Г. Штоль - История Древнего Рима в биографиях Страница 73

В то время как эти плачевные обстоятельства с каждым днем доказывали все большую неспособность консулов, военные дарования Эмилиана обнаруживались все блистательнее. От одного ночного нападения карфагенян он спас лагерь тем, что совершенно неожиданно для неприятеля ударил ему в тыл с несколькими кавалерийскими эскадронами. Когда Манилий, чтобы положить конец беспрерывным вылазкам из Нефериса, двинулся против тамошнего лагеря и без всякого успеха должен был отступить назад, Сципион при переправе через реку пришедшего в беспорядок войска спас его от полного поражения весьма искусным стратегическим маневром и тут же, благодаря своему героическому самопожертвованию, освободил один отряд этой армии, уже брошенный на произвол судьбы. В то время как личные качества консулов и других офицеров ни в ком не возбуждали доверия, он побудил Гимилькона Фамея с 2,2 тыс. всадников перейти на сторону римлян. Когда умер девяностолетний Масинисса, который не оказал римлянам никакой поддержки в их предприятии против Карфагена, так как сам рассчитывал овладеть этим городом, тогда Сципион, по завещанию покойного, разделил его царство между его тремя сыновьями, Миципсой, Гулуссой и Мастанабадом, и склонил Гулуссу помочь римскому войску значительным числом легкой конницы. Таким образом Сципион сделался самым популярным человеком в войске; в Риме его имя также было у всех на устах. Даже старик Катон, более склонный к порицанию, чем к похвале, незадолго до своей смерти (он умер и конце 149 г.) выразил ему свое одобрение гомеровским стихом (Од. X, 495):

Он лишь с умом; все другиебезумными тенями вьют.

В следующем году, когда главное командование над войском, действовавшим против Карфагена, принял консул Л. Пизон с претором Л. Манцином, дела пошли еще хуже прежнего, так что в Риме всеми овладело беспокойство и недовольство. Поэтому на 147 г. Сципион, который, по установленному порядку, хлопотал в это время о должности эдила, был выбран консулом и, по особенному постановлению, получил главное начальство в Африканской войне, так как его считали единственным человеком, способным взять на себя выполнение этой трудной задачи. В сопровождении своих друзей – Полибия и Лелия, – вспомогательных войск и некоторого числа волонтеров он отправился к месту назначения.

Сципион явился в Африку вовремя, чтобы спасти от погибели претора Манцина с 3,5 тыс. человек войска. Манцин, которого консул Пизон, отправляясь внутрь страны, оставил с флотом для осады Карфагена, овладел с моря при помощи своего небольшого экипажа крутой скалой вблизи предместья Мегалии и оттуда удачно ворвался в город. Думая, что город уже взят, экипаж кораблей в пестром беспорядке, частью и без оружия, уже бросился было на улицы вслед за солдатами для грабежа; но в это время нападавшие снова были вытеснены из города и отброшены на скалу, откуда не было никакого выхода. Ночью Манцин поспешно отправил гонца в Утику просить Пизона, ушедшего внутрь страны, о помощи, а жителей Утики – о доставке провианта. Гонец прибыл в Утику в то самое время, когда новый консул только что пристал там к берегу. Он быстро принял свои меры. Солдатам, уже вы садившимся на берег, дан был сигнал вернуться на корабли, молодые жители Утики должны были присоединиться к римским войскам, а старики должны были носить на корабли съестные припасы, и Сципион тотчас же поплыл к Карфагену, отправив к Пизону конных гонцов, чтобы как можно скорее вернуть его туда же. Несколько пленников отпущено было на свободу, чтобы доставить карфагенянам страшную весть о походе Сципиона. С рас светом пунийцы возобновили нападения на отрезанных римлян, которые едва могли держаться, тесно сдвинувшись на скале. Только около 500 человек из них были вполне вооружены и с крайними усилиями защищали себя и безоружных, которых было до 3 тыс. У них уже опускались руки, у многих кровь текла из тяжких ран; в эту минуту крайней опасности подошел флот консула. Палубы всех судов были покрыты войсками со сверкающим оружием: консул созвал на палубы весь свой экипаж, чтобы заставить думать о приближении большого войска. Пунийцы, завидев приближающиеся многочисленные отряды и среди них хорошо известного, страшного консула в пурпурной мантии, в ужасе оставили сражение и отступили. Сципион мог беспрепятственно принять на свои корабли Манцина и спасенный отряд и вместе с тем занять скалу.

