Борис Рубцов - Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии) Страница 68

Марксизм-ленинизм учит, что нации складываются в эпоху подымающегося капитализма, но что элементы [309] наций складываются исподволь, «еще в период докапиталистический».[54] Отстаивая от иноземных захватчиков родную страну, добиваясь революционным путём её объединения и предохраняя её от расчленения, угрожавшего Чехии в случае победы феодально-католической реакции, чешский народ отстаивал вместе с тем одну из предпосылок дальнейшего территориального и экономического единства Чехии. В жестоких битвах с врагами решался вопрос о форме существования, даже о самом существовании чешского языка и самобытной чешской культуры. В долголетних войнах формировались и крепли такие черты чешского национального характера, как стойкость, мужество и патриотизм. Славные традиции великой освободительной борьбы помогали чешскому народу устоять и в дальнейшем — в тяжёлые годы габсбургского ига, в мрачные периоды засилья иезуитов и австрийских чиновников.

Упорная и многолетняя борьба чешского народа способствовала формированию в будущем словацкой нации: в совместных боях крепла дружба чехов и словаков, росло сознание единства и общности их исторических судеб, подготавливался исторический акт воссоединения их в едином Чехословацком государстве.

Национальная борьба обострила и социальные противоречия в Чехии накануне и в годы гуситских войн. Она усиливала классовую борьбу и вместе с тем ослабляла весь класс эксплуататоров-феодалов в целом. Хотя чешская крестьянская война была, как и все антифеодальные выступления крестьян в средние века, в значительной степени стихийной, развернувшаяся в тесной связи с нею национально-освободительная борьба помогала крестьянам преодолевать свою неорганизованность.

Гуситские войны, будучи кульминационным пунктом национально-освободительной борьбы чешского народа в средние века, составили вместе с тем важный этап в многовековой борьбе всех славянских народов против иноземной агрессии. Гуситскими войнами, в частности, надолго были ослаблены силы наиболее жестоких и упорных врагов славян — реакционных германских феодалов. Угроза порабощения свободолюбивого чешского народа германским императором, немецкими князьями и прелатами [310] была к началу XV века вполне реальна и очень велика. Величайшее значение гуситских войн состояло в том, что они предотвратили тогда эту грозную опасность.

В ходе гуситских войн был нанесён сокрушительный удар католической церкви, являвшейся в средние века «наиболее общим синтезом и наиболее общей санкцией существующего феодального строя».[55] Католическое духовенство в Чехии, владевшее накануне крестьянской войны едва ли не половиной всех земель страны, лишилось на долгие годы своего имущества и доходов, а прелаты, попы и монахи оказались изгнанными за пределы Чехии. Гуситские войны расшатали устои католической церкви во всей Европе и нанесли непоправимый ущерб авторитету папства — этого постоянного центра самой чёрной реакции, мракобесия и изуверства.

Чешская реформация начала XV века явилась, таким образом, всеевропейским событием величайшего значения. Глубокое социальное содержание идей реформации прикрывалось в связи с условиями того времени религиозной оболочкой, которая накладывала на него свой уродливый отпечаток. Но и в таком виде идеология чешской реформации XV века составляла необходимую подготовительную ступень в созревании общеевропейской реформации — первого, по словам Энгельса, акта борьбы европейской буржуазии против феодализма. Эту преемственную связь живо ощущали деятели реформации в XVI веке. Мартин Лютер в первые годы своих выступлений неизменно называл себя последователем великого Яна Гуса, изучал, переводил и распространял в Германии его произведения. Образ Яна Жижки, неумолимого врага католического духовенства, восхищал Ульриха фон Гуттена.

Сложное соединение различных направлений и взглядов, выражавших в конечном счёте не совпадавшие интересы различных классов и социальных групп, — сочетание, которое представляло собой идейную основу чешской реформации XV века, имело своим исходным пунктом учение бюргерского реформатора Яна Гуса.

Пражские магистры — идеологи чашников по мере бурного подъёма революционной активности народных масс отходили всё дальше от требований, сформулированных Гусом. Выражая интересы бюргерства и шляхты, [311] они не пытались развивать антифеодальную сторону учения Гуса, а, напротив, неуклонно шли на сближение с феодальной реакцией и католической церковью.

