Марк Таугер - Марк Таугер о голоде, геноциде и свободе мысли на Украине Страница 7

ЦКУЖД также предоставлял медицинскую помощь 1000 крайне истощенным детям. Хороших результатов в этой работе добилось Одесское отделение Красного Креста. ЦКУЖД также боролся с распространением скарлатины, пеллагры и прочих болезней, порожденных голодом. Сельские комиссии по питанию и представители родителей осуществляли «контроль» за деятельностью пунктов выдачи питания. Этим же часто занимались и местные представители Красного Креста и ЦКУЖД. Они выявляли нарушения (их суть не описана), и в ряде случаев виновных привлекали к суду.

ЦКУЖД не смог предложить сельским жителям достаточно простую систему учета, но большинство людей с пунктов выдачи питания трудились бесплатно. Учет на пунктах выдачи питания и в кооперативах был хаотичным, а в некоторых случаях продукты, предназначенные для детей, даже не попадали на эти пункты. ЦКУЖД практически не получал никакой информации из пяти округов.

При изучении отчета ЦКУЖД создается впечатление, что помощь голодающим во время этого кризиса оказывалась не только сверху вниз, но правительство старалось привлечь к этому делу общественность, давая людям определенную автономию в реализации этого проекта. Судя по всему, общественное участие было в определенной мере добровольным и филантропическим, что вновь подчеркивает аналогию с прежними дореволюционными программами борьбы с последствиями голода. Исключение из программ помощи детей, проживавших в менее бедных условиях, не новая или исключительно советская практика, и ниже это будет доказано.

По данным итогового отчета Урядкома, подготовленного в декабре 1929 г., правительственная комиссия расширила программу оказания помощи, и к ноябрю 1928 г. ею было охвачено 72 района из 11 округов. Комиссия планировала поставить 51 000 т продовольствия взрослым, но реально сумела обеспечить только 37 000 т из-за задержек с поставками, неумения использовать все ресурсы, а также из-за упомянутых выше трудностей с картофелем. Компенсируя непоставленную провизию, комиссия выплачивала зарплату для поддержания проектов общественных работ. Итак, общее количество выданной помощи (продуктами и деньгами) составило 4,05 млн. руб., или 98 % планового показателя. Этой помощью было охвачено приблизительно 222 400 взрослых жителей ежемесячно, что составило 12 % общего взрослого населения регионов, пострадавших от неурожая.

В отчете отмечается, что во многих округах сократили нормы питания для того, чтобы урезанными пайками накормить большее количество нуждающихся. Предоставляя помощь детям, местные власти также уменьшали или дополняли пайки с тем, чтобы накормить больше детей, чем предусмотрено планом. Несмотря на перебои и дефицит, дети получили 82,3 % плановой помощи. Питание началось поздно: в первой группе округов только в октябре, и помощь получали тогда далеко не все. В других округах питанием начали обеспечивать в ноябре и декабре. У Урядкома не было исчерпывающих данных по количеству накормленных детей, но, судя по сведениям из 6 округов, при плане 165 000 детей власти реально кормили 172 300.

Урядком также оказывал помощь в содержании домашнего скота. Несмотря на оптимистические прогнозы, задержки в поставках фуража и отсутствие кредитов привели к ухудшению ситуации зимой 1929 г. Тогда начался падеж скота, и крестьяне принялись продавать его или забивать, чтобы получить страховое возмещение. Только в марте 1929 г. правительственная комиссия получила достаточные объемы кормов. Отчасти это объяснялось тем, что именно в этот период центральные органы власти удовлетворили неоднократные просьбы, поступавшие из Украины. Судя по данным из четырех округов, при плане поддержки 113 200 голов скота спасти удалось 124 100 голов (111 % плана).

Общественные работы проводились на основе приблизительных данных, поэтому они претерпели существенные сокращения сообразно с местными условиями. В регионах средства на эти работы получали с опозданием, и часто просто не могли провести технические исследования. Поэтому осенью работы начались только в нескольких округах, и в основном заключались в посадке деревьев. В начале 1929-го, подготовительная часть работ была проведена во всех округах, но из-за поздней весны и посевной кампании общественные работы стартовали только в мае 1929 г. Сбор урожая, осенняя посевная кампания и закупки зерна вновь прервали эти работы (с июля по конец сентября). К тому времени строительный сезон уже завершился, и использовать людей, уже получивших аванс за работу, не представлялось возможным. Планы по общественным работам на осень 1929 г. в целом не были выполнены, но по некоторым категориям отмечается даже перевыполнение: 146 % работ по ирригации и мелиорации земель и 179 % земляных работ. Несмотря на техническое несовершенство и нехватку ресурсов, у этих общественных работ был достаточно позитивный эффект — приводились в порядок земли, строились или ремонтировались пруды и дороги, сажались деревья.

