Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей - Александр Анатольевич Васькин Страница 72

как видно, судьба», - признавался Коровин Серову.

В 1896 году «Северный цикл» был показан на Всероссийской промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде, где картины получили высокую оценку. А после постройки нового здания Ярославского вокзала они нашли свое достойное место под его сводами.

Однако последующие десятилетия показали, что вокзал - не лучшее место для картин. Провисев долгие годы на вокзале, а затем пролежав в запасниках Третьяковской галереи, холсты Коровина покрылись грязью и деформировались, дойдя до критического состояния. Лишь 150-летие Константина Коровина заставило обратить внимание на необходимость реставрации полотен «Северного цикла». К сожалению, реставрация их проходит до сих пор и не так быстро, как хотелось бы, по весьма распространенной сегодня причине - отсутствии средств.

Очень важно назвать еще одного зодчего, плоды труда которого - огромные черные колонны, до сих пор привлекают внимание всех, кто заходит внутрь Ярославского вокзала. Речь идет о чрезвычайно плодовитом и предприимчивом московском зодчем Льве Николаевиче Кекушеве (1862-1917/1919), спроектировавшем перрон вокзала, построенный в 1910 году. Но как перронные колонны оказались внутри здания? Дело в том, что сто лет назад железнодорожные пути подходили к самому вестибюлю, а вокзальные корпуса охватывали их подобно букве «П». Правая «ножка» этой буквы нависала над одним из перронов, поддерживаемая рядом необыкновенно толстых, будто раздавленных покоящейся на них тяжестью, колонн. В ходе многочисленных реконструкций пути отодвигали все дальше и дальше, а на освобождаемом месте между ножками «П» выросли новые помещения.

Коллонада архитектора Льва Кекушева

Колонны оказались в главном зале ожидания, где и поныне вызывают вполне законный интерес пассажиров. Как раз этот бывший крытый перрон и необыкновенные колонны и являются работой Кекушева.

Примечательно, что Кекушев еще за десять лет до этого работал над более крупным проектом - новым зданием всего вокзала, но проект осуществлен не был.

Ну а что же Шехтель? После Ярославского вокзала на волне успеха он создал проект здания Московского Художественного театра (1902 год), зрительный зал которого был разработан им в своей фирменной манере - на контрасте темного низа и светлого верха. Символом театра стал его занавес с летящей над волнами белой чайкой, что обозначало глубокое проникновение зодчего в чеховскую драматургию. За проект банка Товарищества мануфактур П.М. Рябушинского с сыновьями (1903 год) на Биржевой площади, где Шехтель полностью отказался от стихии изогнутых линий, его назвали «рыцарем прямого угла». Архитектор не отказывается от опытов, пытаясь соединить модерн с популярными идеями рационализма и протофункционализма. В итоге рождаются проекты типографии П.П. Рябушинского «Утро России» в Большом Путинковском переулке (1907-1909 годы), дома Московского купеческого общества в Малом Черкасском переулке (1909 год), кинотеатра «Художественный» на Арбатской площади (1912 год). Это уже был не неорусский стиль, а рациональный модерн, представляющий Шехтеля как предтечу конструктивизма.

Непревзойденный талант и авангардное значение архитектора признали на Родине, избрав его в Академию художеств, Шехтель стал надворным советником, обладателем орденов Св. Анны и Станислава, жил в спроектированном им самим же доме на Большой Садовой улице (ныне дом 4, строение 1). Высок был его авторитет и на Западе - ведущие архитектурные общества Парижа, Рима, Берлина, Вены и других городов избрали его своим членом. Однако дальнейшее приложение творческих способностей зодчего прервали катаклизмы глобального масштаба -события 1917 года и последовавшая затем Гражданская война. Рухнула не только Российская империя, но и столь любимый Шехтелем (и любящий его) класс капиталистов и предпринимателей, которых стали называть мироедами и буржуями, а вместе с ними ушла и модернистская эстетика. Заказов не стало вовсе (да и их и не могло быть!), исчезла та плодотворная среда, что позволяла архитектору творить, экспериментировать и фантазировать.

Шехтель, пытаясь перестроиться, развил активную общественную деятельность. А какой он спроектировал мавзолей на Красной площади - пирамида Хеопса, да и только! Это было слишком смело и навеяло большевистским вождям нехорошие ассоциации. Сегодня похожая пирамида стоит во дворе Лувра, что можно рассматривать и как прозорливость Шехтеля (опередил свое время!). Подавляющую часть других проектов зодчего советского периода постигла участь мавзолея - они остались на бумаге. Разве что ему дали выстроить павильон Туркестана на Всероссийской сельскохозяйственной выставке 1923 года. Шехтель не стал своим для новой власти и нового искусства - иначе его бы не выселили из дома на Большой Садовой. Итог своей бурной жизни Шехтель подвел такой: «Я строил всем богатейшим людям России и остался нищим. Глупо, но я чист». Умер он в 1926 году, похоронен на Ваганьковском кладбище.

Ярославский вокзал стал самым известным зданием-памятником Шехтеля с точки зрения его масштабности и значения. Он отличается от своих восьми московских собратьев не только неповторимым фасадом. Принято считать, что здесь берут свое начало все российские дороги, т. к. на этом вокзале находится «нулевой километр». Здесь же начинается и Транссибирская магистраль, с Ярославского уходят поезда самого дальнего в мире следования - до берегов Тихого океана. Отсюда берет начало одна из самых длинных в мире железнодорожных линий -более девяти тысяч километров. Далеко-далеко уходят поезда, унося своих пассажиров на бескрайние просторы нашей необъятной Родины... А закончить рассказ о Ярославском вокзале хочется стихотворными строками замечательного вологодского поэта Александра Романова, написанными еще в 1962 году и посвященными Василию Белову:

С Ярославского вокзала, С Ленинградского вокзала В ночь уходят поезда. (...) Утро медленно краснеет. Здравствуй; батюшка наш Север! Ты гостей, конечно, ждал. Он шагает нам навстречу, Развернув огромно плечи От железного Урала До гранитных финских скал. Он в зелёной телогрейке, Строгий, жилистый и крепкий, Весь от инея седой, Шапку низко нахлобучив Из мехов из самых лучших И с Полярною звездой! Звёздный свет нам в лица сеет Милый Север, добрый Север...