В противоположность этому крестьяне и плебс, вдохновляемые и руководимые народными проповедниками, стремились максимально использовать учение Гуса как орудие в своей антифеодальной борьбе. Учение Гуса было дополнено творчеством народных масс. Именно эксплуатируемые массы трудового народа и в первую очередь хилиастические проповедники раннего Табора развивали дальше учение Гуса в условиях крестьянской войны и общенародной борьбы против иноземных захватчиков.

Антифеодальная и антикатолическая идеология чешских крестьян своей религиозной формой принадлежала прошлому, но по своему содержанию предвосхищала будущее. Несмотря на незрелость и наивность мечтаний чешских революционных сектантов эпохи крестьянской войны, их глубоко выстраданные, хотя и смутные мечты о светлой жизни для всех трудящихся явились одним из величайших достижений чешского народа в средние века.

Трудно преувеличить значение гуситских войн и для развития чешской национальной культуры. Не говоря уже о сравнительно широком распространении образования среди народных масс и подъёме чешской народной литературы, музыки и песенного творчества, следует особенно выделить в числе величайших культурных достижений Чехии XV века зарождение, пусть в туманной и неопределённой форме, идеалов переустройства общества. В сокровищницу мировой прогрессивной, революционной мысли внесли свой вклад, пусть скромный вследствие условий того времени, такие сыны чешского народа, как Мартин Гуска и Пётр Каниш, словак Лукаш из Нового Града и многие другие, отдавшие свою жизнь за благородное дело освобождения трудящихся.

Поражение восставших чешских крестьян имело тяжёлые последствия для всей дальнейшей истории чешского и словацкого народов, затормозило дальнейшее прогрессивное развитие производительных сил Чехии. Во всех сферах экономической, политической и культурной жизни впоследствии возобладали тёмные силы феодальной реакции.

Больше всех выиграли от чешской реформации крупные феодалы. Чешские паны, расправившиеся с помощью [312] иноземной реакции с народными массами, усилились и обогатились за счёт захвата монастырских и церковных земель, за счёт ограбления мелкой шляхты, за счёт принижения бюргерства. После подавления вооружённого сопротивления народа паны получили возможность ещё больше увеличить свои богатства путём непомерной эксплуатации крестьянства. После многолетних войн, после зверской расправы с «мятежниками» во многих местах страны вотчинникам ощутительно недоставало рабочих рук. Боязнь нового выступления крестьян заставляла феодалов всеми способами укреплять своё социальное и политическое господство, сурово и бдительно следя за всякой попыткой крестьян сплотиться для новой борьбы. Крепостное право рассматривалось феодалами как наиболее удобный способ сохранения феодальной собственности. Католическая церковь со своей стороны объявляла крепостное состояние естественным положением крестьянина. Прямым следствием победы феодальной реакции явилось торжество крепостническо-барщинного пути аграрного развития. Только намечавшаяся в самых общих чертах к началу XV века тенденция развития Чехии по пути, наиболее мучительному для народных масс, связанному с наименее быстрым темпом развития производительных сил, — тенденция вторичного закрепощения, заявлявшая о себе резким увеличением к концу XIV века отработочной ренты на севере и в центре Чехии, теперь восторжествовала по всей стране. Победе этой тенденции способствовали перемещение европейских торговых путей в связи с великими географическими открытиями и революция цен в Европе. В XVI и особенно в XVII веке, после Белогорской катастрофы и опустошений Тридцатилетней войны, в чешских землях устанавливаются самые варварские формы второго издания крепостничества.

Творческие возможности народа были скованы цепями крепостного права. Положение крестьян было чрезвычайно тяжёлым. Для них не было защиты ни в судах, ни в органах габсбургской администрации. Они были лишены самых элементарных человеческих прав, а материальное их положение граничило с катастрофой. Войны, поборы, эпидемии, засухи и всякие стихийные бедствия постоянно стояли за спиною чешских крестьян и удерживали их на грани физического вымирания. В таких условиях чешское крепостное село могло представлять собой очень узкий [313] внутренний рынок, емкость которого возрастала чрезвычайно медленно. Крестьянин мог быть потребителем продуктов городского ремесла лишь в незначительных размерах. Это тормозило развитие товарно-денежных отношений в недрах феодального способа производства, задерживало вызревание элементов капиталистических отношений.