Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году Страница 71

С тех пор Венеция стала городом, полностью посвятившим себя торговле и мореплаванию. Ее жизнь, условия существования ее жителей коренным образом отличались от того, как жили люди во всех других регионах Западной Европы. В Венеции никто даже отдаленно не был похож на серва. Простонародье состояло из матросов, ремесленников, мелких торговцев. Богатые люди почти ничем не напоминали сеньоров-землевладельцев феодального общества, даже если некоторые из них еще владели доменами на континенте. Они становились знатными сеньорами только за счет размаха своих сделок. Эти богатые торговцы уже были капиталистами. Анри Пиренн пишет: «Сами дожи подавали им пример, что кажется почти невероятным для современников Людовика Благочестивого[223], в середине IX века». 

Само собой разумеется, что эта интенсивная торговая деятельность не ограничивалась сомнительными сделками с последователями ислама. Став крупной морской державой, которая в XI веке могла уже поспорить с нормандцами в Западном Средиземноморье, Венеция, естественно, имела связи с Византией и с византийской Италией[224]. В Византии существовала колония венецианцев. Такие же колонии были, или, точнее, вскоре появились во многих прибрежных городах и на островах Эгейского моря.    

Обмен, уже весьма активный во времена 1000 года, должен был привести к освоению тех товаров, которые при анализе последующих веков перечисляют П. Браунштейн и Р. Делор в своей книге «Венеция, исторический портрет города». С Запада везли дерево из лесов Трентино и Апеннин; металлы: железо из Брешии, Каринтии, Штирии, медь и серебро — из Гарца, Чехии и Словакии, золото — из Силезии и Венгрии; привозили также шерсть. Через Венецию ввозились специи и духи. Византия, в обмен на зерно, сукно и драгоценные металлы, продавала шелка, золотую нить, вина и разнообразные товары, приходившие с Черного моря и с Ближнего Востока.    

Скандинавская торговля    

На периферии христианского Запада разворачивался и другой вид торговой деятельности, которым занимались скандинавы. Как показывает история, и в особенности история архаической Греции, пиратство, развиваясь естественным образом, превращается в торговлю. Пиратство — это только первый ее этап. С конца IX века северные пираты начали все более походить на купцов. И регион их деятельности был необозрим.    

В то время как датчане и норвежцы подвергали «планомерной стрижке» (слова Анри Пиренна) империю Каролингов и Британские острова, шведы взялись за Россию. Подобно тому что их соплеменники делали в бассейнах Шельды, Мааса и Сены, они в середине IX века создали лагеря вдоль Днепра и его притоков. Они свозили в эти «города»[225] дань, накладываемую ими на население, рабов, которых они захватывали в окрестностях, мед, меха, добываемые в местных лесах. Эти товары пользовались большим спросом в двух империях, граничивших на юге с их собственными владениями: к востоку был Багдадский халифат, а к западу — Византийская империя. В X веке басилевс Константин Багрянородный[226] упоминал, что скандинавские корабли собирались у Киева. По мере таяния снегов они спускались вниз по течению Днепра, где приходилось преодолевать многочисленные пороги, перетаскивая лодки по берегу. После этого они достигали берегов Черного моря и доплывали до Константинополя, где у «руссов», как их называли славяне и византийцы[227], был свой квартал. Обмен товарами осуществлялся по правилам торговли, которая началась в предыдущем веке и с тех пор постоянно развивалась. Эти грубые купцы быстро поднимались по иерархической лестнице почтенной столицы христианского Востока. Они приняли ее религию в 1015 году[228] и больше не меняли вероисповедания. Они пользовались ее религией, подражали ее искусству, учились у нее пользованию звонкой монетой. Они организовывали в своих землях управление на манер византийского. Где-то около 1000 года Россия стала приобретать то лицо, которое она имела вплоть до Петра Великого и многие наиболее характерные черты которого сохранила вплоть до Ленина[229]. Вот еще одно основополагающее изменение, поворотным пунктом которого можно считать 1000 год.    

