Игорь Сдвижков - Тайна гибели генерала Лизюкова Страница 68

Александр Витальевич, да не ломайте вы себе голову! Вам и не нужно указание на время, оно не спасет вашу версию! Если вы забыли, я напомню вам, что в воспоминаниях Катукова «есть точное указание», что этот жаркий бой вообще происходил 25 июля, то есть когда Лизюкова по вашей новой версии уже похоронили в Лебяжьем! Так что вопрос со временем атаки вам лучше вообще не поднимать, может, кто и поверит!

Цитирую дальше: «Однако в документах архива 1-го ТК есть отдельное боевое распоряжение № 040 командующего корпусом, в котором он настойчиво требовал ускорить продвижение бригад»[325]. Ну при чём здесь боевое распоряжение штаба 1 ТК и действия Лизюкова? Я так полагаю, — что этим своим замечанием А. Курьянов хотел придать хоть какую-то «документальность» выдуманному отрывку из мемуаров и аккуратно соединить патриотический вымысел Катукова с действительными событиями. А вот и кульминация версии боя по А. Курьянову: «В очередной атаке (частей 1 гв. тбр. — И. С.) и принял участие танк КВ генерал-майора А. И. Лизюкова». Опять спрашиваю: с чего вы взяли, что танк Лизюкова принял участие в атаке 1 гв. тбр? Где ваша ссылка на источник? Почему её нет? Вы стесняетесь назвать мемуары Катукова историческим источником? «Возможно, смертельные выстрелы вражеских орудий из рощи северо-западней Трещевки остановили КВ в разгар танковой атаки, которую ярко описал Катуков»[326]. Катуков, конечно, описал атаку ярко. Беда только в том, что это яркое описание не имеет никакого отношения к гибели Лизюкова! Это описание выдумано, и многочисленные детали убедительно доказывают это! Но не будем повторяться, а продолжим анализировать сейчас действия Лизюкова по версии А. Курьянова. Если верить его объяснениям, то получается, что после выхода на южную опушку рощи поступки и решения командира 2 ТК были просто неадекватными! Судите сами: Лизюков вдруг решает «плюнуть» на чётко поставленную ему боевую задачу продвигаться к Медвежьему, поворачивает совсем в другую сторону и вместо руководства боем танкового корпуса решает поучаствовать в атаке соседнего корпуса как простой танкист! Так сказать, лично вступить в дуэль с немецкими 150-мм гаубицами, которые своими «бесперебойными залпами» мешали продвижению Катукова! При этом он совершенно забывает обо всём, кроме этих неладных гаубиц, и даже не замечает, что его комиссар почему-то пошёл совсем в другую сторону! Сам же комиссар вдруг бросает своего командира и километра 2 (судя по схеме Александра Витальевича) «уворачивается» от немецкой авиации строго в юго-восточном направлении! Получается, им нет никакого дела друг до друга?! Командир корпуса палит по гаубицам сам по себе, комиссар уклоняется от «юнкерсов» тоже сам по себе, войска оставлены без командования, приказ командующего опергруппой забыт начисто, полный произвол и самодеятельность! Что это? Как долго надо было это всё выдумывать? Зачем А. Курьянову понадобилась такая просто фантастическая интерпретация событий, для обоснования которой у него не было ни единого (!) документа, ни одного достоверного свидетельства (!), ни даже логически обоснованных причин для таких неадекватных действий? А как тут со здравым смыслом? Если поверить всему этому, командир 2-го ТК получается у Александра Витальевича, простите, каким-то глупым! Но позвольте, он же не мальчишка был, чтоб, забыв обо всём, бросаться в бой с гаубицами?! Как хотите, но я не в состоянии поверить ТАКИМ объяснениям А. Курьянова!

(Кстати, интересно отметить, что приехавшим родственникам Лизюкова А. Курьянов указывал место последнего боя и гибели генерала совсем не там, где он решил это сделать в книге! Тогда он самолично рассказывал им, как танк Лизюкова продвигался по дороге на юг и был подбит, не доходя до южной опушки рощи![327] В книге же он решил «пропустить» танк Лизюкова за опушку, «завернуть» его на юго-запад и на несколько километров «продвинуть» в район действий 1 ТК Катукова.) Однако я могу понять, зачем ему пришлось всё это выдумывать. Ведь ему обязательно надо было как-то подвести свое повествование под нужный эпизод из мемуаров Катукова (с вытаскиванием подбитого танка Лизюкова с поля боя) и последующим включением в «работу» пересказов письма Нечаева. Эти пересказы и стали финальной частью его многотрудного «исторического моста», по которому он на страницах своей книги натужно «телепортировал Лизюкова» из Большой Верейки в Лебяжье.

