Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории. Страница 64

Вот как слишком далеко идущие пожелания могут испортить хорошую, в общем-то, идею! Если излишний скепсис выплескивает с водой и ребенка, то неумеренная жажда творчества способна этого ребенка вовсе в воде утопить.

И каков же будет наш вывод из всего сказанного? А очень скромный: за выявленным здесь «сирским сюжетом» могут скрываться целые пласты неизвестной истории, неведомое количество недошедших до нас произведений культуры и не оставившие материальных следов невиданные идейные битвы…

История очень легко претворяется в миф, гораздо труднее увидеть за мифом реальность.

Что до культурных веяний с Востока, то и идеи, и вещи обычно приходят вместе с людьми. Свою важную роль сыграло присутствие в Крыму еврейских общин, какие-то идеи пришли на Запад вместе с германскими племенами (среди которых были также аланы и славяне), но наибольшее значение всегда имела международная торговля. С Ближнего Востока и Кавказа, от Тамани и Палестины, через Грецию и Балканы, по морям, рекам и трансъевропейским дорогам в Испанию и на юг Франции протянулись невидимые, но прочные культурные «нити». На этих путях сновали евреи, сирийцы, арабы, армяне, русы, готы, греки и итальянцы. Среди них были православные, ариане, несторианцы, мусульмане, манихеи, огнепоклонники и неисчислимое количество разного рода сект и «уклонов», но в целом большинство этой публики являлось самыми настоящими космополитами и, если хотите — либералами.

Юг Франции — Нарбоннская Галлия, Гасконь, Прованс, Лангедок, Септимания — это места необычайно пестрого этнического котла (кельты, выходцы из Рима, визиготы, бургунды, баски, кантабры, евреи, мавры, греки). Здесь скопилось наибольшее количество диалектов и других специфических отличий от Центральной Франции, в том числе немало городов, управлявшихся собственными городскими коммунами. Т. е. это был регион во всех отношениях наименее французский и совершенно не удивительно, что туда в свое время был направлен Крестовый поход. Но и самые первые христианские общины II в. (а не только еретическое движение катаров) возникли именно в области Массилии-Марселя. Нет сомнения, что еврейские купцы находились в первом ряду тех, кто был переносчиком культурных влияний в районе от Западного Средиземноморья до Сирии и Меотиды. (Между прочим, не удивительно, что именно в таком поликультурном месте, как Прованс, возникла поэзия трубадуров.)

Стефан Лебек («Происхождение франков. V–IX века», М.: Скарабей, 1993, с. 96) пишет: когда франкский король в 585 г. приехал в Орлеан, его, по сведениям современника событий Григория Турского, приветствовали на языке сирийцев, на латыни, «а в иных местах также на языке самих-евреев». (Здесь, правда, имеется некоторая неясность: дело в том, что сирийцы, игравшие в раннем Средневековье важную роль в международных культурных связях, говорили по-арамейски; Г. Турский вряд ли отличал иврит от арамейского и, видимо, под сирийским имел в виду все же арабский).

Также из книги Байджента и соавторов (указ. соч., СПб., 1993) мы узнаем о южно-французских катарах и евреях (см. выше о княжестве «Разес» и «ар-раза-нийа»), «которые в VI и VII вв. поддерживали самые сердечные отношения со своими вестготскими правителями, а те были тесно связаны с арианскими христианами, так что их равно называли и готами и евреями».

Но нет, не только «уклоны»! Иоанн Кассиан, анахорет-подвижник из Вифлеема и ученик Иоанна Златоуста, основал на Западе в 410 г. первый касси-анский монастырь, а в Марселе (Массилии) две семинарии: одну для женщин, другую — для мужчин. Он также учредил монастырский устав (традиции которого продолжил Св. Бенедикт), отстаивавший независимость от организованной епископальной церкви. Кассиан считался «скифом», так как родился на Нижнем Дунае, но, конечно, он уже не мог быть классическим скифом, скорее всего, он был готом или аланом (нельзя, конечно, полностью исключить возможность славянского его происхождения, но — не посчитайте меня русофобом — вероятность оного больно уж ничтожна).

На Западе мы находим немало топонимов с корнем рос-/рус-, и часть из них, безусловно, можно связать с русско-славянским присутствием, вот только неясно, какую. Но некоторые из подобных названий можно довольно легко объяснить с помощью местных реалий. Например, из франц. roc, rocher «скала», rose «розовый», rouss- «рыжий», roug- «красный», ruisseau «ручей»; др. — герм. hrods «славный», немец, ross «конь», rus «сажа, копоть», riister «вяз»; кельт, (вал-лийск.) ros «мыс, полуостров», rhos «болото», rose, rosh «долина между холмами»; среднеангл. rous «рыжеволосый».

