Арсен Мартиросян - Заговор маршалов. Британская разведка против СССР Страница 70

До 24 мая шла еще одна проверка — на этот раз материалов досье Бенеша. Лишь после того как все точки над «i» были расставлены, когда наступила абсолютная ясность, только тогда из Кремля последовал приказ об аресте Тухачевского. 25 мая он был арестован.

Обладая даже столь мизерным набором сведений, поневоле оказываешься вынужденным повнимательней присмотреться к тому обстоятельству, что западные историки, говоря о факте подписания Бломбергом вышеупомянутой директивы, используют в основном выражение вроде «наконец выпустил директиву». Что это, намек на то, что Бломберг по каким-то только ему ведомым причинам тянул время с изданием этой директивы? Это весьма убедительно смахивает на то, что западники действительно дали намек, возможно, что и сами того не желая, и, соответственно, если подойти к этому факту, как к намеку, но с позиций «двойного стандарта», то очень многое само собой прояснится.

Ведь в первую-то очередь суть «Директивы о единой подготовке вермахта к войне» была отнюдь не в том, что, чтобы вермахту быть готовым к возможной войне в мобилизационный период 1937–1938 гг. — это само собой свидетельствующее об истинности ранее упоминавшейся подоплеки (встреча Лейт-Росса с Шахтом) доказательство, — но в том, что в основу Директивы Бломберг закладывал тогда новую для того времени концепцию единого для всех родов войск Верховного Главнокомандования. По сути дела, в мирное время он закладывал концепцию, характерную только для периода войны: предельной концентрации и централизации всей полноты государственной, политической, экономической и военной власти, т. е. концепцию военной диктатуры едва ли не на грани абсолютного деспотизма военных (если вспомнить слова того же К. Нейрата). В итоге выходит, что списать это самое выражение «наконец выпустил директиву» на сугубо профессиональные обстоятельства — не получается. Ведь еще в период работы над директивой Бломберг прекрасно знал, что в войсках новая концепция не вызовет восторга, что и случилось сразу же после ее поступления в командные структуры вермахта. Его тогда поддержали всего четыре офицера — генералы Фрич, Бек, Кейтель и подполковник Йодль (первые два активные участники антигитлеровского заговора 1936–1937 гг.; Кейтель — тот самый, что впоследствии подписал Акт о безоговорочной капитуляции Германии — был близок с фон Бломбергом).

То, что он непременно встретит сопротивление командующих, Бломбергу было ясно изначально: что, например, он мог сделать вопреки воле того же Германа Геринга, люфтваффе которого вообще было государством в государстве внутри даже вооруженных сил Германии?! В результате получается, что списать «наконец выпустил директиву» на обусловленную якобы его намерением загодя сгладить все острые углы затяжку времени — опять не выходит, ибо он даже с Гитлером толком не договорился о том, как эта директива будет претворяться в жизнь, когда поступит в командные структуры вермахта. Между тем, как только она поступила, там сразу начался резкий ропот, а Гитлер вдруг немедленно самоустранился от межгенеральских разборок, хотя, казалось бы, сама идея единого Верховного Главнокомандования должна была ему импонировать, и, следовательно, он не должен был оставлять Бломберга один на один с разъяренным генералитетом в момент начала реализации такой директивы.

В «сухом остатке» остается следующее — военный министр Германии генерал-фельдмаршал Вернер фон Бломберг ожидал серьезных событий в СССР, т. е. переворота Тухачевского! Иначе просто нечем более объяснять эту затяжку времени!..

В таком случае принцип «двойного стандарта» становится уникальным «золотым ключиком», открывающим еще одну тайну истории. Ведь в случае удачи переворота Тухачевского и установления в бывшем (в результате оного) СССР военной диктатуры разрабатывавшаяся Бломбергом директива приобретала совсем иной смысл — становилась как бы правовой базой для установления полного контроля военных во главе с Бломбергом (Фричем, Веком, Рейхенау, Гаммерштейн-Эквордом и другими) над всей Германией под предлогом якобы возникновения угрожающей безопасности Германии новой международной ситуации при одновременной ликвидации самого фюрера. То есть такой же военной диктатуры.

