Мануэль Саркисянц - Английские корни немецкого фашизма Страница 74

А один из основных мотивов, по каким Англия объявила войну, в тот же день самым ясным образом сформулировал сам мистер Невилл Чемберлен. Его обращение по радио к немецкому народу, которое начиналось словами: «Немцы!», венчал следующий выпад против их фюрера: «Он годами клялся, что он — смертельный враг большевизма. Теперь он его союзник!..» Причиной, по которой все партии в Палате общин настояли на «помощи Польше» со стороны Великобритании и объявлении войны Германии, явился именно пакт Молотова—Риббентропа[1450]. И все же десять дней спустя личный секретарь Чемберлена отметил, что Британии не следует отказываться от возможности объединения с немецким правительством ради противостояния общей угрозе, т. е. России[1451].

ГИТЛЕР В РОЛИ «ОТВЕРГНУТОГО ПОКЛОННИКА» АНГЛИИ

Я рад за немецкий народ, потому что... Англия и Германия выступают... совместно... И тогда мы нашли бы настоящих союзников... Я восхищаюсь ими... Здесь нам еще нужно многому поучиться.

Когда потом, менее чем через два года, в день столь долгожданного для Англии нападения Гитлера на Россию, столь твердое в своих антироссийских (и антибольшевистских) предпочтениях британское правительство все-таки объявило о своей солидарности со Сталиным, — «возможно для немецкого фюрера... это было самым горьким... разочарованием»[1452] в его жизни. «Сожаление, что ему не удалось объединиться с Англией, красной нитью прошло сквозь все годы его правления», — свидетельствует Альберт Шпеер[1453]. Англию Гитлер вспоминал и в последние недели жизни: «Я делал все, чтобы щадить гордость Англии. С самого начала этой войны я старался действовать так, словно глава британского правительства способен понять политику крупного масштаба»[1454]. Нечто подобное заявил через полгода после начала войны верховному командованию вермахта и один гитлеровский морской офицер: якобы Англия готова признать господствующее положение Германии в Европе. За это, по его мнению, Германия должна будет — через четыре месяца после пакта Гитлера со Сталиным — вместе с Англией выступить против большевистской опасности с востока. В свою очередь, личный секретарь Чемберлена сэр Артур Ракер заметил (11 октября 1939 г.), что «в сложившейся ситуации коммунизм представляет собой наибольшую опасность, даже большую, чем нацистская Германия». А всего три дня спустя (и через полтора месяца после объявления войны) он предостерегал против «подогревания военных настроений», осуждая Черчилля за преследование немецких подводных лодок[1455].

В самой Великобритании — вплоть до 9 апреля 1940 г., т. е. до начала военных действий на норвежском берегу напротив Англии —за чемберленовскую «политику умиротворения» Гитлера даже после объявления войны выступали не только приверженцы фашистского лидера Освальда Мосли, но и большая часть британской общественности. В целом настроения в пользу сделки с Гитлером сохранялись в Англии вплоть до его наступления на западном фронте (10 мая 1941 г.)[1456]. Британское правительство явно не исключало возможность того, что в один прекрасный день англичане вместе с немцами объединятся для совместных действий против Советского Союза, видя в нацистах желаемый противовес политике СССР. Утверждают, что даже окружение Чемберлена еще в начале 1940 г. тяготело к «гармонизации интересов» с гитлеровской Германией и призывало ее к нападению на Россию, к которому якобы собиралась присоединиться и сама Англия[1457]. Этого желал и Роберт Мензис, премьер-министр расистской Австралии[1458]. В то время Советскую Россию принимали за «легкую мишень» для британских военно-морских сил. С января 1940 г. стала формироваться (в основном британская) экспедиционная армия против Советского Союза. Британия планировала — еще за десять дней до нападения Гитлера на Россию — с помощью авианалетов парализовать деятельность советских нефтепромыслов. Притом якобы затем, чтобы тем самым подорвать поставки горючего в Германию...[1459]

Тем временем британские секретные разведслужбы сохраняли каналы связи с нацистской Германией и после завоевания ею Польши. Майор британских ВВС Вильгельм де Ропп, тайный агент, признанный близкими к премьер-министру Невиллу Чемберлену «одноклубниками», мог даже уверять Альфреда Розенберга, что война, объявленная Великобританией, «приведет лишь к гибели Запада, арийской расы [sic] — и к большевизации Европы, а значит, и Англии». И, следовательно, для сохранения Британской империи необходимо прекратить войну с гитлеровской Германией. И пусть «ни одна официальная [английская] инстанция больше не призывает к свержению немецкого правительства»[1460]. В документах же, происходящих из окружения Гитлера, содержались следующие записи: «Фюрер не будет в обиде на Англию за эту мнимую войну»[1461]. Сообщается, что еще 19 декабря 1939 г. лорд Галифакс выражал интерес к заключению мира — на условиях союза «воюющих сторон» (в том числе Италии), возвращения Германии колоний и восстановления ее восточной границы 1914 г., передачи чехов под немецкое верховенство и воссоздания польского государства (включающего Западную Украину и Западную Белоруссию)[1462].

