Даниял Ибрагимов - Противоборство Страница 63

– У вас есть жалобы на танк?

– Жалобы? – удивился старшина.– Я из тех, кто не жалуется. Бывало, в МТС дадут не трактор, а такую рухлядь, что хоть в металлолом ее отправляй. И то работал! А КВ – это же класс! Мотор без ремонта отработал два срока, но и сейчас как часы!

Котин стоял рядом и записывал в блокнот. Комбриг нарушил уговор:

– Тут дело посерьезнее! С вами будут разговаривать сами создатели КВ. Так вы, земляк, не торопитесь, а дайте им возможность самим все пощупать. Потом выскажете свое мнение о машине. Дело государственное. От таких механиков-водителей, как вы, как ваши товарищи, может быть, зависит судьба КВ.

– Понял,– ответил старшина.– Все сделаем на совесть.

Старшина не хвастался. Только за несколько дней перед появлением гостей ремонтная бригада всю ночь «ворожила» возле его танка. К утру машина была готова к бою. Только вчера в ее башне застряли две болванки. Сотни раз танк царапали осколки и пули, в нем было с десяток вмятин от осколков бомб. Броня стала шероховатой, как дубовая кора,– так потрескалась от ударов. Однако танк выдержал.

Потом Вовченко с гостями подошел к группе бойцов, среди которых был и командир танкового батальона майор Гуменюк.

– Вот эти товарищи – конструкторы КВ и двигателя к нему. Вы сейчас их судьи,– обратился к подчиненным полковник. [273]

Коренастый черноусый Гуменюк засучил рукава линялой гимнастерки и произнес басом:

– Хлопцы! Ура нашим славным конструкторам!

Гостей тут же подхватили мускулистые, измазанные в солярке, пропахшие порохом и металлом руки и стали подбрасывать выше танковых башен.

Котин побледнел и схватился за голову. Еще осенью 1941 года, когда враг подошел к стенам ленинградского Кировского завода, как-то поздно вечером вой сирены возвестил о воздушной опасности. Тысячекилограммовая бомба, сброшенная вражеским самолетом, к счастью, слегка отклонилась от цели. Лишь воздушная волна хлестнула по зданию танкового КБ, вырвала оконные рамы, обрушила перегородки. Котина контузило и ранило так, что только через несколько суток он пришел в сознание. И вот теперь головная боль нет-нет да и давала о себе знать.

Отдышавшись, Жозеф Яковлевич взволнованно произнес:

– Я верил, что настоящим танкистам понравится наша машина. Верил!

Майор Гуменюк обратился к командирам экипажей:

– Рассказывайте конструкторам, что и как.

Котин и Трашутин осматривали побывавшие в боях машины, особенно те, у которых имелись вмятины от снарядов, беседовали с ветеранами. Все они давали высокую оценку боевым качествам КВ.

У одного танка, который был разобран, Котин особенно внимательно осмотрел узлы и механизмы, задавал вопросы экипажу и ремонтникам, те задавали вопросы ему. Никаких существенных замечаний не поступило.

Подошли еще к одному танку. Экипаж его работал с полным напряжением. Боеукладка была вынута из машины. Ремонтировали подбитое направляющее колесо (ленивец). Котин, которого Вовченко не представил экипажу танка, спросил:

– Ну, хлопцы, как машина? Хороша?

И тут случилось неожиданное. Лейтенант, командир танка, не сдерживаясь в выражениях, стал ругать машину:

– Что за конструктор придумал такую башню, что на поле боя видишь землю да небо. Этого конструктора посадить бы самого в танк да послать в бой... [274]

Все оторопели. Котин от растерянности не знал, что ответить. Лейтенанта остановил командир роты, сказав ему, кто перед ним. После этого началась деловая беседа. Котин объяснил лейтенанту, почему трудно устранить недостатки башни. И все же на душе у него остался неприятный осадок. Значит, думал он, упреки, идущие из войск, небеспочвенны.

Вовченко, видя упавшее настроение конструктора, решил подбодрить его и рассказал о таком случае. 500-килограммовая бомба упала на расстоянии полметра от КВ и взорвалась, образовав воронку диаметром около 18 метров. При взрыве танк основательно тряхнуло, и он сполз в образовавшуюся воронку. Была сорвана гусеница, разбит телескопический прицел. Экипаж контузило. И вот этот танк, уже исправленный, через пять часов, пошел вбой.

К вечеру вместе с комбригом возвратились в штаб, и Жозеф Яковлевич зачитал одно донесение, которое ранее пришло в КБ с фронта. Командир батальона 76-й танковой бригады майор Я. И. Плисов писал:

«В марте 1942 года в районе Холм (Калининский фронт) в поле остался застрявший КВ. В течение двух дней его бомбили... В результате бомбежки вся земля около него была изрыта воронками. Осколки поражения машине не причинили».

