Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том I Страница 63

VI. В самом деле, неоднократно замечали, что подвергающиеся пытке делали ложные показания, чтобы положить конец своим мучениям, часто даже не дожидаясь их начала. Это случалось особенно в процессах по обвинению в магии, колдовстве, волшебстве, чародействе или в договорах с дьяволом. В этих случаях в большинстве женщины, но и много мужчин заявляли о таких вещах, которым никто, одаренный здравым смыслом, не может и не должен верить, особенно с тех пор, как время и опыт так просветили людей на этот счет, что даже простой народ отрицает теперь существование подобных химер. Такое настроение повело к исчезновению мошенников, которые извлекали выгоду из этих обманов, так что они встречаются очень редко и почти никого не одурачивают ввиду неизбежного почти общего неверия, к которому пришли люди в этом отношении.

VII. Когда обвиняемые частично или целиком признавали под пыткою приписываемые им поступки, на другой день принимали их показания под присягой, чтобы они или подтвердили свои признания, или взяли их обратно. Почти все подтверждали свои первые признания, потому что их подвергли бы вторично пытке, если бы они осмелились взять их обратно. Отказ от раз сказанных слов не имел бы никакого действия.

VIII. Время от времени встречались, однако, крепкие субъекты, которые протестовали против своего прежнего показания, уверяя, с большой видимостью откровенности, что они сделали эти показания лишь для избавления от мучений. Безуспешное мужество, в котором им приходилось скоро раскаиваться среди новых пыток. Мое перо отказывается нарисовать картину этих ужасов, ибо я не знаю ничего более позорного, чем это поведение инквизиторов; оно ведь противоречит духу любви и сострадания, которые Иисус Христос так часто рекомендует людям в Евангелии. Однако, несмотря на это чудовищное противоречие, не существует спустя целых восемнадцать веков ни одного закона, ни одного декрета, который уничтожил бы пытку.

Статья восьмая

ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

I. Обвинительный акт прокурора никогда не сообщается текстуально письменным путем обвиняемому, чтобы он не мог обдумать его пункты в тишине своей темницы и приготовиться победоносно отвечать на них. Узник приводится в залу судебных заседаний. Здесь секретарь в его присутствии читает обвинения одно за другим перед инквизиторами и прокурором. Он останавливается на каждом пункте и требует от обвиняемого сейчас же ответа, согласен ли он с истиной или нет.

II. Разве это не значит расставлять ловушку тому, кого будут судить? Не очевидно ли, что, оставляя его в неведении о других частях обвинения, надеются сбить его с толку внезапным ответом, который он должен дать (в тот момент, когда остальные части ему будут сообщены) и для которого ему нельзя обратиться ни к размышлению, ни к памяти?

III. Пусть в других судах стараются таким образом захватить врасплох подсудимых по делам убийства, кражи и других покушений антиобщественного характера — это можно одобрить. Но употреблять подобные хитрости, когда, по-видимому, мотивом всего происходящего являются милосердие, сострадание, любовь к Богу, ревность по вере и спасение души, — это значит действовать против сущности христианства и унижать достоинство священства, которым облечены инквизиторы.

IV. Разум говорит каждому человеку, что было бы справедливо давать обвинительный акт в распоряжение обвиняемого по крайней мере на три дня, чтобы он был в состоянии припомнить прошлые события и отвечать с полным доверием, которое обвинитель и судьи внушили бы ему своей добросовестностью и любовью к правде.

Статья девятая

ЗАЩИТА

I. После чтения обвинений и обвинительного акта инквизиторы спрашивают у обвиняемого, желает ли он защищаться. Если он отвечает утвердительно, то приказывают сделать копию с обвинительного акта и с ответа обвиняемого. Его приглашают избрать адвоката, которому он желает поручить свою защиту, по предлагаемому списку святого трибунала.

Были обвиняемые, требовавшие, чтобы им было разрешено отыскать адвоката вне инквизиционного списка. Это требование не противоречит никакому закону, особенно ввиду того, что приглашенный защитник обязывается присягою хранить тайну. Однако это право, столь простое, справедливое и естественное, редко даровалось инквизиторами, если только не было очень настойчивого требования.

