Элизабет Херинг - Ваятель фараона Страница 7

Наконец, пройдя через ряды колонн, Тутмос дошел до стены. Здесь он испуганно остановился. Сверху смотрели на него гигантские лики. Это не были привычные сцены, которые изображал старый мастер: стада, виноделы, ремесленники или танцующие женщины. Нет, здесь все время повторялись два образа, которые подавляли собой все остальное. Там был изображен царь Обеих Земель, стоящий в молитвенной позе, а перед ним, в высокой короне из перьев, Амон, царь богов.

Тутмос не может оторвать взгляда от этих фигур, хотя сейчас ему хотелось бы быть как можно дальше отсюда. Ему хотелось бы быть где-нибудь под открытым небом, под палящими лучами солнца, где-нибудь под деревьями или в зарослях тростника. Только бы не оставаться под пристальным взглядом этих неподвижных глаз, пронизывающих душу.

"Нет! - кричит его сердце. -Это не добрый бог1 Он большой и сильный, властный и непобедимый, но не добрый! Он убил отца, мать отдал в рабство, меня самого довел до отчаяния! Нет спасения от этого бога. Даже царь должен приносить ему жертвы, несметными сокровищами покупать его помощь".

Тутмос боязливо оглядывается кругом. "Скорее надо уходить отсюда", решил он и быстро побежал.

Мальчику удалось выбраться из зала с колоннами, но двор, куда он попал, гораздо меньше того, через который он прошел сюда. И нигде Тутмос не видит высоких пилонов. Наконец он находит какой-то выход. Проскользнув через ворота, Тутмос оказывается в крытом переходе, оканчивающемся темным помещением.

В тот момент, когда он достиг его, до мальчика донеслись звуки голосов.

- Ты слышал, что случилось во дворце сегодня ночью? - спросил один голос. - Царя Небмаатра разбил паралич. Он с трудом может двигать даже своим языком!

- Да, Амон никому не позволяет насмехаться над собой, - отвечает второй голос. - Неудивительно, что его рука покарала царя! Разве не пытался он ограничить наше влияние, где только мог? Разве не был назначен этот Рамосе верховным сановником? Такого человека возвести на высшую должность в государстве, вместо того чтобы отдать ее тому, кто этого достоин, главному жрецу нашего бога!

- Теперь настало время вернуть нашу власть!

- Теперь? Ты думаешь, что следует воспользоваться болезнью царя? Меня беспокоит лишь то, что его сын, которого он недавно назвал своим соправителем...

- Ты имеешь в виду царевича Ваэнра? Что ты его боишься? Он еще молод! На него мы сумеем повлиять!

- Не знаю, на что ты надеешься. Он в чужих руках. Жрецы Северного Она хитро устроили это дело! Они уже неоднократно говорили о том, что их бог Ра стоит выше нашего Амона. Это благодаря их интригам царевич, наследник престола, воспитывался не среди нас, не в святилищах Амона. Его учителем стал высокомерный Эйе, начальник колесничьего войска, чья сестра замужем за одним из жрецов из Она! Среди военачальников значительно больше почитателей бога Ра, чем приверженцев Амона! Если уж старый царь опирался на своих полководцев, то они тем более станут опорой его сына.

- Вот нам и надо попробовать перетянуть на нашу сторону мать царевича, царицу Тэйе! Она достаточно умна и знает силу Амона! Настолько умна, что предостерегала своего мужа от недооценки нашей власти! И ее влияние на сына очень велико!

- А разве тебе неизвестно, что этот ее сын приказал остановить работы над постройкой большого южного храма, храма супруги нашего бога. И одновременно приказал превратить часовню Атона, которую повелел заложить в районе нашего храма еще его отец, в святилище солнца, подобно святилищу в Северном Оне?

- А кто, кто навел его на эту мысль?

- Кто? Ты еще спрашиваешь?

"Что, если меня увидят, ведь я подслушиваю?" - подумал Тутмос и со страхом укрылся в тени ниши. Но, к счастью, оба жреца, покидая помещение, не заметили его. Бесшумно крадучись за ними, он вышел из храма.

- Наконец-то ты вернулся! - воскликнул Хеви, когда Тутмос добрался до берега. - Я уж боялся, что солнце зайдет раньше, чем ты появишься. А ночью я бы не поехал через реку. Ну, ты все осмотрел как следует? И внутри и снаружи храма? Видел священное озеро? А дорогу процессий, где стоят сфинксы с бараньими головами?

Вместо ответа Тутмос прошептал:

- Скажи мне, наш молодой царь?.. Но внезапно он умолк и со страхом оглянулся, почувствовав на своей спине чей-то обжигающий взгляд, хотя кругом не было ни единого человека. Может быть, это глаза бога смотрят на него с пилонов храма?

- Поедем домой, - сказал мальчик рыбаку, - становится прохладно, и я замерз.

- Тебе холодно, ты замерз? - И рыбак улыбается своей широкой, доброй улыбкой. - Подожди прекрасного праздника Опет, тогда тебе станет жарко!

