Х. Льоренте - История испанской инквизиции. Том II Страница 68

XXX. Томас Перес де Руэда, арагонский дворянин, один из самых искренних друзей Антонио, был релаксирован на общем аутодафе 20 октября 1592 года. Он был арестован 1 января. Я расскажу, как это произошло, потому что это дело заслуживает быть известным. Доминго Айербе, его сообщник и лжедруг, купил безнаказанность своего преступления за счет своей чести и жизни людей, веривших, что он принадлежит к их партии. Он удалился в горы Хаки и в долину Тена, чтобы соединиться с беглецами. Он был свидетелем того, что говорили Кристобал Фронтин, Томас Перес де Руэда и другие товарищи. Он сообщил об этом канонику Уэски, доктору Кортесу, комиссару святого трибунала, который велел арестовать его вместе с Томасом и другими, менее известными лицами. Кристобал Фронтин, выдающийся дворянин Таусты, также попал бы в его руки, если бы Хуан де ла Каса, которому было поручено произвести арест, не посоветовал ему поскорее достигнуть французской границы, что он и сделал на лошади Доминго Айербе. Каноник, знавший эту тайну, хотел косвенными средствами побудить этого предателя также бежать. Но он отказался: инквизиторы, узнав о его аресте, написали канонику, чтобы он вернул ему свободу на слово, потому что его дело отличалось от других. Утверждение бесстыдное, так как весь Арагон знал обратное. Томас де Руэда дал откровенное показание обо всем происшедшем. Но эти признания не могли его спасти, потому что он был одним из тех, кого надо было изъять из амнистии, хотя список подсудимых был составлен в Мадриде по заметкам, посланным из Сарагосы.

XXXI. 9 января Доминго Айербе сделал подробный доклад обо всем, что видел и слышал в горах, и сообщил трибуналу множество обстоятельств и отдельных фактов, которых они никогда не узнали бы без этого свидетельства. Они относились к процессам его компетенции или к другим делам, расследование коих принадлежало сенатору Ланцу, которому инквизиторы сообщили без судебных формальностей все, что они узнали, с обязательством сделать это по форме, если он потребует. Великодушие, которому трудно найти другие примеры, кроме святого трибунала, но которое было потрачено не даром, так как сенатор комиссар отвечал на это соответствующим горячим усердием.

XXXII. Донья Хуанна Коэльо и юные дети, которых оставил ей муж, стали также жертвами сарагосских событий. Они были заключены в замке местечка Пинто, в двух милях от Мадрида, с апреля 1590 года, когда эта героиня ценой своей свободы облегчила побег своего мужа. Второе бегство Переса, который покинул Сарагосу, чтобы вступить во Францию, сделало их заточение более суровым. Показания Диего Бустаманте, Хуана Басанте и некоторых других свидетелей научили инквизиторов, что ничто не печалит так сильно Переса, как мысль, что его жена заключена в тюрьму вместе с ни в чем неповинными детьми, так как Перес женился в 1578 году, и его старшая дочь донья Грегория родилась только в 1579 году. Доказано многими статьями процесса, что Перес неоднократно говорил в своей тюрьме, что ничто в мире не может заставить его отказаться от привилегии тюрьмы королевства, чтобы отдаться добровольно в руки инквизиции, кроме положительного заверения в том, что его жене и детям предоставят свободу и что единственной надежды на разбор его дела в Сарагосе было бы достаточно, чтобы побудить его произвести эту попытку; но, к сожалению, он не смеет ожидать справедливости и убежден, что его пошлют тотчас в Мадрид, где он погибнет на эшафоте.

XXXIII. Эти подробности привели к тому, что инквизиторы писали в Мадрид в конце сентября и в начале октября 1591 года, рекомендуя притеснить больше жену и детей Переса, потому что последний не замедлит узнать это и, может быть, добровольно вернется в тюрьму королевства. Эти догадки инквизиторов были основаны на сведениях, доставленных вероломным Басанте, доверенным лицом Переса для его переписки с Мадридом. Действительно, в последнем письме, пришедшем из этой столицы для Переса в конце октября, его извещали, что семья его переведена в род башни или бастиона замка Пинто, гораздо бодее неудобное помещение, чем ее прежняя тюрьма. Однако Хуанна Коэльо советовала мужу не думать о ее безопасности, потому что известия о его побеге достаточно для того, чтобы она и его дети чувствовали себя лучше. Как извинить инквизиторов за участие, которое они осмелились принять в этой омерзительной интриге? Донья Хуанна Коэльо и ее дети остались в тюрьме, и с ними обходились с большей или меньшей суровостью при жизни Филиппа II, который, умирая, посоветовал своему преемнику выпустить их на свободу.