Конструкторы заполнили формуляры и бланки актов, в которых говорилось не только о крепости брони КВ, об ее устойчивости против вражеских средних и крупнокалиберных снарядов, но и о том, что танки в руках опытных водителей (а их было большинство в бригаде Вовченко) отрабатывают в походе и в бою по тысяче часов, проходят без ремонта мотора до 3000 километров. Это почти в три раза больше, чем предусмотрено техническими условиями эксплуатации машины.

– Семьдесят вмятин и 3000 пройденных километров! На этих танках можно идти и до Берлина без ремонта! – восхищался майор Гуменюк.

– Кстати, о мостах,– вмешался в разговор Вовченко.– Хотите, расскажу вам байку. Недавно слышал от генерала Ротмистрова. Однажды молодого бойца послали разведать мост. Он вернулся и доложил: «Красивый мост, легкий и устойчивый. Так что танки пройдут, а пехота не пройдет». Командир удивился: «Почему так?» А тот в ответ: «Да там у моста злые собаки». [275]

Байка вызвала у присутствующих улыбку, а Вовченко уже серьезно сказал:

– Да, танки пройдут! КВ сейчас лучший в мире танк! Так и передайте в Москву!

Таково было мнение танкистов 3-й гвардейской тяжелой танковой бригады 7-го танкового корпуса, которым командовал Павел Алексеевич Ротмистров.

Совпадало оно и с мнением врага. Вот некоторые тому свидетельства. Среди инструкций гитлеровским воякам одна листовка особенно поражала своей нелепостью. В ней говорилось, что в атаку против «духов-панцера» следует идти с ведрами бензина в руке. Солдату предписывалось взобраться на танк, облить его горючим и поджечь. За такой поступок полагался внеочередной отпуск в Германию. Конечно, охотников бегать с ведрами навстречу стальной громадине не находилось...

Сейчас трудно поверить, что в армии, которая намеревалась в течение нескольких недель сокрушить одну из могущественных держав мира, пришлось издавать такие инструкции. Но издавали.

Побелевшие лица, полные ужаса глаза – такой была реакция завоевателей во время столкновения с КВ и другим замечательным советским танком Т-34. Генерал фон Клейст еще осенью 1941 года вынужден был издать особый приказ, запрещающий при объявлении тревоги панические крики: «Русские танки прорвались!»

Тяжелый... скоростной

Спешка и вечная нехватка времени брали за горло... Война – это сверхнапряжение, страшная усталость. Нарком танкопрома временами словно своим телом ощущал, как буквально стонет скручиваемый металл, как бегут по нему трещины и изломы, как повторяющиеся многократно нагрузки в местах концентрации напряжений раздирают валы, шестерни и картеры.

Да, несмотря на многочисленные хвалебные отзывы о КВ, продолжали поступать и рекламации на него. Выход В. А. Малышев видел в срочной коренной модернизации танка.

Война всегда строга ко всякого рода изменениям, но то, что происходило в суровые весенне-летние дни 1942 года, казалось бы, начисто отвергало даже мысль о новом [276] танке. Какой там новый танк! Дай-то бог давать фронту уже освоенную машину.

В конце апреля 1942 года Вячеслав Александрович прилетел на Челябинский Кировский завод. Поздно вечером в кабинете директора завода Зальцмана собрались главный инженер Махонин, два главных конструктора – Котин и Трашутин, их заместители Духов и Вихман. Все поняли: нарком привез какие-то важные вести именно для конструкторов, и разговор будет профессиональным.

А Малышев был профессионалом.

Как представитель рабочего класса, он по путевке МК и ЦК ВКП(б) в 1930 году пришел в Московское высшее техническое училище имени Баумана. Талант Малышева как организатора в полной мере проявился уже во время его работы на Коломенском паровозостроительном заводе, где он прошел путь от инженера-конструктора до директора. Здесь на всю жизнь усвоил первейшую заповедь руководителя: быть в гуще коллектива, всегда советоваться с ним, чувствовать его пульс. С 1939 года и до последних своих дней (он умер в 1957 году) Малышев возглавлял важнейшие отрасли нашей экономики, определявшие ее передовые научно-технические рубежи. Был народным комиссаром и министром, заместителем председателя Совнаркома и Совета Министров СССР.

Да, жизнь оторвала Малышева от чертежной доски. Партия ковала поколение новой, социалистической интеллигенции – боевой отряд первостроителей нового мира. К этому поколению принадлежали ученые и инженеры, обеспечившие техническое переоснащение огромной страны и выход ее на позиции индустриального прогресса к моменту смертельной схватки с фашизмом. Это был совершенно новый кряж государственных руководителей, овладевших тайнами планового социалистического воспроизводства, мыслящих необыкновенно широко и масштабно, научившихся ставить государственные интересы во главу угла всех своих действий. К ним относится и В. А. Малышев. Но в нем навсегда осталась конструкторская жилка.