Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель Страница 71

На просмотре пьесы в театре 5 ноября я заявил ГРК, что была совершена большая ошибка с допущением на сцену упадочной, пасквильной вещи, что я лично за снятие, но должен согласовать вопрос с т. Криницким (главой Агитпропа. – Б. С.) … Мнение Криницкого совпало с моим.

По предложению т. Криницкого мною был назначен еще один просмотр спектакля вчера 15-го. На просмотр были приглашены ответственные работники-коммунисты – 30–35 чел. Из обмена мнений после просмотра выяснилось:

1) полное единодушие (за исключением Пикеля и Луначарского) в оценке пьесы, как плохой пьесы, которую не следовало допускать к постановке и

2) расхождение в вопросе – следует ли пьесу снять с репертуара. Большинство высказавшихся товарищей (Луначарский, Пикель, Мордвинкин, Полонский, Лебедев-Полянский, Керженцев, Раскольников, Сапожников и др.) считают невозможным снятие пьесы по разным мотивам, главным образом политическим. Меньшинство (Попов-Дубовской, Крылов, Чернявский и др.) высказалось за немедленное снятие.

О пьесе уже с лета идут слухи, пущенные, видимо, оппозицией. Пьеса явно рассчитана на то, чтобы у зрителя вызвать аналогии: Директория – Политбюро, Бабеф – Троцкий, период термидора и фруктидора – наше время, хвосты у булочных – наши хвосты и т. д.

Публика уже, еще до премьеры, заинтригована спектаклем: все билеты на объявленные 4 спектакля расхватаны.

Во время спектаклей возможны демонстративные выходки.

В настоящей политической обстановке меньше вреда будет от немедленного снятия пьесы с репертуара, чем от оставления пасквиля на сцене».

Причины запрещения «Заговора равных» лежали на поверхности. Только что была разгромлена троцкистско-зиновьевская оппозиция, лидер которой Троцкий не уставал твердить о «термидорианском перерождении» революции, и вот пьеса, рассказывающая как раз об эпохе термидора, причем с весьма явными политическими аллюзиями.

Причем даже сегодня нельзя с уверенностью сказать, входили ли подобные аллюзии в авторский замысел Михаила Юльевича Левидова (Левита), возможно, симпатизировавшего Троцкому, или он стал жертвой собственной теории «организованного упрощения культуры». Ведь драматург провозглашал: «Масса любит халтуру, и препятствовать ее вкусам мы не имеем права». Вот и доупрощался. Вполне возможно, что Левидов лишь пытался самым примитивным образом «осовременить» исторический материал, не задумываясь о том, что в существующем политическом контексте борьбы с оппозицией многие параллели окажутся более чем рискованными. Во всяком случае, за свое легкомыслие Михаил Юльевич заплатил самую дорогую цену. В июне 1941 года он был арестован и расстрелян 5 мая 1942 года. В приговоре говорилось: «За шпионаж в пользу Великобритании, неопровержимо доказанный посещением гробницы Свифта в соборе Святого Патрика в Дублине, приговорить Левидова М.Ю. (р. 1891/92) к высшей мере наказания – расстрелу». Характерно, что в момент расстрела Англия была советской союзницей.

12 февраля 1929 года на встрече с украинскими писателями Сталин потребовал: «Объединить национальную культуру на базе общего социалистического содержания, путем усиления развития национальных культур… Ежели вы, марксисты, думаете, что когда-либо создастся общий язык (а это будет… не русский язык, не французский, – национальный вопрос нельзя в одном государстве решить, национальный вопрос стал внегосударственным уже давно), если когда-либо общий язык создастся, – он создастся безусловно, – то это после того, как мировая диктатура пролетариата будет завоевана… только… когда социализм будет утверждаться не в одной стране, а во многих странах. Так вот – развитие национальных культур в эпоху диктатуры пролетариата, максимальное развитие, покровительство национальным культурам, потому мы этим культурам покровительствуем для того, чтобы они, исчерпав вовсю себя… создали почву для развития языка во всем мире, не русского, а международного языка. Когда это будет? Слишком далеко до того времени. Ленин прав, говоря, что это долго – после того, как установится во всем мире международная диктатура пролетариата».