Статья четвертая

ПОКУШЕНИЯ СВЯТОГО ТРИБУНАЛА НА ПОЛИТИЧЕСКУЮ КОНСТИТУЦИЮ АРАГОНА

I. Все вышеупомянутые события вызваны были процессом Антонио Переса. Но действительной причиной их была сильная привязанность арагонцев к привилегии, которую Филипп II хотел уничтожить как ограничивающую его деспотизм. Они не забыли, что государь использовал инквизицию в политических целях, и держались на страже, наученные попытками, сделанными двадцать лет назад, о которых я считаю удобным поведать читателям.

II. В то время как дон Матиас де Монкайо служил в городе Теруэле в звании главного командира, а дон Бернарде де Болеа, вице-канцлер королевства Арагона, был в этом городе королевским комиссаром для упорядочения некоторых пунктов, относящихся к муниципальным привилегиям города и его округа, король отменил право, полученное жителями от Карла V за две тысячи экю, которые были им возвращены. Иезуиты мечтали тогда устроить коллегию в Теруэле. Дон Бернарде де Болеа, по наущению отца Романа, предложил употребить эту сумму на перестройку разрушавшейся церкви, с тем чтобы отдать ее иезуитам. Предложение Болеа было отвергнуто. Покидая город, комиссар сказал, что эти две тысячи экю возрастут до семидесяти тысяч. Эта угроза стала началом бедствий Теруэля. Когда Болеа прибыл в Мадрид, он внушил королю, что этот город пользуется особенными привилегиями, отличными от привилегий Арагона, и в силу одного из этих прав, утвержденного Педро IV на кортесах в Монсоне в 1372 году, жителям дана льгота обращения по их делам к верховному судье Арагона; следовательно, надо воспрепятствовать им пользоваться против королевской прерогативы правом фирмы (firma), или управления доходами с имущества, а также правом привилегиады (privilegiada), которое давало узнику свободу под поручительство, и правом, известным под именем манифестации, еще более суживающим власть государя. Болеа не сказал королю, что привилегия Теруэля была муниципальная и применялась в частных делах, не освобождая округ, часть коего Теруэль составлял, от обязанности повиноваться общим законам королевства.

III. 26 июля 1562 года король выпустил указ, запрещавший жителям Теруэля в каком бы то ни было случае обращаться к верховному судье Арагона. Заинтересованные в этом жители сильно запротестовали. Но губернатор Монкайо, видя, что недовольство людей, которых лишали их прав, достигает высокого напряжения, прибег для их усмирения к величайшим насилиям и даже казням. Угнетенные обратились к верховному судье и к постоянной депутации, которые, желая исполнить свой долг, дали Монкайо случай сделать свою тиранию еще более невыносимой. Так как его притеснения поддерживались мадридским двором, которому он давал отчет о своих операциях, он дошел до самого бесчестного плана, какой может составить человеческая испорченность, — возбудить народный мятеж, чтобы иметь оправдывающую причину для лишения области ее привилегий. Организованные им многочисленные аресты, введенные строгости относительно заключенных, непомерные денежные штрафы, наложенные на жителей, и, наконец, дурное обращение всякого рода, которым он угнетал их, довели до крайности оскорбленное население — и в результате вспыхнуло восстание, в котором погиб Хуан де Ориуэла, один из чиновников инквизиции Валенсии.

IV. Король поручил дону Франсиско Арагонскому, герцогу де Сегорбе (происходившему от короля Фердинанда I через инфанта дона Энрихо Арагонского, его сына), рассматривать область Теруэля как находящуюся в состоянии мятежа, и быстро собрать под свое начальство гарнизонные войска Молины, Морельи, Херики, Калатаюда, Дароки и других городов. Герцог (характер которого, к сожалению, был жесток, несправедлив, высокомерен и тем более опасен, что он мог самовластно распоряжаться) склонил главного инквизитора послать в Теруэль инквизитора из Валенсии, который и прибыл туда вместе с ним. Это был доктор Сото де Кальдерой. Они совершили свой въезд в город в Великий четверг, а на другой день все тюрьмы были уже наполнены жителями, а дома превращены в камеры. Я не стану рисовать ужасов, совершенных герцогом де Сегорбе, вопреки протестам вице-короля Арагона, его кузена, дома Фернандо Арагонского, архиепископа Сарагосы, внука короля Фердинанда Католического, прелата, чья доброта, справедливость и миролюбие делали его бесконечно дорогим для жителей, называвших его своим ангелом-хранителем. Жестокость герцога, его беззакония и насилия описаны (с слишком большой сдержанностью для справедливого суда над его памятью) знаменитым историком Арагона Леонардо Арренсола в отдельной истории, печатание коей не было разрешено из сочувствия к королю Филиппу II.