Владимир Малов - Тайны средневековых рыцарей Страница 7

Для рыцарей Юго-Восточной Германии праздничная, утонченная жизнь завершилась со смертью герцога Австрийского, погибшего в битве с венграми.

Прекратилась династия немецких королей и императоров Гогенштауфенов, представители которой были главными вдохновителями блестящей рыцарской жизни. Монархи этой династии Генрих VI и Фридрих II были знамениты тем, что сами писали стихи и служили прекрасным дамам, а после них в Германии наступили жестокие времена междуцарствия, когда на троне одна фамилия сменялась другой; императорскую власть пытались вырвать друг у друга владетельные немецкие князья.

Казалось, снова наступил хаос разобщенного X века. «Многие из тех, которые были богатыми, сделались бедными, — писал современник. — Села опустели, поля стояли голыми, и вся страна покрылась стыдом. Где прежде жил в довольстве и счастье крестьянин, теперь не кричит петух, не кудахчет курица; там нет ни овцы, ни скота, ни коня, пасущихся на лугу; никому не мешает спать звон колокола, потому что заброшены все церкви».

Прекрасные дамы в эти мрачные времена вновь, как прежде, запирались в потаенных комнатах замков и заменяли рыцарские романы молитвенником, а роскошные платья — полумонашеским убором.

Всеобщее разорение коснулось и богатого, просвещенного Прованса. Его опустошили северофранцузские рыцари, призванные папой римским, посчитавшим, что среди свободолюбивых и вольномыслящих провансальцев распространяется вероучение, расходящееся с постулатами христианской церкви и подлежащее искоренению. Двадцать лет в Провансе продолжалась война, полностью опустошившая цветущий край. Города лежали в развалинах, на месте многих замков чернели обгоревшие стены.

Вырождалось, скудело блестящее недавно рыцарство. Тот, кому оставшиеся честь и достоинство не дозволяли разбойничать, продавал свои меч и копье любому желающему их купить и становился наемным воином. И все чаще обедневшее сословие служило мишенью для насмешек со стороны крепнущего купечества и горожан. Гордость рыцарей, торжественные обряды становились темами для шуток. В одной из сатирических поэм того времени воина посвящают в рыцари следующим образом: возводят на кучу навоза, оружие приносят в дырявых корзинах, на голову надевают шлем, который три года пролежал в закладе у ростовщика. Боевая лошадь, которую подводят рыцарю, оказывается жалкой клячей, «спина которой похожа на рыбий скелет».

Такие жалкие, готовые закладывать доспехи и едва ли не побираться рыцари, по представлениям тех, кто еще сохранял возвышенные идеалы чести, достоинства, унижали, позорили рыцарское звание. В XIV веке появился особый обряд разжалования из рыцарского сословия.

Рыцаря, подлежащего разжалованию, одетого в длинную рубаху, выводили на подмостки, окруженные толпой веселящихся зрителей. На глазах у всех разбивали его оружие, с сапог срывали шпоры, щит привязывали к хвосту жалкой клячи. Герольд трижды вопрошал, обращаясь к другому герольду: «Кто это?» Второй отвечал: «Это рыцарь». И тогда первый герольд трижды повторял: «Нет, это не он! Это не рыцарь, это негодяй, изменивший своему слову!»

Затем священник читал псалом: «Да будут дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут дети его сиротами, и жена его вдовою. Да не будет сострадающего.ему; да не будет милующих сирот его. Да облечется он проклятьем, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его и, как елей, в кости его».

Потом разжалованного рыцаря на носилках, словно мертвеца, несли в церковь и служили над ним панихиду…

И все же были еще у рыцарства и новые взлеты, и новые падения.

В 1328 году на французском престоле династия Валуа сменила Капетингов. При новом короле, Филиппе VI, двор преобразился. Король покровительствовал рыцарству, сам чтил его заповеди, и в Париже не прекращались празднества, турниры. Залы Лувра, королевской резиденции, вновь заполнились красавицами в роскошных платьях, опять зазвучали нежные мелодии. Новую возможность показать себя во всем блеске дала рыцарству и начавшаяся вскоре война с Англией, когда Эдуард III, английский король, заявил свои права на французский престол.

Война оказалась небывало долгой, она получила название Столетней, хотя на самом деле длилась даже дольше века — с 1337 по 1453 год и поначалу представляла собой ряд блестящих поединков, где французские и английские рыцари состязались не только в искусстве владения оружием, но и в великодушии, в верности служения своим дамам.