Иосиф Виссарионович тогда полагал, что до былинного, чаемого марксистами времени, когда вместо мира, состоящего из десятков и сотен «Россий и Латвий», возникнет «единое человечье общежитье», еще очень далеко. Сталин жаловался украинским писателям: «Не понимают того, что… мы хотим подготовить элементы международной социалистической культуры путем предельного развития национальной культуры, точно так же не понимают, как мы хотим прийти к уничтожению классов путем усиления классовой борьбы, или как мы хотим прийти к отмиранию государства путем небывалого расширения функций этого государства, или как мы хотим добиться объединения народов разных стран путем их разъединения, путем освобождения их от какого-либо гнета, путем предоставления им права на образование национального государства».

Ну, насчет «обострения классовой борьбы» и «небывалого расширения функций государства», мы все прекрасно знаем, во что это вылилось: в насильственную коллективизацию с миллионами погибших от голода, в сотни тысяч жертв политических репрессий, в том числе и среди партийной верхушки, в полное сведение на нет даже тех остатков демократических свобод, которые еще в 20-е годы допускались хотя бы в рамках внутрипартийных дискуссий. А насчет «предельного развития национальной культуры»… Оно тоже продолжалось недолго. В том же выступлении перед делегацией украинских писателей Сталин заявил: «На каком… языке мы можем поднять культуру Украины? Только на украинском… Другого средства для поднятия культурности масс, кроме родного языка, в природе не существует… Перспективы такие, что национальные культуры даже самых малых народностей СССР будут развиваться, и мы будем им помогать. Без этого двинуться вперед, поднять миллионные массы на высшую ступень культуры, и тем самым сделать нашу промышленность, наше сельское хозяйство обороноспособными… мы не сможем… Украинские рабочие в качестве героев произведений будут выступать, их много теперь. Даже коренные русские рабочие, которые отмахивались раньше и не хотели изучать украинского языка, – а я знаю много таких, которые жаловались мне: «Не могу, тов. Сталин, изучать украинский язык, язык не поворачивается», теперь по-иному говорят, научились украинскому языку. Я уж не говорю о новых рабочих, за счет которых будет пополняться состав рабочего класса».

12 февраля 1929 года на встрече с делегацией украинских писателей Сталин наиболее подробно высказался о творчестве Булгакова: «…Взять, например, этого самого всем известного Булгакова. Если взять его «Дни Турбиных», чужой он человек, безусловно. Едва ли он советского образа мысли. Однако, своими «Турбиными» он принес все-таки большую пользу, безусловно.

Каганович: Украинцы не согласны (шум, разговоры).

Сталин: А я вам скажу, я с точки зрения зрителя сужу. Возьмите «Дни Турбиных», – общий осадок впечатления у зрителя останется какой? Несмотря на отрицательные стороны, – в чем они состоят, тоже скажу, – общий осадок впечатления остается такой, когда зритель уходит из театра, – это впечатление несокрушимой силы большевиков. Даже такие люди крепкие, стойкие, по-своему «честные», как Турбин и его окружающие, даже такие люди, «безукоризненные» по-своему и «честные» по-своему, должны были признать в конце концов, что ничего с этими большевиками не поделаешь. Я думаю, что автор, конечно, этого не хотел, в этом он неповинен, дело не в этом, конечно. «Дни Турбиных» – эта величайшая демонстрация в пользу всесокрушающей силы большевизма.

Голос: И сменовеховства.

Сталин: Извините. Я не могу требовать от литератора, чтобы он обязательно был коммунистом и обязательно проводил партийную точку зрения. Для беллетристической литературы нужны другие меры – не революционная и революционная, советская – не советская, пролетарская – не пролетарская. Но требовать, чтобы и литература была коммунистической – нельзя. Говорят часто: правая пьеса или левая, там изображена правая опасность. Это неправильно, товарищи. Правая и левая опасность – это чисто партийное… Разве литература партийная?.. гораздо шире литература, чем партия, и там мерки должны быть другие, более общие… Требовать, чтобы беллетристическая литература и автор проводили партийную точку зрения, – тогда всех беспартийных надо изгонять…

С этой точки зрения, с точки зрения большего масштаба, и с точки зрения других методов подхода к литературе я и говорю, что даже и пьеса «Дни Турбиных» сыграла большую роль. Рабочие ходят смотреть эту пьесу и видят: ага, а большевиков никакая сила не может взять! Вот вам общий осадок впечатлений от этой пьесы, которую никак нельзя назвать советской. Там есть отрицательные черты, в этой пьесе. Эти Турбины по-своему честные люди, даны как отдельные оторванные от своей среды индивиды. Но Булгаков не хочет обрисовать настоящего положения вещей, не хочет обрисовать того, что, хотя они, может быть, и честные по-своему люди, но сидят на чужой шее, за что их и гонят.