В районе Пиренеев — местные названия Руссийон (Roussillon), Ruscino, Rousses (Руссы). Юг Франции — территория кельтского племени рутенов. Область Рустрингия в Западной Европе — это засвидетельствованный в переписке епископа Бонифация (VIII в.) латинизм, от rustica «языческий» (из rus «сельский»; а как быстро это становится городской, «руссоистской» идеологией!). Название «Руссильон» произошло от центра племени сардонов (сардов), населявших эту территорию, — Русцино (лат. Ruscfno) с тем же значением. Отсюда французское rustique «деревенский», rustre «неотесанный мужлан».

Но серьезные события часто не оставляют следов. Мы способны о чем-то догадываться, кое-что предполагать и всегда можем ошибиться, хотя иногда и ошибки помогают пониманию ситуации. Не имея прямых доказательств, мы зато обнаруживаем столь огромное количество фактов косвенных, такую массу различного рода намеков, аллюзий, многозначных деталей и тонких нюансов, что передать их со всеми подробностями не представляется возможным. Но поскольку я не собираюсь строить из этих материалов очередной готический роман, то, не задерживаясь долго на каждом сюжете, изложим их тезисно.

Итак, рискнем предположить, что манихейское, гностическое и арианское конфессиональные влияния, наряду с чисто христианскими веяниями, дали на славянской почве, «удобренной» наследием Ама-лов, всходы наподобие западного рыцарства. Причем произошло это, вероятнее всего, еще до того, как возникло на Западе движение катаров и прочих сект, и задолго до появления духовно-рыцарских орденов.

Начало мы полагаем от легендарного Кия и его братьев; допускаем реальность не столько самого Кия, западнославянского Крака (и Помпилиуша-Попеля), сколько тех вождей, кто жил и действовал в тех краях и в те времена. Ранее мы уже упоминали об Ас-кольде и Дире, но после их смерти кто-то должен был их заменить, и это не мог быть ни Вещий Олег, ни Игорь, ни Святослав, ни даже Владимир Красное Солнышко. «Рулевыми» являлись, конечно же, христиане, которые могли быть сколько угодно «еретичны», — со своей собственной точки зрения все еретики «православны».

Ряд оставшихся кандидатур не слишком широк, но весьма значителен в личностном плане — князь Мал, Малк Любечанин, Добрыня Нискинич. Несмотря на желание некоторых исследователей видеть в Малке древлянского князя Мала, с лингвистической точки зрения такой подход совершенно неверен: имя Малк можно рассматривать только как семитское малик — «царь». Тем не менее, оба этих лица можно объединить по другим признакам. О насильственной смерти или казни Мала ничего неизвестно, притом, что послов его казнили весьма изощренно, поэтому вполне логично предположение, что благородного («священной крови Амалов») пленника держали в любечском замке, а дочери «приора» стали княжескими женами. Что до нового имени, то его следует рассматривать как иудейское либо мусульманское переложение славянского термина «светлый князь» в Свет-малик (известный по книгам арабских историков).

С другой стороны, последний термин можно соотнести с именем Свенельда; в некоторых источниках засвидетельствовано имя рода Святолдичей. Све-нельд, как не раз говорилось, довольно загадочная фигура в русской истории. Представляется даже, что он-то и был главным правителем на Руси. Независимо от того, сколько людей насчитывалось в истории под этим именем (ср. еще Свенки и Сфенкел) и сколько прожил на свете сам Свенельд (для одного человека явно многовато), его вероятные потомки — Вышата, Путята и Ян Вышатич не только «отметились» в Начальной летописи, но и оказали непосредственное влияние при ее написании. Связь Святолдичей с Древлянской землей и с Добрыней также свидетельствует, что они не были посторонними для Амалов (во всяком случае, в матримониальном плане; и здесь они оказываются родственниками Рюриковичей). Соответственно ничто, происходившее в те годы на Руси, не могло происходить без их участия. Но, как мы можем судить по летописям, само это участие тщательно маскировалось.

Не так проста и ситуация с княгиней Ольгой. Мы сейчас не будем углубляться во все вопросы, с ней связанные, напомним лишь о неоднозначной истории ее отношений с греческой и латинской церквями на фоне также не совсем стандартных отношений с собственной родней. Кроме того, если мы можем с полной определенностью говорить о том, что Добрыня и Путята возглавили самый настоящий Крестовый поход на языческий Новгород, то с Ольгой все немного сложнее, хотя и нельзя не упомянуть о факте существования поселения Ольгин Крест в бассейне Нарвы[120].