Лев Остерман - О, Солон ! История Афинской демократии Страница 7

И вот уже голос скромного земледельца поднимается до угрожающего предупреждения царям: "Сами, цари, поразмыслите вы о возмездии этом! Близко, повсюду меж нас, пребывают бессмертные боги И наблюдают за теми людьми, кто своим кривосудьем, Кару презревши богов, разоренье друг другу приносит. Посланы Зевсом на землю-кормилицу три мириады Стражей бессмертных. Людей земнородных они охраняют, Правых и злых человеческих дел соглядатаи, бродят По миру всюду они, облеченные мглою туманной. Есть еще дева великая Дикэ, рожденная Зевсом, Славная, чтимая всеми богами, жильцами Олимпа. Если неправым деяньем ее оскорбят и обидят, Подле родителя Зевса немедля садится богиня И о неправде людской сообщает ему. И страдает Целый народ за нечестье царей, злоумышленно правду Неправосудьем своим от прямого пути отклонивших. И берегитесь, цари-дароядцы, чтоб так не случилось! Правду блюдите в решеньях и думать забудьте о кривде". (250) Любопытно, как традиционное нравственное начало вплетается в религиозную мифологию. На земле появляются мириады невидимых стражей справедливости посланцев Зевса — и его дочь — защитница Правды. Цитированного достаточно, чтобы заключить: крестьянски-патриархальный уклад народной жизни архаичной Греции действительно передавал интересующему нас «классическому» периоду ее истории определенные и довольно высокие нравственные нормы.

Глава 3

Лидеры демократии. Фемистокл и Аристид

События, которые будут описаны в этой главе, можно рассматривать как еще одно, и весьма убедительное, свидетельство силы демократии. Отразив новое нашествие персов, грекам удалось сокрушить всю сконцентрированную мощь Персидской державы. Но есть и другой, интересный аспект этих событий, о котором имеет смысл сказать с самого начала. Афины впервые выходят на международную арену. Решается судьба всей Греции, Македонии, Фракии, бесчисленных островов Эгейского моря. Афины организуют — фактически возглавляют — коалицию греческих городов, объединенных опасностью иноземного порабощения. Перед Афинской демократией встают новые и сложные проблемы. При их разрешении выделяются особо одаренные и сильные личности — у демократии появляются лидеры. Это — явление новое. Солон и Клисфен были реформаторами. Они разработали и узаконили определенные изменения государственного устройства. Солон после окончания срока своего архонтства покинул Афины, а о Клисфене нам ничего, кроме факта его реформы, не известно. Мильтиад лишь выиграл одно сражение. Лидеры, которые появятся в этой и следующих главах, окажутся не столько реформаторами, сколько руководителями практической деятельности государства — военной и мирной. Не всегда они будут занимать должности архонтов или стратегов, но их влияние будет долговременным и они будут опираться на поддержку народа. Здесь и далее мы будем внимательно присматриваться к лидерам демократии, сопоставляя, по возможности, их личные достоинства с той ролью, которую сыграл каждый из них в истории Афин. А теперь перейдем к событиям и фактам. Ввиду внутренних неурядиц и смерти Дария персам пришлось отложить на десять лет попытку реванша за поражение под Марафоном. В конце 80-х годов царь Ксеркс начал энергичную подготовку к новому походу на Грецию. На этот раз вторжение должно было идти посуху. Вдоль берегов нынешней Турции и Балкан персы заранее разместили склады продовольствия. Для того, чтобы сопровождающий армию флот мог миновать опасный район моря, у основания полуострова Халкидик прорыли канал. Через Геллеспонт перебросили на канатах мост, длиною около полутора километров. Ксеркс был царь серьезный. Для его характеристики стоит привести один эпизод, рассказанный Геродотом. Некий лидиец Пифий, пользовавшийся благосклонностью царя за то, что предложил ему для похода свои огромные богатства, сказал владыке, что все пять его сыновей идут на Грецию и просил оставить одного из них, старшего, чтобы он заботился об отце. Разгневанный Ксеркс ответил ему так: "Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду на Элладу своих собственных сыновей, братьев, родственников и друзей. Разве ты не раб мой, который обязан со всем своим домом и с женой сопровождать меня?