Анна Корниенко - Лжеправители Страница 70

Если с самого начала внимательно проследить цепочку лиц, «узнававших» в Анне Андерсон Анастасию Романову, то можно заметить следующее: все, объявлявшие о том, что Чайковская и великая княжна – одно и то же лицо, или не были лично знакомы с Анастасией Николаевной, или видели ее мельком. Кто-то из них, разумеется, был движим корыстными целями, но большинство составляли бывшие офицеры белой армии, преданные императорской фамилии и просто жаждавшие верить в чудо.

Сам же герцог Дмитрий Лейхтенбергский был абсолютно уверен, что его гостья принадлежала к низшему сословию. Он не заметил в ней и тени благородства и аристократизма (по разным причинам замеченного другими свидетелями), присущего членам императорской семьи.

В 1928 году Анна Андерсон по приглашению великой княгини Ксении Георгиевны переезжает в США, где, правда недолго, живет у нее в доме. Однако вскоре «отличный» характер Чайковской вновь дает о себе знать – возмущенный до глубины души супруг Ксении Георгиевны Уильям Лидс выставляет за дверь неблагодарную постоялицу, которая уверяла всех вокруг, что великая княгиня подсыпает яд в ее пищу и ворует у нее деньги. Поэтому претендентка оказывается вынужденной искать себе новое пристанище, которым становится отель «Гарден-Сити». Наиболее удивительным может показаться то, что после всех «выкрутасов» самозваной княжны все еще находились люди, которым судьба этой, явно мало достойной подобного внимания, женщины была небезразлична.

На этот раз заботу о претендентке, равно как и оплату ее счетов, принимает на себя известный пианист Сергей Рахманинов. Чтобы избежать назойливого внимания прессы, лжекняжна записывается в книге регистрации как «миссис Анна Андерсон». Именно так и появляется это имя, которым впредь было принято именовать самозваную Анастасию.

Кстати говоря в том же 1928 году, по приезде Анны Андерсон в Соединенные Штаты, в прессе Гессен-Дармштадта, где правил откровенно ненавидевший самозванку герцог Эрнст-Людвиг, была опубликована так называемая «Романовская декларация». Она была составлена через сутки после смерти вдовствующей императрицы Марии Федоровны – другой ярой противницы лже-Анастасии, – и в ней оставшиеся в живых члены императорского дома решительно и безоговорочно отказывались от родства с претенденткой. Этот документ подписали и великая княгиня Ольга Александровна, великая княгиня Ксения Александровна, ее дочь и шестеро сыновей, прусская принцесса Ирен, великий князь Дмитрий Павлович, великая княгиня Мария Павловна, родной брат Александры Федоровны герцог Гессенский Эрнст-Людвиг и две его сестры. Еще несколько человек из династии поставили свои подписи позднее. Но другие Романовы, из сорока четырех здравствующих на тот момент, декларацию не подписали…

Бытует мнение, что инициатором борьбы против «Анастасии» был великий князь Кирилл Владимирович, после смерти Николая II поспешивший объявить себя императором Кириллом I и, конечно же, не слишком довольный появлением конкурентки. Считается, что оказывавшая ранее покровительство Чайковской-Андерсон чета Кляйстов окончательно отказалась от самозванки именно под его влиянием.

Впрочем, круг сторонников Андерсон был также довольно велик. До конца жизни, несмотря на ссоры с родственниками, ее признавала великой княжной Ксения Георгиевна, внучка Николая I. Аргументировала она свою уверенность исключительно тем, что «способна отличить великую княжну от польской крестьянки». Того же мнения придерживалась и ее сестра, великая княгиня Нина. Ей, как и госпоже фон Ратлеф, бросались в глаза «аристократические манеры» Андерсон (которые, кроме них, чрезвычайно мало кто заметил) и ее видимое умение пусть не говорить по-русски, но, по крайней мере, понимать русский язык. Разве может русский человек, да и не простой человек, а высокообразованная дочь императора, забыть родную речь, сколь бы сильным не был стресс, который ей пришлось пережить?

Но великий князь Андрей Владимирович, внук Александра II, впервые встретившийся с Андерсон в 1928 году, незадолго до ее отъезда в США, был настроен весьма категорично: госпожа Андерсон – это Анастасия Романова. Самыми ярыми сторонниками «спасшейся княжны» стали Татьяна и Глеб Боткины, дети последнего лейб-медика императорского двора, расстрелянного вместе с царской семьей.