От первых лет той войны осталось немало любопытных свидетельств, показывающих взаимоотношения рыцарей, сражавшихся под разными знаменами, но вместе с тем ясно ощущавших свою принадлежность к одному и тому же европейскому рыцарскому братству, видевших в противнике воинов, абсолютно равных себе. В конце концов, не так уж много времени прошло с тех пор, как англичане и французы вместе, бок о бок сражались в Святой земле с неверными…

Однажды два рыцарских отряда французов и англичан, встретившись в чистом поле, начали готовиться к сражению, однако некий французский рыцарь в одиночку подскакал к англичанам и предложил кому-нибудь из них сразиться с ним во славу своей дамы. Вызов немедленно был принят, и оба отряда ждали, чем закончится поединок.

Такой же случай произошел при осаде англичанами замка Тори. Шел штурм, когда один из французских рыцарей крикнул со стены: «Есть ли здесь какой-либо рыцарь, готовый сразиться в честь своей дамы? Посмотрим, есть ли среди вас, англичан, влюбленные?» Штурм тотчас прекратился, английский рыцарь выехал для поединка и стал ждать противника.

А во время долгой осады англичанами города Ренн французский рыцарь Оливье де Мони переправился в полном вооружении через крепостной ров с единственной целью — отнять у одного из английских рыцарей шесть куропаток. Дело в том, что эти злополучные птицы — добыча охотничьего ястреба Оливье де Мони — упали на английскую сторону, а француз хотел преподнести их дамам осажденного города. Во время поединка де Мони заставил английского рыцаря сдаться ему в плен, однако сам был тяжело ранен. Тогда француз тут же, на месте боя, вернул пленнику свободу, но взамен попросил помощи английских лекарей. В лагере англичан Оливье де Мони радушно принял герцог Ланкастерский, а когда рыцарь излечился от ран, подарил ему на прощание дорогие подарки.

Да и сами короли подавали придворным пример следования рыцарским заповедям на поле боя. Эдуард III, скрыв свой титул, вызвал на поединок французского рыцаря Эсташа де Рибимона, знаменитого отвагой и удалью. После поединка на копьях начался бой на мечах. Дважды француз опускался на колени, изнемогая под тяжелыми королевскими ударами, и дважды вновь поднимался, чтобы продолжить бой. Наконец он признал себя побежденным.

О том, кто был его противником, французский рыцарь узнал, лишь когда Эдуард III распорядился подарить ему дорогое платье и пригласил в замок Кале, захваченный англичанами, на ужин. За столом побежденному французу прислуживал сам принц Уэльский, наследник английского престола. Этим английский король показывал, как высоко он ценит доблесть противника…

И все же близился окончательный закат рыцарства. Рыцари вынуждены были сойти с исторической сцены прежде всего как военная сила.

Долгие годы, надежно закрытый доспехами, вооруженный тяжелым и длинным копьем, рыцарь имел явное преимущество и над легко вооруженной конницей, и над пехотой. Но во время Столетней войны, в знаменитой битве при Креси в Северной Франции в 1346 году, французские рыцари оказались бессильны перед английскими лучниками. Стрелы, посланные мощной тетивой, навылет пробивали доспехи.

Позже на полях сражений стали применять огнестрельное оружие. В XV веке рыцарь облачался в доспехи с ног до головы; броня защищала и боевого коня. Однако рыцарь на поле битвы был неспособен на быстрые маневры, а выпав из седла, не мог подняться на ноги без посторонней помощи и легко становился добычей воина-пехотинца.

Полностью лишившись своего военного значения, рыцарство потеряло почву под ногами. Конечно, далеко не сразу оно исчезло окончательно и полностью. В XVI веке сохранилась традиция проведения рыцарских турниров, на которых самим королям случалось облачаться в доспехи. Но само рыцарское сословие к этому времени уже переродилось и стало дворянским.

Совершенно изменилось и устройство общества: дворянин не был столь же независим, как рыцарь, обязанный своему сеньору лишь клятвой вассальной верности, которую можно было разорвать при необходимости. Монарх на престоле оставался полным и безраздельным властелином всех своих подданных. Однако вместе с рыцарями не исчезли лучшие из их идеалов — понятия о чести, достоинстве, верности слову. Дворяне переняли их, стараясь им следовать. Разве не похожи на рыцарей, чтящих свой кодекс чести, мушкетеры из романов А. Дюма?