История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978 - Говард Морли Сакер Страница 64

и ряда других стран с просьбой высказать свои соображения. Их ответы собирались в течение нескольких месяцев, и стало ясно, что преобладает точка зрения, согласно которой государство не вправе выступать против традиционного галахического подхода к определению еврейской национальности. Тем временем Национальная религиозная партия снова вошла в коалицию, и ее представитель Хаим Шапиро получил пост министра внутренних дел. На основе высказываний религиозных авторитетов, которые Бен-Гурион вынужден был признать, Шапиро в 1960 г. приступил к подготовке новых инструкций. Согласно этим инструкциям, человек мог быть зарегистрирован как еврей — по национальности либо согласно религиозной принадлежности, — только если он отвечал галахическим требованиям, а именно: был рожден матерью-еврейкой и не принадлежал к другой религии либо был обращен в иудаизм по ортодоксальному обряду. Религиозная община одержала несомненную победу.

Такая формулировка национальности, данная ортодоксами, обрела силу административного закона страны и была действенной до января 1970 г., когда Верховный суд вынес свое постановление по еще одному историческому делу. Случилось так, что некий Биньямин Шалит, кадровый офицер израильских ВМС, женился на шотландке; они поселились в Хайфе, и она родила ему двоих детей. Жена Шалита не принимала иудаизм, но оба ребенка, появившись на свет в Хайфе, автоматически получили израильское гражданство. Затем возник вопрос не относительно гражданства, на которое они имели право по месту рождения, а относительно их национальности. Супруги Шалит, Биньямин и Энн, оба будучи атеистами, при заполнении документов на своих детей написали “нет” в графе “вероисповедание”. Вместе с тем они настаивали, чтобы в графе “национальность” было написано “еврей”. При этом чиновник Министерства внутренних дел, следуя инструкции от 1960 г., написал детям в графе “национальность”: лорашум — “без национальности”. Шалит немедленно опротестовал такую запись, и через какое-то время дело дошло до Верховного суда. Там морской офицер заявил, что его дети всегда воспитывались в соответствии с национально-историческими ценностями еврейской общины, что все окружающие израильтяне воспринимают их как евреев и что, соответственно, они имеют право на запись “еврей” в своих удостоверениях личности.

Через полтора года, 23 января 1970 г., Верховный суд вынес решение в пользу Шалита, хотя и всего пятью голосами против четырех. Каждый из девяти судей представил детальное частное мнение, плюс еще коллективное решение суда в общей сложности на 180 страницах. Большинство судей подчеркивали, что они рассматривали не общий вопрос относительно того, кто может считаться евреем, а лишь частный вопрос ограниченного характера: кому можно записать “еврей” как национальность в удостоверении личности. Поскольку Закон о регистрации населения является частью гражданского законодательства и предназначен лишь для нужд гражданской администрации, то понятие “еврей” не интерпретируется в свете положений Галахи. Несмотря на все эти тщательно сформулированные оговорки, ортодоксальные газеты вышли с кричащими заголовками типа “Решение суда представляет смертельную опасность для еврейского народа”. Национальная религиозная партия предупредила о своем выходе из правительственной коалиции, если кнесет безотлагательно не примет закон, который может скорректировать решение Верховного суда. Угрозы оказали свое действие. Правительство Голды Меир вынуждено было, пусть и с большой неохотой, отреагировать на ультиматум Национальной религиозной партии и в кратчайшие сроки провести через кнесет поправку к Закону о регистрации населения, что уняло теологические тревоги религиозного населения и удержало Национальную религиозную партию в коалиции. Шалиту было позволено зарегистрировать детей по своему желанию и усмотрению. Однако на будущее Закон предписывал чиновникам Министерства внутренних дел воздерживаться от записи ребенка евреем, если он рожден в смешанном браке и его мать не является еврейкой.

И все-таки победа религиозного истеблишмента была далеко не полной. В качестве компенсации светскому населению был соответствующим образом дополнен Закон о возвращении; теперь права гражданства автоматически предоставлялись супругам нееврейского происхождения, детям, рожденным в смешанных браках, и даже взрослым, рожденным в смешанных браках. Это стало весьма серьезным достижением — ведь, в конце концов, наличие гражданства давало существенные гражданские и финансовые преимущества и тем самым избавляло жен и детей репатриантов от немалых неудобств, хотя при этом и никак не определяло их статуса в рамках религиозного законодательства. Светскому населению была предоставлена еще одна льгота. Теперь евреем по национальности мог считаться не только человек, рожденный еврейской матерью, но и всякий человек, принявший иудаизм. При этом — что особенно важно — не было оговорено, каким образом был осуществлен этот переход в иудаизм. Иными словами, государство обязалось признавать законность любого обращения, в том числе и если обряд был произведен неортодоксальным раввином за рубежом.

Но это решение оставалось ничего не значащей формальностью. Последующие судебные разбирательства показали, что в самом Израиле никаких сдвигов в отношении гиюра (процедура перехода в иудаизм) не намечается: процедура гиюра по-прежнему считалась имеющей силу лишь тогда, когда она произведена ортодоксальными раввинами. Более того, раввинат по-прежнему сохранял за собой монополию на решение чисто религиозных вопросов, связанных с браком и разводом. Раввинат по-прежнему мог не согласиться признать евреем — в рамках процедуры бракосочетания — человека, который принял иудаизм и был зарегистрирован Министерством внутренних дел как еврей. Ко всему прочему, ортодоксы расценивали всю совокупность принятых “компромиссных” законоположений исключительно как свою временную неудачу. В качестве следующего шага они намеревались провести поправку к закону, согласно которой запрещалась бы регистрация в качестве еврея любого новообращенного, который не смог совершить гиюр у ортодоксального раввина — причем не только в Израиле, но и за рубежом. Хотя вряд ли можно было рассчитывать на то, что им удастся протащить такую поправку через кнесет в ближайшем будущем, ортодоксы старались потянуть время, надеясь на то, что Израильская партия труда снова столкнется с коалиционными трудностями, и тогда они смогут добиться своего в ходе очередных переговоров (Гл. XXV).

Рассматривая все эти конфликтные ситуации, вызванные спорами о регистрации, нельзя не вспомнить рассуждения теоретиков сионизма относительно того, что “нормализация” еврейской жизни в суверенном еврейском государстве должна будет положить конец всей этой неразберихе, связанной с вопросом еврейской идентификации. Как оказалось, такие предположения не подтвердились. Несомненно, ревностные сторонники обоих подходов к национальному вопросу считали само собой разумеющимся, что Государство Израиль не похоже на другие государства, что оно является средоточием суверенной мощи и территориальным центром еврейского народа, разбросанного по всему миру. Склонность как ортодоксов, так и светских деятелей преувеличивать последствия споров относительно принципов регистрации населения свидетельствует о том, что Израиль все еще тесно связан с судьбой общин диаспоры, разбросанных по всему миру. Между тем в самом Израиле со всей очевидностью продолжают существовать различия между двумя категориями израильских граждан, каждая из которых имеет еврейское родство. С одной стороны, это евреи, чья этническая принадлежность отвечает требованиям Галахи. С другой стороны, это неевреи, состоящие в браке с евреями, дети