Стоит отметить, что Глеб и Татьяна Боткины провели детство в Царском Селе и хорошо знали всех великих княжон. Глеб рассказывал, как однажды, когда Анастасия еще была совсем маленькой, он рисовал смешных зверей, пытаясь таким образом развлечь девочку, и как при их встрече Анна Андерсон немедля вспомнила об этом случае.

Противники же претендентки называли Глеба Боткина коварным и беспринципным человеком, манипулировавшим психически больной женщиной в надежде прибрать к рукам заграничное имущество императорской семьи. Хотя другие исследователи, к примеру биограф Анны Андерсон Питер Курц, считают, что Боткин был искренне убежден, что перед ним спасшаяся великая княжна Анастасия Николаевна.

Сам Глеб Боткин сыграл важную роль в так называемом «процессе Анны Андерсон против Романовых». Этот процесс начался в 1938 году, его официальной целью было признание Андерсон великой княжной и, соответственно, наследницей всего огромного заграничного имущества императорского семейства, слухи о котором начали ходить еще со времени российской революции.

Современные исследования подтвердили, что легенды о так называемом «царском золоте» не имели под собой основания. Сделанные Николаем II зарубежные вклады на всех четырех дочерей не превышали 250 тысяч долларов. Собственно императорские вклады, составлявшие более значительную сумму, по свидетельству барона Штакельберга, сына генерала Мосолова, начальника собственной его величества канцелярии, в начале Первой мировой войны по приказу царя были возвращены в Россию и истрачены на военные расходы. Оставшиеся небольшие суммы абсолютно обесценила послевоенная инфляция. Остаток всех денежных средств составлял в итоге около 100 тысяч долларов, и на них претендовали оставшиеся в живых Романовы.

Но подобные доводы не могли убедить сторонников «Анастасии». В 1928 году в США была создана акционерная компания «Гранданор». Руководил ею специально нанятый Глебом Боткиным адвокат Эдвард Фэллоуз. На счета компании поступали пожертвования от организаций и частных лиц, пожелавших принять участие в дележе «царского» состояния. Глеб Боткин в письме к великой княгине Ксении Александровне, в частности перепечатанном газетой «New York Post», 29 октября 1928 года прямо обвинял великую княгиню в том, что используя информацию, предоставленную ей доверчивой Анной Андерсон, та мошенническими способами присвоила себе имущество бывшего царя и с помощью интриг добилась того, чтобы ее официально объявили единственной наследницей. Хотя на самом деле, по убеждению Боткина, все наследство покойного императора и его наследников должно теперь по праву принадлежать великой княжне Анастасии Николаевне, коей является Анна Андерсон.

Ввиду того что европейские банки либо не подтверждали наличия вклада, либо категорически отказывались иметь дело с Анной Андерсон, в 1938 году в Берлине от ее имени начался процесс, который должен был официально подтвердить ее тождество с великой княжной Анастасией со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот судебный процесс тянулся до 1977 года и стал одним из самых длительных за всю историю XX века.

Никакого реального результата процесс не принес, поскольку суд счел недостаточными имеющиеся доказательства родства Андерсон с Романовыми, хотя и оппонентам не удалось доказать, что претендентка в действительности не является великой княжной Анастасией.

Стоит отметить, что среди свидетелей со стороны истицы в этом процессе выступил и Франц Свобода – австрийский военнопленный, который в 1918 году жил в Екатеринбурге рядом с Ипатьевским домом. Франц уверял, что был свидетелем произошедшей трагедии, участвовал в заговоре с целью освобождения пленного императора и принимал личное участие в спасении великой княжны Анастасии. Однако не подкрепленное никакими реальными доказательствами свидетельство австрийца, хотя и признанное одним из наиболее важных в этом деле, было, тем не менее, категорически отвергнуто британским консулом. Консул был прекрасно осведомлен обо всем, что происходило тогда в Екатеринбурге, и он не слышал ровным счетом ничего ни о каком Франце Свободе и его «попытках спасения членов царской семьи». Также консул не видел причин, могущих заставить австрийского военнопленного рисковать собственной жизнью ради спасения императора вражеской страны. Ну, а рассказанная Свободой небылица о неком чекистском уполномоченном, который якобы помогал ему в этом деле, ни чем другим, как фантазией «автора», вообще быть не могла. В царившей тогда в стране обстановке террора и фанатичной ненависти к Романовым, которой отличались большевики в целом и чекисты в особенности, предательство со стороны одного из них вообще представлялось весьма маловероятным.