… Ты сделал мне, правда, доброе дело и изъявил готовность сделать подобное же, но не тебе хвалиться, что превзошел царя благодеяниями. А ныне, когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен". Дав такой ответ, царь тотчас же повелел палачам отыскать старшего сына Пифия и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону пути, а другую по левую, где должно было проходить войско".(История. VII, 39) Когда только что наведенный мост снесла буря, Ксеркс приказал бичевать Геллеспонт тремястами ударами хлыста и погрузить в него пару оков. Еще он послал палачей заклеймить море, а строителям моста отрубить головы. После этого мост был восстановлен. Намерения у царя были тоже серьезные. Геродот утверждает, что персидское войско насчитывало 5 миллионов человек. Цифра эта, конечно, сильно преувеличена, но армия, по-видимому, действительно выступила огромная. Узнав о приготовлениях Ксеркса, греки в 481 г. создали общеэллинский союз с центром в Коринфе. Командование как союзными сухопутными силами так и флотом, было вручено Спарте. Не все греческие государства решились выступить против персов. Лежащая на пути персидского войска Фессалия заявила о своей покорности царю. Во многих городах имелись сильные проперсидские партии. На беду еще подоспели очередные Олимпийские игры, которые греки не решились отменить. На время игр обычай требовал прекратить все военные действия. Так что для защиты Фермопил прибыло всего лишь около 4000 воинов. В их числе был и «символический» отряд из 300 спартанцев во главе с царем Леонидом. В узком Фермопильском ущелье, расположенном на пути из северной в среднюю Грецию, между берегом моря и горами им удалось на несколько дней задержать персов. Когда защитники Фермопил были окружены, союзники отступили, а спартанцы остались и были истреблены полностью. Путь к Афинам для полчищ Ксеркса был открыт. Но второму действию драмы суждено было разыграться на море. Сначала объединенный флот греков под командованием спартанца Еврибиада подошел к мысу Артемисий у северной оконечности острова Эвбея для того, чтобы помешать персам высадиться с кораблей в тылу у защитников Фермопильского ущелья. Главную силу греческого флота составляла афинская эскадра под начальством стратега Фемистокла. Афины к этому времени стали самой сильной морской державой Греции. Такого положения им удалось добиться совсем недавно и свою роль в этом сыграл счастливый случай. Вернемся ненадолго к событиям, происходившим в Афинах за несколько лет до начала войны. В 484 г. в Лаврионских рудниках были открыты новые мощные месторождения серебра. В казну города поступила большая сумма денег. До сих пор доходы от эксплуатации рудников делили между гражданами. На этот раз тот же Фемистокл убедил афинян вложить их в строительство военного флота. Свое предложение он мотивировал угрозой назревавшего в то время столкновения с соседним островом Эгина. На самом деле его замысел был намного шире добиться для Афин господства в Эгейском море. С этой целью по его инициативе началось и строительство укреплений в Пирее — окруженной утесами, труднодоступной гавани, куда с открытого побережья перенесли морской порт Афин. Фемистокл обладал выдающимся государственным умом. Живший в конце V века историк Фукидид, отнюдь не питавший к нему симпатий, вынужден был признать его исключительные способности. Он писал: "Фемистокл… с помощью присущей ему сообразительности после самого краткого размышления был вернейшим судьей данного положения дел и лучше всех угадывал события самого отдаленного будущего. Он способен был руководить всяким делом… в особенности же заранее предусматривал лучший или худший исход предприятия, скрытый еще во мраке будущего…""Цит. по: Глускина Л. М. Греко-персидские войны // История древнего мира. М.:, 1982, Кн. 2. С. 167.". Отец Фемистокла принадлежал к знатному жреческому роду, но мать была низкого происхождения, что исключало Фемистокла из узкого круга родовой аристократии. Зато он был свободен и от аристократических «предрассудков» — для него все средства были хороши. Создание флота обеспечивало Фемистоклу поддержку городской бедноты. Граждане четвертого сословия, как мы помним, не входили в состав военного ополчения. Теперь из них стали комплектовать команды военных кораблей. Это привело к росту политического влияния простонародья, чем были недовольны члены «гетерий» — сообществ аристократического толка. Вождем аристократов был Аристид, человек высоких нравственных достоинств, прозванный впоследствии «справедливым». Плутарх в биографии Аристида пишет, что…"… он был безразличен к почестям, в несчастьях сохранял невозмутимость и полагал, что нужно предоставить себя в распоряжение отечества, не думая не только о вознаграждении, но и о славе".