Однако поговорим прежде о второй опоре-источнике Александра Витальевича — отрывке из мемуаров Катукова. Этот отрывок и его подробный анализ уже был приведён в первой части этой книги, но в связи с упорными попытками А. Курьянова изобразить описание Катукова как некий достоверный источник, стоит привести здесь и другие особенности этого «источника».

Описание Катукова конечно впечатляет: яркая картина боя, переживания наблюдавшего за ним полководца, сочувствие сопереживающих ему читателей… Не одно поколение советских (а теперь уже и постсоветских) людей читали эти строки и, вероятно, представляли в своём воображении драматическую картину, так пронзительно ярко, так образно описанную маршалом!

Однако опустимся с высот художественного слова на твёрдую землю фактов. Прочитаем отрывок ещё раз и проанализируем его с помощью существующих документов.

Задумаемся над, казалось бы, совсем простым вопросом: а откуда ж знал Катуков, в каком именно танке находился Лизюков? На этом танке, что — было большое красное знамя? Как будто нет. Может, на нём аршинными белыми буквами было написано «Лизюков»? Тоже нет. Может, Лизюков лично сообщил по рации Катукову, что его танк, к примеру, «второй слева в первом ряду под номером 202»? Опять нет, потому что в своём последнем бою Лизюков вообще не вышел на радиосвязь, да и самой радиосвязи с ним не было. Тогда откуда?

Остаётся предположить практически маловероятное, но теоретически всё же возможное объяснение: Катуков мог знать, в каком танке движется Лизюков потому, что своими глазами видел, как он туда садился. Для того чтобы увидеть это, ему (или кому-то из его ближайшего окружения) надо было перед самым боем своего корпуса съездить на машине за несколько километров на участок соседнего корпуса, чтобы посмотреть или узнать, в какой именно танк сел его командир, и запомнить номер боевой машины (если тот вообще был).

Нормально? Правдоподобно? Неужели у командира 1 ТК не было в то утро более важных дел, чем узнавать и запоминать, в каком именно танке пошёл в бой командир соседнего корпуса на другом участке?

Но мы предположим маловероятное и скажем, что теоретически этого всё-таки нельзя исключать: ну вот хотелось Катукову знать, в каком именно танке пошёл в бой Лизюков, что тут поделаешь!

И что же дальше? Всё равно ничего не выходит! Даже если бы Михаил Ефимович неотрывно смотрел за КВ Лизюкова после его выхода из Большой Верейки, он всё равно потерял бы его из виду, когда тот скрылся за рощей! Но предположим, что Катуков знал номер танка Лизюкова и, примчавшись назад на КП своего корпуса, стал бы искать этот танк на поле боя среди других танков по этому самому номеру. Однако расстояние в несколько километров, отделявшее КП от места боя, никак не позволило бы Катукову различить нужный ему номер на танке ни в полевой бинокль, ни тем более простым глазом! Здесь мы придумаем ещё что-нибудь. Допустим, что на КП 1 ТК для такого случая была специально припасена какая-нибудь трофейная стереотруба со 100-кратным (!) увеличением и прекрасной цейсовской оптикой, позволявшей бы без труда различить искомый номер даже за несколько километров! Может такое быть хотя бы теоретически? Не будем упираться и легко согласимся — может!

Увы, всё равно ничего не получается, даже и с трубой, да хоть и с телескопом, потому что с западной окраины Лебяжьего, на которой, согласно отчёту Катукова, и был КП 1 ТК 23 июля 1942 года[328], видимость в направлении передовой, на юг, составляет никак не более 100 метров! И это с уровня той улицы, что выше многих домов! Но предположим, Катуков решил выйти из укрытия и поднялся со свитой офицеров на поле, под обстрел и бомбёжку, чтобы лично наблюдать ход боя и найти известный ему танк Лизюкова.

Всё одно — ничего не получается, как ни старайся. Потому что район последнего боя Лизюкова (по версии А. Курьянова) гарантированно скрыт от наблюдения гребнем высоты! И это если брать самый ближний к передовой КП Катукова (согласно его итоговому отчёту), поскольку из его донесений в штаб опергруппы Чибисова от 23 июля следует, что он сначала имел свой КП в Ломово (в 10 км от передовой, совершенно невидимой оттуда из-за высот)[329], а с 11 утра разместил КП в ещё более удалённой от фронта деревне Долгое (в 16 км к северу от передовой, с ещё большим количеством высот, долин и рощ между вырвавшимся вперёд «танком Лизюкова» и якобы наблюдавшим этот бой Катуковым)[330]. При этом не забудем, что Катуков чётко написал, что он наблюдал этот бой со своего КП, никуда при этом не выезжая и ни на какие поля не выходя!