Андрей Мелехов - «Танковая дубина» Сталина Страница 63

Там же — в Интернете — я нашел и отсканированные оригиналы отчетов об испытаниях тракторов, которые уже в течение многих десятков лет проводятся в США университетом штата Небраска (http://www.tractordata.com/ farmtractors). Из отчетов следует, что с такой же скоростью — 3,3–4 км/ч — (и со сравнимым грузом) в течение десяти часов на 2-й передаче могли двигаться и другие поставлявшиеся в СССР тягачи. Поскольку все использованные при испытаниях «маршевые» нагрузки (3–6,9 тонны) были меньше веса советских корпусных артсистем (около 7,3 тонны), то «боевая» скорость американских тракторов никак не могла превышать аналогичные показатели советских «военных крестьян» — уже знакомых нам С-60/65, «коммунаров» и СТЗ-З. Каким образом фермерский «Катерпиллер» D7 мог, по утверждению М. Барятинского, даже после якобы внесенных «военных» усовершенствований, двигаться со средней скоростью 6 км/ч, имея в качестве нагрузки 14-тонный прицеп (то есть эквивалент двух советских корпусных артсистем), лично мне непонятно. Особенно если вспомнить, что его тоже якобы модифицированный аналог — уже упоминавшийся «военный» «Аллис-Чалмерс» HD-10W — демонстрировал максимальную скорость в 4,2 км/ч при нагрузке в 5,5 тонны. Чему верить?.. Лично я склонен верить тому, что видел собственными глазами, то есть абсолютно непредвзятым американским отчетам об университетских испытаниях и руководству по эксплуатации, изданному Минобороны США.

Приходится сделать вывод: в ходе войны советских военных вполне устраивали «мирные» скорости имевшихся в их распоряжении средних (СТЗ-З) и тяжелых (С-60/65, «Коммунар») сельхозтракторов, использовавшихся для перевозки тяжелых орудий. Если бы дело обстояло иначе, то соответствующие модели советских специализированных тягачей продолжали бы производить гораздо большими сериями в течение войны, а в номенклатуре техники, поставляемой по ленд-лизу (и, соответственно, согласованной с советскими властями), было бы гораздо больше не тихоходных фермерских машин, а военных «скоростных тракторов» — М4, М5 и Мб, а также тяжелых колесных грузовиков «Мак», которые сами американцы обычно использовали для буксировки своих артсистем большой и особой мощности. Впрочем, когда им приходилось двигаться вне дорог, то военнослужащие армии США и корпуса морской пехоты не стеснялись использовать уже знакомых нам «фермеров»: в Интернете можно найти как минимум одну фотографию, на которой «Харвестер» TD-18 тащит 155-мм тяжелую пушку «Длинный Том» по одному из Соломоновых островов.

Мало того, Й. Фоллерт сообщает, что даже после окончания войны советская артиллерия не спешила отказываться от, казалось бы, дискредитировавших себя медлительных гусеничных «крестьян». Так, с 1946 года на смену дизельному трактору С-65 пришел С-80. Его характеристики: вес — 11,9 т; максимальный буксируемый вес — 8,8 т; мощность двигателя — 80 л.с.; максимальная скорость — 9,65 км/ч. От предшественника он отличался лишь повышенной мощностью двигателя. Эту модель, в свою очередь, начиная с 1958 года начал заменять трактор С-100: мощность двигателя — 90 л.с.; максимальная скорость — 7,6—10,2 км/ч. Понятно, что их «боевая» скорость с артсистемой в колонне не могла превышать все те же 3,5–4,5 км/ч. Лишь со временем на смену им пришли более «продвинутые» специализированные артиллерийские тягачи МТ-ЛБ. Но, скажем, в не самой технически отсталой армии ГДР прямые потомки С-65 активно использовались вплоть до начала 90-х годов XX века. Й. Фоллерт по этому поводу иронизирует: «Выходит, что «сталинцев» использовали две разные германские армии!» («Tyagatchi», с. 335). Пришлось ему сделать и другой парадоксальный вывод: несмотря на почтенный возраст и «крестьянское» происхождение, «устаревшие» С-65 и их прямые потомки служили «под знаменами» нескольких армий больше 60 лет!

Но как это было возможно? Каким образом в ходе «войны моторов» противоборствующим сторонам сходило с рук использование тяжелой механизированной артиллерии, передвигавшейся с «пехотной» скоростью — 3–4 км/ч? Почему советских военных устраивали тихоходные сельскохозяйственные трактора? Наконец, как тем же немцам удавалось столь долго побеждать самые сильные и моторизованные армии мира, используя для перевозки своей тяжелой артиллерии старых добрых коняк-ломовозов?.. Думаю, ответ надо искать в том, каким образом воюющие стороны применяли свои тяжелые орудия…

Еще в ходе Первой мировой войны стало понятно, что единственный действенный способ проламывания заблаговременно подготовленной глубоко эшелонированной обороны противника — это массированное использование тяжелой и сверхтяжелой артиллерии. На одной из самых впечатляющих фотографий той войны изображены десятки стоящих рядами английских тяжелых орудий, ведущих огонь по германским траншеям. Массированное применение тяжелой и сверхтяжелой артиллерии (а также пикирующих бомбардировщиков и штурмовиков) для преодоления укрепрайонов являлось одним из «азов» и советской концепции «глубокой операции». Правильность подобного подхода лишний раз продемонстрировал опыт преодоления линии Маннергейма в ходе «зимней войны». Тогда, несмотря на первоначальные неудачи, в очередной раз стало понятно: непреодолимой обороны не существует. А «секрет» ее проламывания заключается исключительно в тоннаже взрывчатки, израсходованной на единицу площади за единицу времени.