(Аристид, III) Эти два лидера афинян противостояли друг другу. Фемистоклу удалось одержать верх над своим соперником и добиться в 483 г. его остракизма. Тот же Плутарх утверждает, что с этой целью… Фемистокл распространял слухи, будто Аристид, разбирая и решая все дела сам, упразднил суды и незаметно для сограждан сделался единовластным правителем — вот только что стражей не обзавелся".(Там же, VII) Приведу продолжение этой цитаты, чтобы проиллюстрировать антидемократические взгляды самого биографа. Ведь мне еще не один раз придется его цитировать. "Да и народ, — пишет Плутарх, — чванясь своей победой (под Марафоном — Л. О.) и считая себя достойным величайших почестей с неудовольствием взирал на каждого, кого возвышала над толпой слава или громкое имя. И вот, сойдясь со всех концов страны в город, афиняне подвергли Аристида остракизму, скрывши ненависть к славе под именем страха перед тиранией". Между тем вторжение персов началось и афиняне направили послов к Дельфийскому оракулу, чтобы вопросить о том, что их ожидает. Предсказания оракулов (их было несколько) играли важную роль в кульминационные моменты древнегреческой истории. Через них боги «отвечали» на вопросы полководцев и государственных деятелей. Самым знаменитым и почитаемым был Дельфийский оракул, основанный, по преданию, самим Аполлоном. Здесь прорицания бога исходили из уст его служительницы — Пифии. На эту роль жрецы храма Аполлона в Дельфах выбирали одну из местных девушек, отдавая предпочтение невежественным и красивым. Очистившись омовением в водах Кастальского ключа, Пифия в светлом одеянии появлялась в святилище — пещере, со дна которой из расщелины поднимались дурманящие испарения. Она садилась на треножник, установленный над расщелиной, брала в руку лавровую ветвь и выслушивала вопрос. Под влиянием дурмана и божественного наития Пифия впадала в экстаз — не всегда притворный: одна из них, по свидетельству Плутарха, во время пророчества умерла. Ответы Пифии часто бывали бессвязны и нуждались в толковании. Его составляли жрецы в форме высокопарных и туманных по смыслу стихов.(Надо полагать, что сведения о вопрошавшем заблаговременно собирались. К оракулу — как и в наши дни — существовала очередь и предварительная запись). Пророчества Пифии оказывались порой удивительно точными. Если, конечно, История не подтасовала их "задним числом". Возможно, что дельфийские жрецы были настроены проперсидски, ибо Пифия, согласно Геродоту, изрекла следующее весьма мрачное пророчество: "Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу, Домы покинув и главы высокие круглого града. Не устоит ни глава, ни тело пред гибелью страшной. И ни стопа, и ни длань, и ничто иное средь града Не уцелеет. Но все истребится, и град сей погубит Огнь и жестокий Арей, что стремит колесницу сириян. Много и прочих твердынь — не только твою он погубит… Ныне кумиры бессмертных стоят, уже пот источая. В страхе трепещут они, а кровли их храмов Черною кровью струят — в предвестие бед неизбывных… Но выходите из храма и скорбию душу излейте". (История, VII, 140) По свидетельству Геродота: "Такой ответ оракула глубоко опечалил афинских послов. И вот, когда они уже впали в отчаяние от возвещенных им бедствий, некто Тимон… посоветовал им вернуться в святилище с оливковыми ветвями и еще раз вопросить оракула уже в качестве "умоляющих бога о защите". Афиняне так и поступили и обратились к богу с такими словами: "Владыка! Ради этих вот оливковых ветвей, которые мы принесли, изреки нам более милостивое прорицание о нашем родном городе, иначе мы не уйдем из святилища, но пребудем здесь до конца наших дней". На это прорицательница изрекла им вторично вот что: "Гнев олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада, Как ни склоняй она Зевса — мольбами иль хитрым советом. Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости слово: Если даже поля меж скалою Кекропа высокой И Киферона долиной святой добычею вражеской станут "Скала Кекропа — Афинский Акрополь. Киферон — гора на северо-западной границе Аттики." Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее «Афине» Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам. Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной Мощно от суши грядущей, но тыл обращая Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой! Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты погубишь В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы". (Там же, VII, 141) Это пророчество уже давало надежду на спасение, обещало возможность померяться силой. Но что означали "деревянные стены"? Старики полагали, что Пифия имела в виду афинский Акрополь, который некогда был окружен деревянной изгородью. Другие же считали, что она подразумевала корабли, и спасение надо искать в морском сражении. Но всех смущала предпоследняя строка пророчества, сулившая погибель сыновьям принадлежавшего Афинам соседнего острова Саламин. И здесь решающую роль опять сыграл Фемистокл. Геродот пишет об этом так: "Был тогда в Афинах один человек, лишь недавно выдвинувшийся на первое место среди наиболее влиятельных граждан. Его звали Фемистоклом, и был он сыном Неокла. Он считал, что толкователи оракулов не все изречение объяснили правильно, и говорил так: "Если бы упомянутый стих действительно относился к афинянам, то бог, как мне кажется, не выбрал бы столь миролюбивых выражений, но сказал бы "несчастный Саламин" вместо "божественный Саламин", если только жителям его суждено погибнуть в борьбе за остров. Напротив, если изречение понять правильно, то его следует отнести к врагам, а не к афинянам". Поэтому Фемистокл советовал афинянам готовиться к морской битве, так как "деревянные стены" и есть корабли. Толкование Фемистокла понравилось афинянам гораздо больше, чем объяснения толкователей оракулов, которые были против приготовлений к битве на море и вообще советовали даже не поднимать руки на врага, но покинуть Аттику и поселиться где-нибудь в другой стране".(VII, 143) Афиняне срочно снарядили все свои корабли, и в составе объединенного греческого флота афинская эскадра отплыла к берегам Эвбеи. Командовать ею поручили Фемистоклу. Морское сражение у мыса Артемисий не принесло решительной победы ни одной из сторон. Флот царя был многочисленнее. После непродолжительного боя, протекавшего с переменным успехом, Еврибиад без существенных потерь сумел увести свой флот обратно. Пройдя Фермопилы, огромная армия Ксеркса двинулась к Афинам. Отстоять город было невозможно и решено было переправить всех его жителей на остров Саламин и близлежащее побережье Пелопоннесского полуострова — южной оконечности Греции. Согласно версии Геродота, стратеги растерялись, и организацию эвакуации в обстановке начавшейся было паники взял в свои руки ареопаг, что немало послужило к укреплению его авторитета и влияния. Вскоре персидское войско вошло в опустевшие Афины. Город Ксеркс пощадил, но храмы на Акрополе разрушил. Тем временем воины из всех городов Пелопоннесса днем и ночью возводили стену поперек узкого перешейка Истм, соединявшего полуостров со средней Грецией. Здесь они рассчитывали остановить армию Ксеркса. Объединенный греческий флот находился в это время напротив Афин, у острова Саламин. На военном совете командующих союзными морскими силами большинство высказалось за то, чтобы, не принимая боя с подошедшей персидской эскадрой, отходить к Истму. Фемистокл старался убедить своих «коллег» в том, что сражение в узком проливе, где персы не смогут развернуть фронт своих кораблей, будет происходить в очень выгодных для греков условиях. Пролив изобиловал мелями и подводными камнями, неизвестными противнику. Увидев, что он остается в меньшинстве, Фемистокл решил обманным путем заставить своих товарищей принять бой. Ему удалось побудить персов той же ночью окружить греческий флот. Вот как описывает Геродот эту его хитрость: "Когда Фемистокл увидел, что мнение пелопоннесцев стало одерживать верх, он незаметно покинул собрание. Выйдя из совета, он отправил на лодке одного человека с поручением в мидийский" т. е. персидский." стан. Звали этого человека Сикинн, и был он слугой и учителем детей Фемистокла… Прибыв на лодке к военачальникам варваров, Сикинн сказал вот что: "Послал меня военачальник афинян тайно от прочих эллинов (он на стороне царя и желает победы скорее вам, чем эллинам) сказать вам, что эллины объяты страхом и думают бежать. Ныне у вас прекрасная возможность совершить величайший подвиг, если вы не допустите их бегства. Ведь у эллинов нет единства, и они не окажут сопротивления: вы увидите, как ваши друзья и враги станут сражаться друг с другом…". После этого Сикинн тотчас же возвратился назад. Варвары поверили этому сообщению…".