Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000 Страница 73

Важными источниками синтетических наркотиков были также Япония и Тайвань (который в 1895 году стал первой японской колонией). Китайское населения Тайваня переняло традицию курения опиума, которую сами завоеватели побаивались, так как полагали, что она может распространиться на остальную часть их империи. Однако политик Гото Симпэй (ум. 1929), изучавший в Германии западную медицину, предложил легализовать опиум на Тайване, ввести регистрационную систему для наркоманов и лицензировать курильни. Его предложение было принято. Гото разработал для острова – а позднее и для Манчжурии – колониальную систему, при которой доходы опиумной монополии компенсировали затраты на военную оккупацию. Он стал опекать крестьянина из Осаки, Нитаноса Отозо, который получил лицензию на выращивание опийного мака у себя на родине, а в 1930-х годах стал известен как «король опиума». В этих предприятиях участвовали и частные предприниматели, особо следует выделить Хоси Хадзиме (род. 1880). В 1890-х годах Хоси изучал политические науки в Колумбийском университете и перевел на японский язык работу Герберта Гувера «Американский индивидуализм». Будучи поклонником американского образа жизни, он поместил в современное семиэтажное здание своей штаб-квартиры закусочную и кафе-мороженое. Около 1910 года Хоси решил вытеснить с японского рынка готовых лекарственных препаратов немецкие фирмы, которые занимали лидирующие позиции, и для этого основал компанию «Хоси фармасьютикалс». Затем он попытался занять их место на японском рынке морфина. Хоси стал другом Гото и Нитаноса и сколотил состояние на государственной лицензии на морфин, однако потерял фирму, будучи замешан в скандале с контрабандой наркотиков в 1921 году. После того, как «Хоси фармасьютикалс» потеряла свое влияние, героин и морфин стали производить другие, более мелкие компании (в основном, для поставок в Китай). Хоси и другие производители героина использовали в качестве мелких наркоторговцев ронинов,[32] многие из которых имели связи среди военных. Японский незаконный оборот наркотиков получил печальную известность во всем мире. Американский эксперт, Герберт Мей в 1927 году сообщал: «То, что Япония в состоянии регулировать свое производство – если она этого захочет – доказывает ее способность защитить от порока собственный народ и контролировать контрабанду, если это отвечает ее интересам». Политика Японии на Тайване заключалась в том, чтобы сохранять на очень низком уровне цены на наркотик для зарегистрированных наркоманов. В 1924 году в Женеве японский делегат объяснял, что курильщики опиума могут получить то, что хотят, и в результате контрабанда становилась неприбыльной. Слишком высокая цена на наркотики привела бы к их незаконному ввозу и нелегальному курению. Он говорил, что это доказывают факты. В Гонконге, например, цена наркотика была в четыре раза выше, чем на Тайване, и это привело к широкомасштабной контрабанде.

Японский полковник Ясимото отличался реакционными взглядами и возглавлял сверхпатриотическое «Общество цветения вишни», которое намеревалось воспользоваться прибылями от продажи наркотиков для финансирования тайного и опасного заговора. В сентябре 1931 года офицеры штаба Квантунской армии подготовили к северу от Мукдена взрыв на Южно-Маньчжурской железной дороге, которой управляла Япония. Этот инцидент стал предлогом для захвата части Китая японскими войсками и создания марионеточного государства Манчжоу-го. Северный Китай немедленно наводнили поставщики наркотиков, находившиеся под защитой японской армии. В 1934 году Нинатоса Отозо, престарелый «король опиума» из Осаки, приехал в новое владение Японии в поисках подходящих угодий для маковых плантаций. После 1936 года новые посевы мака, в том числе в Монголии, контролировал протеже Нинатоса. Опиумная монополия в Манчжоу-го привела к незаконному изготовлению и торговле наркотиками, которые Япония рассматривала как источник доходов и вопрос расовой стратегии. Справочник для солдат Квантунской армии объяснял, что употребление наркотиков недостойно высшей расы японцев. В нем говорилось, что наркоманами могут стать только представители низших и вырождающихся рас – китайцы, европейцы и индийцы. Именно поэтому их предназначение заключалось в том, чтобы быть слугами японцев и постепенно исчезнуть. Эта политика привела к деградации населения Манчжурии, она применялась и в других зонах влияния Японии. В конце 1930-х годов приезжий европеец в порту Тяньцзинь, взятом в концессию японцами, наблюдал типичную сцену. В уличном ларьке, где продавались наркотики, наркоман передал деньги продавцу, закатал рукав, получил укол и отправился дальше.

