать французский трон, если бы Людовик XV умер бездетным. В Англии же протестантская династия также была гарантирована. Голландия, истощенная войною, не хотела сначала входить в новые обязательства, но была в конце концов склонена к этому уменьшением некоторых пошлин на ввозимые ею во Францию товары. Договор, подписанный в январе 1717 года, положил основание так называемому Тройственному союзу и связал Францию с Англией на несколько лет.

Пока Франция вела переговоры о союзе с Англией, Испания, под руководством другого духовного лица, человека больших способностей, искала того же самого союза и в то же время развивала все свои силы в надежде возвратить потерянные ею итальянские государства. Новый министр ее, кардинал Альберони, обещал Филиппу V дать возможность отвоевать Сицилию и Неаполь, если стране будет гарантирован в течение пяти лет мир. Он сильно работал над увеличением доходов, восстановлением флота и реорганизацией армии, поощряя в то же время мануфактуры, торговлю и мореходство. Успехи, достигнутые им во всем этом, были замечательны, но законная претензия Испании — возвратить свои потерянные владения и, опираясь на них, основать в Средиземном море свою морскую силу, так потрясенную отнятием у нее Гибралтара, встретила помеху в несвоевременном желании Филиппа низвергнуть регентство Орлеанского дома во Франции. Альберони был принужден отстраниться от Франции, в интересах морской силы которой, так же, как и Испании, было желательно видеть Сицилию в дружеских руках; и, не добившись этого естественного союза, он должен был заискивать у морских держав Англии и Голландии. Он пытался привлечь их на свою сторону также коммерческими уступками, обещая сейчас же дать Англии те привилегии, которые были обусловлены Утрехтским миром и относительно которых Испания до тех пор ставила затруднения. В вознаграждение за это он просил содействия Англии в Италии. Георг I, германец в душе, холодно принял эти заискивания, вызванные желаниями, недружелюбными по отношению к германскому императору в его итальянских владениях, и Альберони, обиженный, взял свои предложения назад. Тройственный союз, гарантируя престолонаследие во Франции Орлеанскому дому, нанес новую обиду Филиппу V, который мечтал об осуществлении своих претензий. Результатом всех этих переговоров был союз Англии и Франции против Испании — слепая политика со стороны обоих королевств Бурбонов.

Сущность положения, созданного этими различными целями и страстями, состояла в том, что император австрийский и король испанский — оба хотели владеть Сицилией, которая, по Утрехтскому договору, была отдана герцогу Савойскому; Франция и Англия обе желали сохранения мира в западной Европе, потому что война дала бы случай для успешного действия недовольных в том и другом королевствах. Так как положение Георга было более обеспечено, чем положение герцога Орлеанского, то политика последнего подчинялась первому, и это стремление увеличилось еще деятельным недоброжелательством короля Испании. Георг, как германец, желал успеха императору; и английские государственные деятели естественно желали видеть Сицилию скорее в руках их старого союзника и хорошо испытанного друга, чем в руках Испании. Франция, вопреки своей истинной политике, но под давлением положения регента, разделяла этот взгляд, — и в конце концов было предложено изменить Утрехтский договор передачей Сицилии из рук Савойи в руки Австрии, отдав вместо того первой — Сардинию. Было, однако, необходимо считаться и с Испанией, которая, под руководством Альберони, достигла военной силы, изумительной для тех, кто знал ее слабость в течение последней войны. Она не была готова к борьбе, потому что прошла еще только половина пятилетнего срока, испрошенного кардиналом; но еще менее была она готова отказаться от своих претензий. Ничтожный случай вызвал разрыв. Один испанский сановник, совершая путешествие из Рима в Испанию сушей и, таким образом, проезжая через итальянские владения императора, который все еще именовал себя королем испанским, был, по приказанию его, арестован, как возмутившийся подданный. При этом оскорблении Альберони не мог сдержать Филиппа. Экспедиция из двенадцати военных кораблей, с отрядом из 8600 солдат, была послана против Сардинии, передача которой Савойе еще не совершилась, и остров был покорен в течение нескольких месяцев. Это случилось в 1717 году.

Без сомнения, испанцы желали сейчас же начать военные действия против Сицилии; но Франция и Англия вмешались теперь более деятельно для предотвращения угрожавшей общей войны. Англия послала в Средиземное море флот, и одновременно начались дипломатические переговоры между Парижем, Веной и Мадридом. Результатом их было соглашение между Англией и Францией совершить вышеупомянутый обмен Сардинии и Сицилии, вознаградив Испанию передачей ей Пармы и Тосканы в северной Италии и потребовав, чтобы император отрекся навсегда от своего неосновательного, но вносившего раздражение в международные отношения, притязания на испанскую корону. В случае необходимости эти предположения должны были быть приведены в исполнение силою оружия. Император сначала не согласился на это; но возраставшие размеры военных приготовлений Альберони заставили его принять предложение, в сущности такое выгодное, а затем присоединилась к договору и Голландия, вследствие чего он известен в истории под именем Четверного союза. Испания, однако, упорствовала, и можно судить об успехах, достигнутых Альберони в деле развития ее сил, а также о том серьезном, чтобы не сказать тревожном, впечатлении, какое произвели эти успехи на Георга I, по тому факту, что он сделал предложение купить согласие Испании уступкой Гибралтара. Если регент Орлеанский знал это, то его старания ускорить переговоры отчасти оправдываются.