С другой стороны, установлено, что Гитлер не планировал уничтожения Англии: «Если мы разгромим Англию в военном отношении, Британская империя распадется. Германии это совсем невыгодно». «Развались сегодня империя... наследниками... стали бы не мы, а Россия... и американцы... Если сегодня Англия умрет, это нам ничего не даст»[1463]. Вскоре после «победы на западе» Геббельс заявил, что Гитлер ни в коем случае не желает «расправы» над Англией: «Мы не хотим разрушать Британскую империю... Английский народ не должен чувствовать себя оскорбленным... Фюрер, несмотря ни на что, все еще очень положительно относится к Англии», — отмечал рейхсминистр пропаганды[1464]. Известно также, что Гитлер лично распорядился позволить британскому экспедиционному корпусу беспрепятственно бежать из Дюнкерка. 24 мая 1940 г. он отдал четкий приказ генералу Рунштедту «остановить немецкое наступление в 24 км. от Дюнкерка»[1465], давая возможность для эвакуации британского экспедиционного корпуса (тогда как именно в Дюнкерке его вермахт взял в плен около 40 тыс. французских солдат). На вопрос, «как это он... позволил британцам бежать, Гитлер ответил, что он... не хотел без нужды раздражать "кузенов с того берега"»[1466]. За несколько дней до того Гитлер в присутствии Гальдера заявил: «Мы ищем контакта с Англией на основе раздела мира»[1467], (т. е. раздела между расистскими империями Англии и нацистской Германии.) Не уничтожать Англию, а вынудить ее встать на сторону Гитлера — такой была первоочередная цель даже в 1940 и 1941 гг. Ведь, в конце концов, Гитлер напомнил после своей победы над Францией: «Кровь любого англичанина слишком драгоценна, чтобы проливать ее. Наши народы составляют единое целое — по расе и традиции; таково мое мнение с тех пор, как я себя помню»[1468].

(Правда, расовое сознание англичан [в тот момент] было настроено против... идеи германо-англосаксонского кровного родства... считалось, что немцы... не имеют ничего общего с британцами и их претензию на принадлежность к «расе господ» [отныне] можно отмести с насмешкой[1469].) Гитлер чувствовал себя ответственным за будущее белой расы господ. Его поиски дружбы с Англией включали в себя и стремление создать «Тевтонскую империю германской нации», причем понятие «тевтонский» включало в себя англосаксонскую расу.

В период с 10 мая по 30 июня 1940 г. Гитлер пребывал в полном убеждении, что Британия готова к «разумному миру» с ним на следующих условиях: она выполняет «миссию Белой расы», а он следует своему призванию покорения восточных пространств — возможно, даже полагая, что он может рассчитывать в этом деле на помощь Британии[1470]. (Пользуясь этой ситуацией, Черчилль, якобы, не давал Гитлеру четкого ответа, пока тот в соответствии со своим планом не приступил к «броску на Остланд».) Среди всех «побежденных» правительств Гитлер протянул «руку дружбы» только британскому. «Что такое напряжение тех лет по сравнению с голосом крови! Война с Англией — все равно что гражданская война», — увлеченно восклицал уже английский корреспондент Альфреда Розенберга. «В отношениях между Германией и Англией есть нечто от отношений Пруссии и Австрии... в 1866 году... Чтобы сохранить свою империю... они нуждаются... только в Германии [Германской империи]», — повторял Гитлер[1471]. И даже за несколько недель до смерти он размышлял о том, «не сохраняет ли английский народ тех англосаксонских качеств, которые обеспечили ему власть над миром и... сегодня бы оправдали ее»[1472]. «Если сегодня придет к власти [сэр Сэмюэль] Хор, ему нужно лишь освободить фашистов... таких людей, как Мосли. Если бы такие люди, как Мосли, вышли на волю! Более 9000 человек... из лучших семей сидят... потому что они не хотели войны»[1473]. На то, что «лучшие элементы Англии» «вновь окажутся у руля» в результате ее поражения, надеялся еще Хьюстон Стюарт Чемберлен, английский вдохновитель Гитлера[1474] — на то, что поражение Англии станет ее победой[1475]. Причем такой победой, после которой большинство, массы более не будут играть никакой роли, — как этого хотел гитлеровец Ханс Гримм. Англичане лишь тогда действительно станут англичанами, когда начнут сотрудничать с немцами, которые лишь тогда действительно будут немцами, — к такому заключению пришел Ханс Гримм[1476].