(VIII, 75) В то время, как персидские корабли уже начали свой маневр, греческие командующие все еще обсуждали план отступления. Получив известие от слуги, Фемистокл вернулся на совет, но не мог призвать союзников к подготовке сражения, так как ему пришлось бы открыть свое коварство. Эта ночь была полна драматических событий. Неожиданно появился Аристид. Изгнанный остракизмом, он в свое время удалился на Эгину — остров, расположенный в том же заливе. Аристид обнаружил, что греки окружены. Под покровом темноты ему удалось на лодке проскользнуть к ним. Не догадываясь о роли, которую сыграл в этом деле Фемистокл, Аристид поспешил разыскать командующего афинским флотом, чтобы сообщить ему о случившемся. Послушаем рассказ Геродота об этой встрече двух недавних соперников: "Этого Аристида я считаю, — пишет Геродот, — судя по тому, что я узнал о его характере, самым благородным и справедливым человеком в Афинах. Он предстал перед советом и велел вызвать Фемистокла (Фемистокл вовсе не был его другом, а, напротив, злейшим врагом). Теперь перед лицом страшной опасности Аристид предал забвению прошлое и вызвал Фемистокла для переговоров. Он узнал, что пелопоннесцы хотят отплыть к Истму. Когда Фемистокл вошел к нему, Аристид сказал: "Мы должны всегда, и особенно в настоящее время, состязаться, кто из нас сделает больше добра родине. Я хочу только сказать тебе, что пелопоннесцы могут теперь рассуждать сколько угодно об отплытии отсюда, это совершенно бесполезно. Я видел собственными глазами и утверждаю, что коринфяне и сам Еврибиад не смогут теперь отплыть отсюда, даже если бы и захотели: ведь мы окружены врагами. Выйди и сообщи об этом".(VIII, 79) Наутро морское сражение началось. Это было в конце сентября 480 г. Расчеты Фемистокла блестяще оправдались. Персидские силы были рассредоточены: финикийские корабли находились севернее Саламинского пролива, ионийские южнее. Греки всеми силами напали сначала на финикийцев, потом на ионийцев. Ксеркс, восседая на высоком берегу, наблюдал за ходом сражения. На глазах владыки персидский флот был разгромлен. Эсхил, который сам участвовал в этом бою, так описал его в трагедии «Персы»: "Сначала удавалось персам сдерживать Напор. Когда же в узком месте множество Судов скопилось, никому никто помочь Не мог, и клювы направляли медные Свои в своих же, весла и гребцов круша………………….. моря видно не было Из-за обломков, из-за опрокинутых Судов и бездыханных тел… Найти спасенье в бегстве беспорядочном Весь уцелевший варварский пытался флот, Но греки персов, словно рыбаки тунцов, Кто чем попало, досками, обломками Судов и весел били…". (412–424) Впереди еще было решающее сражение на суше, но победа у Саламина оказалась поворотным пунктом войны. Она воодушевила греков. И главная заслуга в этом принадлежала Фемистоклу. По окончании сражения он ратовал за поход к Геллеспонту с тем, чтобы разрушить мост и отрезать Ксерксу путь отступления в Азию. Но Еврибиад и большинство союзников считали, что этого делать не следует, так как, оказавшись в безвыходном положении, персы будут драться отчаянно и могут покорить всю Элладу. Убедившись, что его предложение не проходит, Фемистокл круто сменил фронт и стал убеждать афинян, порывавшихся отомстить за разрушение святынь в Акрополе, отказаться от похода. На этот раз его красноречие и способность заглядывать в будущее служили не столько государственным, сколько собственным интересам оратора. Предоставим опять слово Геродоту: "Когда Фемистокл понял, что ему не удастся убедить по крайней мере большинство военачальников плыть к Геллеспонту, он обратился к афинянам с такими словами: "Мне самому пришлось быть свидетелем подобных случаев и слышать еще больше рассказов об этом: когда побежденных доводят до крайности, они снова бросаются в бой и заглаживают прежнее поражение. Поэтому не станем преследовать бегущего врага…". Так говорил Фемистокл, чтобы обеспечить себе убежище у персидского царя на случай, если его постигнет какая-нибудь беда в Афинах, что впоследствии и случилось".(VIII, 109)