Рамон Менендес Пидаль - Сид Кампеадор Страница 7

Санчо умер на вершине славы. Умер он во цвете лет — ему было тридцать четыре года. Его удивительная физическая красота усиливала скорбь, испытанную Кастилией в связи с его трагической гибелью. Теперь все политическое верховенство Кастилии, благодаря столь быстро достигнутым успехам на миг вознесшейся выше Леона и других государств полуострова, развеялось как дым.

Рассмотрим одно из проявлений этих чувств кастильцев, свидетельство о котором дошло до нас.

Жестокосердая инфанта

Один монах из Оньи составил эпитафию в память этого события, повергшего в печаль все население Кастилии. Он питал пристрастие к легендам о Троянской войне, которые были в то время в школах очень модными; уподобив Санчо красотой Парису, а доблестью — Гектору, он написал леонинским стихом следующие строки:

Санчо, обличьем Парис и отважный Гектор в сражениях,Заключен в этой могиле, став отныне прахом и тенью.

Далее он не побоялся нарушить потусторонний покой гробницы, написав над ней резкое обвинение в адрес сестры покойного, инфанты Урраки — мол, это она лишила Санчо жизни, и она, жестокосердая женщина, не плакала по умершему брату:

Женщина жестокой души, сестра, отобрала эту жизньБез всякого права и не плакала, что брат убит.

И для большей ясности наш монах приписал еще несколько строк в прозе, в которых обличал предательское наущение Урраки:

Этот король убит предателем по наущению своей сестры Урраки.

Пером этого монаха из Оньи словно управляла ненависть всей Кастилии. Авторы хроник тоже изобличали донью Урраку, и хуглары в свою очередь разносили в песнях это обвинение по всем градам и весям, рассказывая так: мол, когда Сид был в Саморе, чтобы передать послание дона Санчо, инфанта обронила по адресу брата такие слова: «Я женщина, и он хорошо знает, что я не сражусь с ним в бою; но по моей воле он будет убит — скрытно или при свете дня». Серьезнее всего, что даже в такой официальный документ, как фуэро12 города Кастрохериса, документ, который предназначался для прочтения перед доном Альфонсом, любимым братом Урраки, лет через тридцать после его возвращения из Толедо, составители не побоялись среди исторических записей о разных королях включить и запись о короле Санчо Сильном, гласившую: «Оный был убит по совету госпожи Урраки, его сестры, в городе, каковой называют Саморой», и столь отчаянно смелое утверждение мужей города не помешало Альфонсу утвердить фуэро: «И я, император Альфонс, одобряю эти фуэро и утверждаю».

Конечно, те пламенные похвалы, какие придворный автор «Истории Силоса» расточает Урраке, «каковая хоть внешне и принадлежала к миру, нося нарядные платья, внутренне блюла монашеский устав, будучи соединена с Христом как с единственным супругом», во многом преувеличены. Не подлежит сомнению, что инфанта была благочестива, что она украшала алтари и священные облачения богатейшими драгоценностями, как и то, что она была чрезвычайно ласкова со своим братом Альфонсом, которого в детстве кормила и одевала, как мать. Но если своего избранника она любила всей душой («medullitus», как говорится в «Истории Силоса»), то по отношению к другим братьям вела себя как хищный зверь. Мы уже видели, что эта женщина, одаренная и энергичная, но жестокосердая («femina mente dira»), смогла сделать с доном Санчо; через год она дала Альфонсу коварный совет заключить в тюрьму младшего брата, Гарсию, и тот так и умер в заточении в замке Луна.

Великодушие Мамуна

Сид и кастильцы за пять или шесть переходов доставили тело Санчо в Онью, а тем временем в Саморе полностью изменилась судьба Испании.

Как только Бельидо Адольфо совершил цареубийство, инфанта Уррака отправила гонцов в Толедо, чтобы известить Альфонса; им было ведено соблюдать величайшую скрытность, чтобы эту новость не узнали мавры.

Однако в пограничных районах жила каста шпионов, по-латыни называемых initiatos, а по-романски — enaciados,13 «ложные христиане», как называл их епископ Туйский — несомненно, обращенные мавры, которые наживались, сообщая вести тому и другому лагерю. Кое-кто из них успел прибыть с потрясающей новостью в Толедо раньше гонцов доньи Урраки.