Альберони пытался подкрепить свою военную силу дипломатическими мерами во всей Европе. Россия и Швеция были привлечены им к участию в проекте вторжения в Англию в интересах Стюартов; подписание Голландией Четверного союза было замедлено через его агентов; во Франции был организован заговор против регента, турки были возмущены против императора, по всей Великобритании поддерживалось недовольство; и была сделана попытка привлечь на сторону Испании герцога Савойского, обиженного отнятием у него Сицилии. 1-го июля 1718 года испанская 30-тысячная армия, конвоируемая двадцатью двумя линейными кораблями, появилась у Палермо. Савойские войска очистили город и почти весь остров, сосредоточив сопротивление в Мессинской цитадели. Тревога распространилась до самого Неаполя, пока английский адмирал Бинг (Byng)[75] не встал здесь на якорь со своею эскадрою, через день после осады Мессины. Так как король Сицилии согласился теперь на условия Четверного союза, то Бинг принял на свои корабли две тысячи австрийских солдат для высадки их в Мессину. Когда, появившись перед последнею, он нашел ее осажденной, то потребовал письменно от испанского генерала прекращения военных действий на два месяца. В этом, конечно, ему было отказано; тогда австрийские войска были снова высажены на берег в Реджио (Reggio), в Италии, и Бинг прошел через Мессинский пролив с целью нагнать испанский флот, ушедший к югу.

Столкновение, происшедшее затем между двумя флотами, едва ли может назваться сражением; и, как это обыкновенно бывает в таких случаях, когда война, уже готовая возгореться, все-таки еще не объявлена, является некоторое сомнение относительно того, насколько оправдывалось нападение англичан на испанцев. Кажется достоверно, что Бингу было дано предписание взять в плен или уничтожить испанский флот и как офицер он должен быть оправдан в своих действиях данными ему приказаниями. Испанские морские офицеры растерялись, не зная, что делать; число их судов было значительно меньше, чем у противника и, как это и понятно, наскоро оживленный флот Альберони не мог достигнуть такой степени боевой силы, какой достигла за тот же период его армия. Когда английская эскадра подошла так близко, что во враждебном намерении ее уже нельзя было сомневаться, то некоторые испанские корабли открыли огонь, после чего англичане, будучи на ветре, спустились и покончили с неприятелем; только несколько атакованных ими судов спаслись в порту Ла-Валетта. Испанский флот был, в сущности, уничтожен. Трудно понять, почему некоторыми писателями приписывается значение тому факту, что Бинг атаковал противника, не построив флота в линию баталии. Этот противник представлял беспорядочную силу, значительно уступавшую, и численно, и по дисциплине, той, которою командовал Бинг. Его заслуга, кажется, заключалась скорее в готовности принять на себя ответственность, от которой менее решительный человек постарался бы уклониться. В этом деле, как и в течение всей кампании, он сослужил добрую службу Англии, морское могущество которой еще усилилось уничтожением, если еще не действительного, то возможного, соперника, и заслуги Бинга были награждены пэрством. По поводу описанных событий у мыса Пассаро было написано донесение, которое пользуется большой популярностью у английских историков. Один из старших капитанов был отряжен с дивизией в погоню за ушедшими неприятельскими кораблями. Его рапорт адмиралу был таков: "Мы захватили или уничтожили все испанские корабли под берегом, числом, как показано на полях. С почтением и т. д. G. Walton". Один английский писатель делает, а другой повторяет замечание, заслуживающее внимание лишь как характерная насмешка над французами, что корабли, записанные таким образом на полях английского рапорта, наполнили бы целые страницы французского донесения[76]. Можно, однако, допустить, что так называемое "сражение" при мысе Пассаро не заслуживает длинного описания и возможно, что капитан Вальтон сознавал это; но если бы в Англии все отчеты о морских деяниях составлялись по этому образцу, то пишущему морскую историю не пришлось бы полагаться на официальные документы. Таким образом испанский флот был уничтожен 11-го августа 1718 года, близ мыса Пассаро. Это решило судьбу Сицилии, если до того еще можно было считать ее сомнительною. Английский флот крейсировал кругом острова, поддерживая австрийцев, отрезав пути сообщения испанцев с их базами и не позволяя им отступить до заключения мира. Дипломатические проекты Альберони роковым образом терпели один за другим неудачи. В следующем году французы, исполняя условия союза, вторглись в северную часть Испании и уничтожили адмиралтейства, девять больших кораблей на стапелях, а материалы, заготовленные для семи других, были сожжены по подстрекательству английского attache, сопровождавшего французскую главную квартиру. Таким образом, было завершено уничтожение испанского флота, которое, как говорит один английский историк, было приписано морской ревности Англии. "Это было сделано, — писал французский военачальник, герцог Бервикский, побочный отпрыск дома Стюартов, — для того, чтобы английское правительство могло показать в следующей сессии парламента, что ничто не было пренебрежено для уменьшения флота Испании". Поведение сэра Георга Бинга, как его описывает английский морской историк, еще более выясняет задачи Англии в то время. Когда город и Мессинская цитадель были осаждены австрийцами, англичанами и сардинцами, возник спор относительно того кому должны принадлежать испанские военные корабли стоявшие за молом. Бинг, представляя возможность того, что гарнизон пожелает поставить в условие своей сдачи возвращение этих кораблей в Испанию, чего он решился не допустить, и что, с другой стороны, вопрос о праве обладания кораблями может возбудить неудобные пререкания в критический момент между заинтересованными принцами, пререкания, которые могут решиться и не в пользу Англии, нашел, что будет лучше, если корабли не будут принадлежать никому, и предложил графу де Мерси, военачальнику австрийцев, построить батарею и уничтожить корабли на месте их стоянки[77]. После некоторых колебаний со стороны других начальников это предложение было принято. Если постоянная заботливость и бдительность заслуживают успеха, то Англия, конечно, заслужила свою морскую силу; но что должно сказать о легкомыслии Франции в ту эпоху и в таком союзе?