…Ничего удивительного в таком повороте событий не было бы, т. к. всего за три года до этого Бломберг уже грозил Гитлеру подобным исходом, правда, по другому поводу. Незадолго до «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 г:, когда СС и гестапо в одночасье ликвидировали всю верхушку штурмовых отрядов СА во главе с Эрнстом Ремом, Бломберг от имени рейхсвера дважды угрожал Гитлеру, что если он не разоружит штурмовиков как параллельную вооруженную силу, противостоящую рейхсверу, то армия выступит против него (Гитлера). Первый раз, имевший место 11 апреля 1934 г. на борту броненосца «Дойчланд», стоявшего на рейде в Киле, угроза Бломберга прозвучала вполне мягко, т. к. была похожа на обычную сделку: в порядке компенсации за отказ от штурмовиков и за оставление рейхсвера единственной вооруженной силой в Германии Бломберг гарантировал Гитлетру поддержку со стороны рейхсвера в его президентских амбициях перед лицом тогда уже всем очевидной скорой кончины президента Гинденбурга. Однако согласившийся с этим требованием Гитлер тянул, что вызвало негодование как у экономической, так и военной элиты Германии.

17 июня последовало известное предупреждение вице-канцлера фон Папена, сделанное последним в выступлении в Марбургском университете. 20 июня тот же фон Папен вновь крайне резко потребовал от Гитлера разобраться наконец с СА. Гитлер в силу своей беспочвенной уверенности в том, что ему удастся обмануть всех, дотянул до того, что 21 июня 1934 г. его призвали к ответу. Его вызвали в поместье Гинденбурга Нойдек и там, на ступеньках частного дома президента Германии, со всей солдатской прямотой фон Бломберг выразился следующим образом: «Если правительство рейха не сумеет осуществить ослабление напряженности (т. е. если не разберется со штурмовиками. — A.M.), президент введет военное положение и передаст контроль над страной армии».

Вышедший на ту же ступеньку подышать свежим воздухом Гинденбург величаво поддакнул фон Бломбергу. Только после этого Гитлер понял, что обратной дороги нет, и 30 июня 1934 г. вырезал всех своих соратников, с которыми начинал играть в национал-социализм и которые в колоссальной степени способствовали его становлению как фюрера и приводу к власти. Бломберг же с 23 июня объявил полную боевую готовность во всем рейхсвере и до 1 июля сохранял ее, дабы у Гитлера не было бы никакого шанса свернуть с указанного ему пути.

Кончилось это тем, что 1 июля 1934 г. Бломберг издал приказ по рейхсверу, в котором от имени вооруженных сил Германии" присягнул Гитлеру на верность, ибо в приказе говорилось: «Рейхсвер, как вооруженная стража народа, благодарит фюрера и выражает ему чувство глубокого доверия и преданности».[25] А с августа месяца началась и формальная процедура приведения к присяге всего личного состава рейхсвера…

Однако поскольку заговор «гениального стратега» был провален, а его верхушка расстреляна, то протянув с момента снятия — 11 мая 1937 г. — Тухачевского с поста заместителя наркома обороны полтора месяца, в т. ч. и те самые 12 дней после официального сообщения о расстреле, и убедившись, что оставшиеся на свободе подельники «стратега» ничего не могут предпринять, Бломберг «наконец выпустил директиву», но уже в том виде, в котором она безусловно должна была потрафить болезненному тщеславию вождистских амбиций Адольфа Гитлера и его планам. Тем не менее, как уже отмечалось выше, Гитлер быстро самоотстранился от участия в проведении этой директивы в жизнь до 4 февраля 1938 г., когда он, со скандалами изгнав Бломберга и Фрича, объявил себя Верховным главнокомандующим, упразднив при этом военное министерство.

Однако этот дополнительный обзор будет неполным, если, обладая уже определенной суммой знаний о выясненной в целом подоплеке появления «Директивы…», не обратимся к событиям на другом конце планеты, имевшим место в этот же период времени. Это позволит, с одной стороны, еще более острее и точнее почувствовать, что же стояло за упорно использовавшимся Сталиным термином, а с другой — открыть еще один реальный доступ к пониманию причин тех политических процессов, что происходили в нашей стране в 1936–1938 гг.

В Японии в это же самое время (в конце мая — начале июня 1937 г.) очень «своевременно» разразился правительственный кризис и к власти пришло правительство во главе с одним из наиболее влиятельнейших в то время политиков Страны восходящего солнца, председателем палаты пэров японского парламента, убежденным антиатлантистом, евразийцем японского толка, старым знакомым Карла Хаусхофера и его сына Альбрехта — 46-летним принцем Коноэ Фумимаро. Его ближайшее окружение было буквально нашпиговано информаторами и особенно субинформаторами Рихарда Зорге, которые при принце исполняли роли консультантов по различным вопросам. Истинной звездой и в окружении Коноэ, и в агентурной сети самого Зорге являлся Одзаки Ходзуми — ближайший друг и единомышленник советского разведчика. Поскольку как сама фигура Коноэ Фумимаро, так и его политическая деятельность, особенно же в преддверии назначения на пост главы правительства, и тем более самые первые шаги на этом посту, представляют колоссальный интерес в связи с темой нашего расследования, остановимся на всем этом чуть подробнее.