По счастью, граф Педро Ансурес, тревожась, еще активней, чем обычно, следил за дорогами к северу от Толедо и однажды к вечеру заметил двоих из этих «энасьядос», у которых дознался, что они едут к Мамуну сообщить о смерти короля Санчо. Однако Ансурес под предлогом, что хочет их тайно предупредить о чем-то, отвел их в сторону от дороги и отрубил им головы; вновь выехав на дорогу, он встретил гонцов Урраки, у которых узнал обо всем, и вернулся вместе с ними в город, чтобы уведомить Альфонса. На следующий день в Толедо тайно прибыл еще один гонец от некоторых кастильцев, которые немедленно признали Альфонса королем.

Изгнанники были в большом затруднении, не зная, как уйти от Мамуна: они опасались, что, если откроют ему новость, он схватит Альфонса, чтобы навязать ему какой-нибудь кабальный договор. Но Альфонс, напомнив, с каким незабываемым радушием их приняли в Толедо, не пожелал проявлять никакого двуличия и, хоть пылкое желание царствовать наполняло его страхом перед Ма-муном, направился к мавру, чтобы сообщить о великой удаче, которую ему только что ниспослал Бог.

Мамун улыбнулся, воскликнув: «Благодарение Богу, который избавил меня от бесчестья, а тебя от опасности! Ведь я уже все знаю и на случай, если бы ты захотел бежать тайно, перекрыл все дороги, велев взять тебя живым или мертвым. Теперь отправляйся в добрый час и получай свое королевство, а я дам тебе оружие и золото, когда захочешь, чтобы ты мог умиротворить сердца своих подданных». И, продолжая дружескую беседу, они заново дали клятву о взаимопомощи, какую уже некогда давали друг другу (клятва распространялась и на ее старшего сына Мамуна).

После этого Альфонс в сопровождении Бени-Гомесов выехал в направлении Саморы. Так в тридцать два года он дождался, чтобы все его надежды исполнились. Несколько счастливых случайностей даровали ему без всяких усилий королевство, ради объединения которого его брат дон Санчо приложил все силы и принял смерть.

Едва прибыв в Самору, Альфонс собрал на тайный совет Урраку и знатнейших дворян, чтобы посовещаться, как закрепить свою власть над королевством.

После этого все леонские, астурийские, галисийские и португальские магнаты и епископы поспешили в город на Дуэро, чтобы приветствовать своего прежнего короля. Прибыли и некоторые кастильцы, сразу же признав его своим сеньором; это они отправили гонца к Альфонсу в Толедо, и главным в этой оппортунистской партии был Гонсало Сальвадорес, граф Лары, который, быстро забыв о своем покойном короле доне Санчо, сопровождал Альфонса и Педро Ансуреса, когда все они отправились из Саморы в королевский город Леон.

С самого начала царствования Альфонс пожаловал Урраке почести и титул королевы, какие по обычаю были положены старшим сестрам. На следующий месяц после убийства в Саморе, 17 ноября 1072 г., Альфонс в городе Леоне с согласия Урраки обнародовал грамоту, где, почитая свое изгнание как наказание божье, благодарил небо, что оно возвратило ему королевство, когда он меньше всего мог этого ожидать, «безо всяких возражений, без опустошения земли, без пролития крови врагов…». И ни слова о молитве, какой требовал обычай, — за упокой души брата, кровь которого обагрила землю Саморы пять недель тому назад!

Не теряя времени, Альфонс и Уррака вместе со знатнейшими леонскими рикос омбрес и епископами, а также с Гонсало Сальвадоресом и другими кастильскими магнатами двинулись в Бургос, чтобы принять власть над Кастилией.

3. Леонский король в Кастилии

Сид в партии, враждебной Альфонсу

В противоположность графу Лары, Гонсало Сальвадоресу, очень рано ставшему вассалом нового монарха, в противоположность прочим кастильским оппортунистам, поспешившим в Самору, в Кастилии была и другая партия, относившаяся к Альфонсу с глубоким недоверием; хуглары говорят нам, что во главе этой партии стоял Сид, альферес убитого короля.

Недовольство в Кастилии было очень широким. Большинство кастильцев не осмеливалось на большее, чем открыто ставить смерть Санчо в вину Урраке, официальной советчице Альфонса, и изливать неприязнь в ней в эпитафиях, хрониках и грамотах; но другие, похрабрей, обвиняли самого Альфонса. Уже упоминавшийся исторический комментарий монаха из Силоса сообщает нам, что в Кастилии сразу после цареубийства (мы это уже говорили) считали, будто Альфонс находился в это время в Саморе, и добавляли, что низложенный король сговорился с самор-цами погубить Санчо.