В Византии скандинавы обменивали мед, меха, рабов на драгоценные товары Востока: специи, вина, шелка, которые они везли на север по Волге или по Днепру. Таким образом они достигали Ботнического залива. Оттуда они рассеивались по всему балтийскому побережью. На острове Готланд, где во время раскопок было обнаружено множество византийских и арабских монет, у них, возможно, была большая база. Именно там они обменивали плоды своих походов в Россию и торговли на Босфоре на добычу, привозимую их братьями из Англии и Франции. За счет этого вирус коммерции начал действовать и на пиратов, которые долгое время опустошали Западную Европу. В X-XI веках эти норманны бороздили во всех направлениях Северное море, основывали свои поселения в устьях рек от Эльбы до Вислы, а также построили севернее Киля, в Дании, огромный торговый склад Хедебю, развалины которого еще сегодня позволяют оценить степень его значительности. Еще в большей мере, нежели континентальное побережье Северного моря, где они обеспечили процветание Гамбурга, ареной их торговли стала Англия, в особенности в то время, когда датский король Кнут в 1017 году на 18 лет присоединил ее, как и Норвегию, к своей державе.    

Во времена 1000 года скандинавы явно обладали гегемонией в мореплавании и торговле в северных водах. С их моряками никто не мог сравниться в смелости. Именно в это время они колонизировали Гренландию, откуда их смогло вытеснить только резкое похолодание климата. Именно из Гренландии и, судя по всему, именно в 1000 году знаменитый Эйрик Рыжий отправился под парусами в «Винландию», то есть в Новую Шотландию, полуостров на северном побережье Америки[230].    

Первые западные купцы-христиане   

Евреи, венецианцы, скандинавы — все эти купцы, несмотря на трудность и опасность их повседневной жизни, не могли не послужить примером для христианских стран Европы, где они понемногу торговали почти повсеместно. Многие видели, что они зарабатывают деньги. А всегда и везде находятся люди, у которых это порождает зависть. Конечно, большинству нищих нищета кажется непреодолимой силой судьбы. Однако некоторые чувствуют, что готовы взвалить на себя еще большие тяготы, бросить вызов еще большим опасностям, чтобы затем избавиться от своего нищенского положения. Начиная с X века в христианской Западной Европе начали появляться такие личности.    

В среде сельского населения постоянно имелись молодые люди, у которых не было или уже не было своего места в естественном укладе деревенского хозяйства. Их гнал голод, и они отправлялись на поиски более счастливых земель. Многие больше не возвращались. Другие, у чьих отцов было слишком много детей, оказывались вынуждены покинуть семью, чтобы уменьшить число голодных ртов. Они становились бродягами, просящими подаяния у дверей то одного, то другого аббатства, нанимались работниками при уборке урожая или сборе винограда. Однако наиболее предприимчивые чувствовали, что шанс им может дать торговля. В первую очередь, конечно, они становились грузчиками на морском или речном побережье, в местах, где купцы разгружали свои товары с кораблей, — и при случае они норовили стащить то, что плохо лежит. Либо они нанимались в вооруженные отряды, сопровождавшие караваны. Либо, что еще лучше, они служили матросами на кораблях, плывших в далекие земли за драгоценными товарами, чтобы привезти их в Европу. Заработав свои первые деньги и мудро их сэкономив, наиболее ловкие тратили их на то, чтобы приобрести за морем первую небольшую партию специй, шелков, благовоний. Они становились купцами. Если они действовали с умом, а превратности судьбы обходили их стороной, то им удавалось быстро расширить свою торговлю.    

Вот наиболее правдоподобное объяснение того, как появились купцы в христианской Европе. Такое объяснение было предложено Анри Пиренном. Десятилетия, обрамляющие 1000 год, стали героической эпохой для этих людей. В то время они были в первую очередь путешественниками, ведь их занятие состояло именно в том, чтобы доставить свои товары в места, где они могли найти покупателей. Однако любое путешествие — это приключение. Не было никакой возможности путешествовать иначе, как группой и в состоянии готовности к обороне. Группа называлась «братством», «союзом милосердия», «компанией», «гильдией» или «ганзой». Ее члены присягали на верность. У группы был руководитель, которого в немецких землях называли ганзграфом. Существовал специальный знак, который несли впереди отряда, он назывался Schildracke. Все были вооружены, кто луком, кто «мечом», то есть копьем. Их можно было бы скорее принять за войско в походе, если бы эти воины не группировались вокруг вьючных животных или повозок (там, где позволяла дорога) и если бы груз, который перевозился этими средствами, не был единственной причиной и смыслом их путешествия.