И вновь при чтении итогового отчета создается впечатление сотрудничества властей с местным населением. Несмотря на существенные препятствия, возникшие на начальном этапе оказания помощи (по большей части они были вызваны именно неурожаем), запланированные цели программы были практически достигнуты в большинстве регионов.

Документы из архивов Урядкома подробно описывают работу отдельных ведомств, но здесь отсутствует детальное описание людей, которым оказывалась помощь. В документах их называют «голодающими» детьми и взрослыми. Упоминается по крайней мере 1000 детей в состоянии крайнего истощения, нуждающихся в медицинской помощи. Речь идет об эпидемии цинги и прочих заболеваниях, связанных с голодом. Такие лаконичные слова свидетельствуют о реальном кризисе. Это подтверждается и секретными отчетами с описанием текущей ситуации, отправленными в ЦК с мая по октябрь 1928 г. Документы говорят о том, что в 1928-м, особенно учитывая проблемы со снабжением сел и городов европейской части России и Украины (в том числе и все пострадавшие регионы), ситуация ухудшилась во второй половине года, что привело к нападениям на местных чиновников и склады с зерном, а также вызвало масштабные протесты. Жаль, но в этом источнике обсуждается главная тема беспокойства — оппозиция и бунты, а меры по оказанию помощи не упоминаются. Указ Политбюро от 21 января 1929 г. о закупках зерна косвенным образом упоминает о программе оказания помощи в разделе о централизации контроля за мукомольным налогом: Украина была освобождена от этого контроля. В документе нет пояснений этому, но, по словам Рыкова, члены Политбюро прекрасно знали ситуацию в Украине и, несомненно, понимали зависимость Украины от использования мукомольного налога для программ помощи.

Мое исследование голода в Украине в 1928–1929 гг. показывает, во-первых, что зерновой кризис стал важнейшей материальной причиной тяжелых неурожаев в регионах, особенно в Украине, причем неурожай был вызван природными катаклизмами. Действительно ли Советский Союз в 1928–1929 гг. испытывал абсолютный дефицит продовольствия? Ответить на этот вопрос невозможно, поскольку статистические данные по урожаям не внушают доверия. Тем не менее в 1928–1929 гг. в стране действительно было гораздо меньше продуктов, чем в лучшие годы нэпа (1926–1927). Никакие изменения в ценовой политике (а их отсутствие часто называют причиной зернового кризиса) не смогли бы предотвратить суровое воздействие погодных условий тех лет.

Агротехнические мероприятия, проведенные в качестве ответной реакции на неурожай и голод 1924 г., не сумели уберечь Украину от этой катастрофы. В сентябре 1928-го Рыков, находясь в Украине и изучая эффективность программы оказания помощи, заметил: «Вот уже более четырех лет мы боремся с засухой в Украине. Вполне очевидно, что эффективность наших затрат нельзя считать удовлетворительной». Учитывая крайне низкий уровень прибавочной стоимости в сельском хозяйстве СССР тех лет, подобный региональный природный катаклизм вполне способен был вызвать голод и катастрофические последствия для экономики всей страны. Используя причинный анализ голода, разработанный Амартией Сеном, становится понятно, что причиной голода 1928–1929 гг. в Украине действительно было уменьшение количества продуктов, и речь идет вовсе не о «социальном» голоде, вызванном исключительно рыночными факторами.

Во-вторых, правительство предприняло конкретные меры по обеспечению нескольких сотен тысяч крестьян продовольствием. Вполне очевидно, что помогая менее чем 20 % всего населения регионов, пострадавших от неурожая, правительство не включило в программу помощи всех, нуждавшихся в пище. Этот факт подтверждается и усилиями чиновников на местах, старавшихся так распределить ресурсы, чтобы накормить больше людей, чем было предусмотрено планом. Задержки бюрократического характера, непредвиденные вмешательства со стороны центральных органов советской власти и, естественно, неурожай — все эти факторы препятствовали выполнению программы помощи.