Вот как описывал действия Красной Армии в ходе типичного советского наступления бывший немецкий генерал-танкист Э. Раус:

«Уничтожение наших войск на передовой массированным артиллерийским огнем, сконцентрированным в отдельных точках обороны;

Нейтрализация или уничтожение нашей артиллерии с помощью массированного контрбатарейного огня и воздушных ударов;

Уничтожение наших штабов — вплоть до штабов армейского уровня — путем нанесения воздушных ударов и артиллерийского огня;

Препятствование сосредоточению наших резервов с помощью артиллерийских и воздушных налетов;

Удары по коммуникациям, ведущим к линии фронта — чтобы воспрепятствовать выдвижению резервов и подвозу боеприпасов;

Массированные танковые удары в глубину, что позволяло русским получить свободу маневра» («Panzer Operations», с. 276).

Как видим, введению в прорыв танковых армий должно было предшествовать уничтожение обороны немцев на всю ее глубину с помощью массированного огня артиллерии, налетов авиации и атак ударных пехотных частей в сопровождении тяжелых танков прорыва. Соответственно, для ведения массированного огня требовалась высочайшая (десятки и даже сотни стволов на километр фронта) концентрация артиллерии. Если в битве под Москвой в декабре 1941 года войска Западного фронта поддерживали «остатки былой роскоши» — 7985 орудий и минометов, то в Белорусской операции 1944 года — уже 31 679 артсистем. В последнем сражении войны — Берлинской операции — приняло участие 41600 орудий и минометов (по 200–400 стволов на 1 км фронта). Разумеется, немцы пытались использовать всяческие хитрости. По словам Рауса, иногда — угадав момент начала ожидавшейся артиллерийской подготовки — его войска успевали организованно отойти на запасные позиции. В таких случаях тысячи орудий и реактивных минометов, а также сотни самолетов часами перепахивали пустое место, а пехота и танки атакующих группировок Красной Армии, пройдя зону практически сплошного поражения, натыкались на нетронутую немецкую оборону. Правда, удавались эти тевтонские хитрости далеко не всегда: об этом, в частности, свидетельствует и сам исход войны. В конечном итоге все равно выяснилось, что «против лома нет приема»…

Понятно, что подготовка крупномасштабного наступления на заблаговременно организованную оборону сильного противника не могла быть делом часов или даже дней: на скрытое сосредоточение сотен стволов тяжелой артиллерии и подвоз десятков тысяч снарядов требовались недели. При этом то, с какой скоростью упомянутые артсистемы выдвигались в районы сосредоточения от железнодорожных станций — 3 км/ч или 32 км/ч, — особой роли не играло. Соглашаясь с В. Суворовым, я уже писал о том, что именно в этой заблаговременной концентрации огневой мощи для проведения грандиозной по своим масштабам артподготовки кроется секрет так называемых «полигонных стрельб», которые якобы собиралась осуществлять (никаких свидетельств проведения этих стрельб я пока не обнаружил) накануне войны тяжелая (и прикрывавшая ее зенитная) артиллерия многих советских соединений.

Если помните, некоторые советские генералы-мемуаристы жаловались, что орудия их соединений во второй половине июня неожиданно приказали отправить на приграничные полигоны (Львовский, Повурский, Брестский и пр.) для проведения каких-то «опытных» учений и стрельб. Некоторые военачальники гордо утверждали, что смогли «убедить» вышестоящее руководство не трогать их артсистемы или вернуть их с полигонов. Уверен: «убеждение» заключалось в приведении аргументов, свидетельствовавших о том, что применение тех или иных «органических» артполков было целесообразно не где-то «у соседей», а непосредственно в полосе предполагаемых действий того или иного стрелкового или механизированного корпуса. Это, кстати, вполне естественное поведение для любого командира любой части или соединения, всегда с понятным отвращением относящегося к любому — даже временному — посягательству на хотя бы часть его «хозяйства». Не надо забывать и о том, что многим командующим мехкорпусами и так пришлось в середине июня подчиниться приказам окружного (фронтового) начальства, согласно которым их автомашины оказались задействованы на перевозке к границе воинского имущества стрелковых корпусов «второй линии». А поскольку в том же направлении — к приграничным лесам — в ночь на 19 июня двинулись в преддверии скорого начала «событий» и их собственные дивизии, то командиры механизированных соединений не могли не испытывать по этому поводу вполне понятное раздражение. Тем сторонникам «традиционных» взглядов, которые по-прежнему пытаются объяснять упомянутую концентрацию корпусной артиллерии (и артиллерии РГК) на приграничных полигонах «дуростью» советских генералов, я предлагаю изучить то, как соответствующая подготовка к проведению стратегических наступательных операций проводилась в последующие периоды войны (а также в ходе «зимней войны» с финнами). Уверен: они обнаружат не так уж и много отличий. Одно из них будет заключаться в том, что про «полигонные учения» после 22 июня 1941 года нужда врать отпала…