II. Впрочем, для обвиняемого имеет мало значения защита искусного человека, потому что адвокату не позволяется видеть подлинный процесс и он не может беседовать со своим клиентом наедине. Один из секретарей составляет копию результата предварительного следствия, где передает показания свидетелей, не упоминая ни их имен, ни обостоятельств времени, места и других показаний, ни даже (что особенно странно) того, что сказано в защиту обвиняемого. Он опускает целиком показания (вплоть до обозначения) лиц, которые, будучи вызваны в суд, допрошены и понуждаемы трибуналом, упорно говорили, что они ничего не знают о том, что у них спрашивают. Этот экстракт сопровождается оценкой квалификаторов, требованием прокурора касательно допроса и обвинения и ответами обвиняемого. Вот все, что передается защитнику в зале, куда инквизиторы велят ему пройти. Его заставляют обещать, что он будет, ознакомившись с делом, защищать обвиняемого, если он полагает, что справедливо предпринять защиту; в противном случае он воспользуется всеми находящимися в его распоряжении средствами, чтобы открыть ему глаза, убеждая просить милости у трибунала путем откровенного признания своих прегрешений, с искренним раскаянием в их совершении и с просьбой о примирении с церковью.

III. К чему могли служить подобные документы защитнику? Как он мог доказать ошибку, клевету, ложное толкование, забвение свидетеля? Он не мог достигнуть этого через показания других свидетелей, на основании которых иной раз было даже трудно распознать, что речь идет об одном и том же, когда скорее казалось (по употребленным ими выражениям), что каждый рассказывал о своем особом факте. Это злоупотребление было бы легко устранить, сообщив адвокату если не подлинник, то, по крайней мере, полную копию, хорошо сличенную со всеми документами.

IV. Молчание других свидетелей о факте послужило бы для доказательства неточности или лживости того, кто о нем показал. Но об этом нет даже вопроса в экстракте, сообщенном защитнику; в нем нет и следа свидетелей защиты. Люди, стяжавшие известную опытность в уголовном судопроизводстве, хорошо знают, какое большое преимущество можно извлечь для защиты обвиняемых в процессах по обвинению в убийстве, краже и других проступках подобного рода из сравнения и анализа свидетельских показаний на предварительном следствии.

V. Я не буду останавливаться на доказательстве этого. Но из направления, данного процессу, вытекало, что адвокат, назначенный инквизицией, редко находил другое средство защиты, кроме того, какое получается в результате различия и пестроты свидетельских показаний о каждом действии или речи, вменяемых обвиняемому.

VI. Так как эти свидетельские показания были недостаточны (ведь существует еще полуулика преступления), то защитник просил обыкновенно разрешения беседовать с обвиняемым, чтобы узнать, не имеет ли он намерения сделать отвод свидетелей для полного или частичного уничтожения установленной против него улики. Если он ответит утвердительно, инквизиторы (приказав секретарю составить протокол об этом инциденте) велят приступить к проверке неправильности по части свидетельских показаний.

Статья десятая

ПРОВЕРКА

I. Эта мера обязывает выделить из процесса все подлинные показания свидетелей, содержащиеся в предварительном следствии, и послать их туда, где живут свидетели, чтобы подвергнуть их ратификации. Эти вещи происходят так, что обвиняемый ничего не знает. Так как он никем не представлен при исполнении этой формальности, то нельзя добиться отвода свидетеля, хотя бы он был смертельным врагом несчастного узника. Если свидетель был в Мадриде[617] во время предварительного следствия, а затем отправился на Филиппинские острова,[618] нет определенного срока, по истечении которого прокурор был бы обязан представить подлинное показание. Течение процесса приостанавливается, и обвиняемый, лишенный поддержки и утешения, принужден ждать, пока ратификация будет получена из глубины Азии.

II. В одном процессе я видел, что показания свидетелей были посланы в Картахену в Вест-Индии;[619] только спустя пять лет узнали, что они не дошли по своему назначению, потому ли, что погибли при перевозе, или потому, что были перехвачены. Представьте, в каком положении должен был находиться узник! Если он просил выслушать его, чтобы пожаловаться на промедление в суде, то получал двусмысленный ответ: ему заявляли, что трибунал не может действовать быстрее вследствие некоторых мероприятий, которыми он занят. Если бы он знал, в чем дело, вероятно, он согласился бы отказаться от отвода, чтобы не рисковать грозившей ужасающей отсрочкой.