После того как Манцин передал начальство над флотом своему преемнику Серрану и возвратился в Рим, Сципион отправился в лагерь Пизона, чтобы принять от него войско и вести его к Карфагену. В его отсутствие Газдрубал и Битиас, нумидийский вождь, перешедший на сторону карфагенян, приблизили свой лагерь к самому городу и возобновили нападение на войско, занимавшее скалу близ Мегалии; но консул опять явился вовремя со своими передовыми отрядами и спас войско от угрожавшей ему опасности. С этого времени началась серьезная и настойчивая осада. Прежде всего консул с неумолимой строгостью восстановил упавшую дисциплину. Затем во время ночного нападения он овладел предместьем Мегалией, вследствие чего карфагеняне были вынуждены снять свой лагерь, стоявший перед городом, и передать Газдрубалу главное начальство над 30-тысячным городским гарнизоном. Новый комендант варварски выместил свое поражение на военнопленных римлянах; он велел жестоко изувечить их на городской стене, на глазах у римлян, и затем бросить в пропасть. Этой жестокостью он хотел отнять у нерешительного народа всякую возможность капитуляции и принудить его защищаться до последних сил; но так как народ сделался теперь еще малодушнее и порицания стали слышаться как от высших, так и от низших, то Газдрубал старался упрочить свою власть кровавым террором и устранял сенаторов, пытавшихся противодействовать его самовластным распоряжениям.

Сципион старался между тем прекратить всякое сообщение с осажденным городом. Он укрепился на перешейке, соединявшем Карфаген с материком, и в течение 20 дней при упорных схватках перегородил этот перешеек по всей его ширине земляными окопами. Но с моря еще возможен был подвоз припасов для осажденных. Битиас, проехав по всей стране со своими нумидийскими всадниками, доставил массу зернового хлеба в Неферис и оттуда переслал его в столицу через залив, в то время как римский флот из-за встречного ветра не имел возможности задержать или преследовать его корабли. Некоторые смелые купцы, привлекаемые барышами, также пользовались удобным случаем и храбро пробирались мимо римского флота, доставляя свой груз в карфагенский порт. Чтобы преградить доступ к Карфагену с моря, Сципион предпринял исполинское дело. Начиная от южного мыса, он начал строить на море, у входа в порт, большую каменную плотину в 96 футов шириной в основании. Карфагеняне сначала смеялись над безрассудным предприятием; но когда увидели, что оно идет весьма успешно, тогда и сами, соперничая с осаждающими, начали день и ночь работать в своем военном порту, и римляне не знали, что они делают. Они тайно строили флот, и так как вход в гавань с юга был заперт, рыли канал на восток в открытое море. После двухмесячной усиленной работы, однажды утром, к великому изумлению римлян, вдруг вышел в открытое море флот из 120 кораблей, среди которых было 50 трирем. Если бы карфагеняне тотчас же напали на не подготовленные к этому римские корабли, то, вероятно, уничтожили бы весь флот но они удовольствовались тем, что торжественно показал неприятелю всю гордую силу и снова ушли в гавань. Когда на третий день они возвратились, чтобы дать морское сражение, они нашли римлян уже готовыми к бою. Сражение продолжалось до вечера без решительного исхода; но при возвращении в гавань маленькие карфагенские суда так перепутались, что загородили вход, и большие корабли не могли пройти туда. Потому римляне на следующее утро возобновили сражение, загнали карфагенян в гавань и с этот времени стали строго наблюдать за входом в нее.

Сципион начал теперь свою атаку с мыса и воздвигнутой им каменной плотины против внешней плотины порта и защищавших его укреплений. Его сильные машины, действуя днем и ночью, пробили брешь; но карфагеняне в темную ночь перешли вброд, совершили отчаянно-смелое нападение на осадные машины, зажгли их и обратили осаждавших в такое сильное бегство, что Сципион приказал своей собственной коннице врубиться в их ряды, чтобы заставить их остановиться. Карфагеняне победоносно возвратились за свои стены, захватив множество пленных и знамен, и заделали брешь. Сципион снова выставил свои машины, зажег деревянные башни карфагенян и наконец овладел внешней частью порта. Таким образом он подвинулся до самой городской стены, против которой велел насыпать вал одинаковой с ней высоты.

После того как карфагеняне были таким образом совершенно заперты и когда уже нечего было опасаться их вылазок, Сципион отрядил часть своего войска для занятия укрепленных мест, которые еще оставались у пунийцев внутри страны. Важнейшим из этих пунктов был Неверис с расположенным при нем укрепленным лагерем, находившимся под начальством Диогена. Туда Сципион послал Лелия с пехотой, а сам держался на море. Когда в лагерной стене была пробита брешь и все было готово для приступа, Сципион приказал, чтобы 3 тыс. отборного войска, построившись в виде плотного клина, двинулись в эту брешь в таком тесном строю, чтобы передним рядам не было никакой возможности отступить. В то время когда здесь происходил сильнейший бой, тысяча других выбранных консулом солдат перелезли через стену в другом, незащищаемом месте и напали на неприятеля с тыла. Пунийцы, увидя римских солдат в стенах лагеря, подумали, что туда ворвалось целое войско, и сломя голову бежали из лагеря. Гудусса, сын Масиниссы, бросился на беглецов в открытом поле со своими слонами и нумидийскими всадниками и устроил страшное кровопролитие. В лагере, кроме солдат, находилось множество беглецов и поселян, занимавшихся подвозом съестных припасов. Большая часть их была перебита; из 70 тыс. человек 10 тыс. взято в плен, 4 тыс. бежали. Взяв лагерь, римляне пошли на город Неферис, доступ к которому представлял немало трудностей вследствие положения его на высоких скалах; но после трехнедельной осады он также был взят.