Чудесный праздник! Можно ли еще где-либо в Обеих Землях, через которые протекает река, увидеть что-нибудь подобное празднику Опет? О чужих странах и говорить не приходится. Конечно же, нет! Зачем бы тогда приплывали сюда люди с четырех сторон света! Какое ликование и суматоха охватывают город еще задолго до торжества!

Людей с кожей всех цветов можно в это время встретить на улицах города Амона. Ливийцев с соломенно-желтымя волосами и светлыми, как вода, глазами рядом с жителями страны Куш, чьи черные вьющиеся волосы топорщатся на голове. Здесь можно встретить и кочевников пустыни, чьи носы изогнуты, как орлиные клювы, и стройных пунтийцев с остроконечными городами. Среди их пестрых шерстяных одежд теряются белые полотняные одеяния жителей страны Кемет.

Даже старый Иутн не может усидеть за работой.

- Завтра Амон отправится в путь, чтобы посетить свою божественную супругу в южном храме, в Опете. Нам нужно встать очень рано, если мы хотим найти место, с которого была бы хорошо видна праздничная процессия! говорит старик Тутмосу.

Когда на небе появились первые отблески начинающегося дня, старый Иути с подмастерьем спустились к берегу реки.

Тысячи лодок уже на воде. Все они направляются от западного берега к восточному. Едва ли найдется на реке свободное местечко, где можно было бы причалить. Трудно найти место и в этих лодках. Но, видимо, седины Иути возымели свое действие, и скоро его вместе с подмастерьем взяли в лодку.

Едва их ноги успели ступить на восточный берег, как воздух потряс крик, вырвавшийся из тысячи уст.

- Они открыли ворота храма, - сказал Иути Тутмосу. - Сейчас жрецы на своих плечах понесут носилки с богом вниз, к берегу реки.

И с быстротой, на которую только были способны его хромые ноги, Иути поспешил по идущей вдоль берега дороге. Он остановился на широкой, затененной пальмами аллее, в конце которой уже виднелась процессия одетых в белое жрецов.

Тутмосу посчастливилось найти пальму, на которую он и забрался. Отсюда ему открывался вид не только на аллею до самых ворот храма, но и на реку, где ладья Амона, ладья Усерхат, уже ждала своего гостя. Широкие полосы из лазурита и золота, которыми отделана ладья, отражают солнечный свет. Звенят систры певиц Амона, сопровождающих процессию. Звуки славословия поднимаются к небу:

Как прекрасно блистаешь ты, Амон-Ра,

Когда пребываешь в ладье Усерхат!

Все люди воздают тебе хвалу,

Вся страна в празднике:

Сын твой, отделившийся от плоти твоей,

Везет тебя в Опет.

Он разукрасил твой храм,

Он умножил дары тебе вдвое,

Да дашь ты ему силу против южных стран

И мощь против северных!

Да сделаешь ты время его жизни

Подобным веку неба!

- Смотри, вот там царь! - громко крикнул Иути сидящему на дереве Тутмосу. - Вот он идет вслед за жрецами, несущими носилки! Это наш юный царь Ваэнра!

Но Тутмосу удается разглядеть лишь огромную синюю корону со сверкающей на солнце золотой змеей.

"Неужели это царь! - Дрожь прошла по телу Тутмоса. - Неужели юный фараон участвует в праздничном шествии Амона?" Тутмос больше не слышит громких возгласов, которые несутся с разных сторон и сливаются в оглушительный рев.

Какие основания у мальчика печалиться? Почему бы ему не веселиться там, где все обезумело от радости? Разве есть хоть один человек в городе Амона, который не позабыл бы все свои печали, не отрешился бы от всех своих забот, когда перед его взором предстанет лицо бога Амона?

Чего же он ждал? Какие неясные мысли пробудил в воображении мальчика подслушанный им короткий разговор между двумя жрецами?

Вон там юный властитель Ваэнра, четвертый Аменхотеп, воспитанный Эйе, начальником колесничьего войска, вступает на царскую ладью. Он занимает место у руля, и ладья отчаливает от берега. А за ней на буксире плывет Усерхат-Амон, ладья бога. Царь... и Амон! Амон... и царь! Так было, так есть и так будет! А тот, кто не радуется вместе со всеми, должен умереть!

2

Три большие ладьи плывут вниз по течению реки. Они построены из массивных досок смоковницы так искусно, как умеют это делать только ремесленники царя. Ладьи глубоко осели в воде реки - груз их очень тяжел.

Если бы люди, находящиеся на судах, были бы так же терпеливы, как река, бурлившая под ними, им не пришлось бы пошевелить и рукой. Сама река спокойно и благополучно доставила бы их к тому месту, куда они направлялись. Но нет, вдоль бортов ладей тесными рядами сидят гребцы. Они обнажены до пояса. Только набедренные повязки составляют их одежду. Все гребцы одновременно погружают весла в воду, и ладья движется так быстро, что вокруг ее носа вспениваются высокие волны.