Вскоре после окончания Второй мировой войны Сэр Томас Рассел писал:

«К 1939 году мы наблюдали, как наркобаронов выкинули из Швейцарии и Франции, затем – из Турции, иностранных поселений в Китае и наконец – из Болгарии. Наркодельцам осталась только одна страна, и, я надеюсь, что они столкнулись там с еще более отъявленными мерзавцами, чем они сами. Оккупированный Японией Китай скоро стал единственной страной мира, где рост наркомании являлся продуманной политикой правительства. Год за годом нам в Женеве приходилось выслушивать красноречивые объяснения японского делегата, года за годом американская делегация и Центральное разведывательное бюро по наркотикам давали точные данные по состоянию дел в Манчжоу-го и Северном Китае – но бесполезно. Япония решила применить наркоманию в качестве оружия агрессии и намеренно превращала отвоеванные у Китая территории в огромный опиумный и героиновый притон».

Лондонскому Министерству по делам колоний и его администрациям на Востоке не нравились ни Лига Наций, ни настойчивость министерства внутренних дел. Их критика, сводившаяся к неприятию американской модели карательных анти-наркотических законов, не была циничной или безответственной. Колониальные чиновники были убеждены, что запреты невозможно навязать, они вели к коррупции и создавали новый класс преступников. Министр по делам колоний, Леопольд Эмери (1873-1955), в 1927 году заявил, что администрация Малайи и Гонконга были обеспокоены ужесточением наказаний за курение опиума. Курильщики опиума на Востоке не были связаны с героиновой проблемой в Европе и США, за исключением того факта, что запрещение опиума поощряло и увеличивало спрос жителей Востока на гораздо более опасные наркотики. Эмери писал, что результатом проведения политики Женевы станут переполненные тюрьмы, разрастание паразитического класса информаторов, распространение шантажа и наказание множества людей, которые в ином отношении никак не угрожают колониям. Следовало также ожидать коррупцию среди чиновников и неизбежный ущерб, который будет сопровождать систему выплаты вознаграждений информаторам. Это имело бы разрушительные последствия.

Перед началом Первой мировой войны в английский колониях отменили аукционы монополий на поставку опия китайским синдикатам и заменили ее государственной монополией на изготовление и распределение наркотика. В 1920-х годах британские колонии в финансовом отношении продолжали зависеть опиумных доходов. В 1925 году 37 процентов поступлений в казну английских колоний на Малайском полуострове составляли налоги на опий. В Северном Борнео они достигали 24 процентов, а в Брунее – 21 процента. Тем не менее к 1925 году потреблялось столько же контрабандного опиума (в основном китайского), сколько и государственного. В 1920 году в Малайзии была введена система нормирования, при которой количество опия, продаваемого оптовым торговцам, снижалось на 10 процентов от среднего объема продаж того же месяца предыдущего года. Это вызвало такое накопление запасов, спекуляцию и скандалы, что эксперимент через несколько месяцев был прекращен. В 1926 году была введена новая система регистрации, лицензирования курилен опиума и нормирования его поставок. Сэр Лоренс Гиллемард (1862-1951), губернатор колоний на Малайском полуострове, в 1927 году сообщал из Сингапура: «Здесь нет опиумного порока, требующего решительных и неотложных мер. Потребление опиума почти не наносит ущерба и приносит некоторую выгоду. Разумеется, есть и случаи злоупотребления, как например, в Англии имеются случаи белой горячки. Однако они не приводят к преступлениям или умопомешательству. Слишком одурманенный курильщик просто слабеет и спокойно уходит». Гиллемард писал, что если принять во внимание длину береговой линии, контрабанде наркотиков не смог бы помешать весь британский флот. Он считал, что запреты в любом случае были неправильной политикой. «Жесткие запреты на опиум превратят более чем миллионное китайское население, от труда которого зависит процветание этой наиболее важной колонии, в большевиков». Он также полагал, что запрещение опия приведет к преступлениям на почве алкоголя. «Здесь слишком много пьют даже китайцы из высших классов, а причиной преступлений и волнений среди бедняков служат спиртные напитки».