Неизвестен Автор - Севастополь (сборник) Страница 75

Кирюша покраснел от обиды. Малый рост вечно подводил его и был источником сомнений для окружающих. Никому за пределами порта и в голову не приходило, что щуплый, невысокий паренек в промасленном комбинезоне и форменной фуражке без эмблемы числился на службе в действующем флоте осажденного Севастополя. Да и не только числился.

— А вот глаза у тебя серьезные, севастопольские глаза. И держишься молодцом. Поздравляю тебя с днем рождения. Возьми на память…

Капитан-лейтенант достал из ящика и протянул Кирюше изящно переплетенный томик. На корешке желтело тиснутое золотом название: "Тиль Уленшпигель".

Кирюша неловко взял книгу, еще не решив, изумляться ему или радоваться, и едва собрался поблагодарить командира, как тот стремительно поднялся и, выйдя из-за стола, крепко обнял маленького моториста.

— Ничего, сынок, ты еще почитаешь в мирное время, если нынче недосуг, — растроганно сказал он.

— Товарищ капитан-лейтенант! — воскликнул Кирюша. — Про день рождения как вы узнали? Я и забыл про него.

Командир отряда хитро сощурился.

— Лучше не выпытывай. Военная тайна… Ну, с поздравлениями кончено. Изволь-ка держать ответ: почему о матери забываешь? Сколько раз в июне домой заглядывал?

Кирюша смущенно молчал. Он догадался, в чем дело. Мать, должно быть, послала старшего брата Николку на пристань, а тот пожаловался командиру отряда, что Кирюша уже три недели не был дома. И про день рождения, наверное, рассказал.

— Слушай внимательно, — продолжал капитан-лейтенант. — Все равно твой сейнер переднюет здесь, так что увольняешься на берег с четырех утра до семи вечера. Но с обязательным условием: навестить мать. Договорились?

Он повел рукой в сторону двери.

— Можешь считать себя свободным.

Бережно держа книгу, Кирюша попрощался с командиром и шмыгнул в коридор штольни.

Чудесной прохладой тянуло из квадратной щели выхода. Кирюша торопливо шел навстречу свежему воздуху, подставляя его невидимым струям разгоряченное лицо, пока в глаза не брызнул, ослепив на мгновение, нестерпимо яркий свет.

Уже рассвело. Над маслянистой поверхностью бухты поднимались испарения, постепенно редея и растворяясь в бледноголубом небе.

Спиралью вилась от штольни к пристани тропинка, протоптанная за месяцы осады.

Сбежав по ней на пустынный причал, который еще четверть часа тому назад был загроможден грузом, переполнен людьми, заставлен судами, Кирюша поспешил к одинокому сейнеру. Другие суденышки еще до рассвета разбрелись по расщелинам Корабельной стороны, под защиту зданий госпиталя и разбитого транспорта в дальнем углу бухты.

— Федор Артемович! — на ходу окликнул шкипера маленький моторист. — Ухожу до семи вечера на берег. Капитан-лейтенант приказал.

Из-за выступа рубки на корме сейнера показался коренастый усач.

— Правильно, — одобрил он, сойдя на причал. — Чем тебе весь день без дела томиться, лучше ступай и проведай мамашу. Ты ведь на Мясной живешь?

— Да, в третьем номере. Только в прошлом месяце наш дом разбомбили, а мама с Николкой в дом Логвиненковых перебрались. У самого берега.

— Так пошли скорее, — поторопил усач. — До башни вместе. Я за харчами схожу. Еще успеем взобраться.

Шкипер торопился не зря. Едва он и Кирюша, — составлявшие весь экипаж сейнера, — поднялись на верхнюю площадку лестницы, вдалеке раскатился орудийный выстрел и над ними томительно зазвенел рассеченный снарядом воздух.

Кирюша обернулся и, убедившись, что снаряд разорвался в стороне от Минной пристани, поискал глазами место, откуда стреляли. Взгляд его задержался на зданиях привокзальных кварталов, зияющих пробоинами, затем скользнул по источенному снарядами холодильнику, остовам мертвых судов у берегов бухты, пустынному рейду и редким купам зелени, увядшей под налетом гари взрывов и пожаров.

Стреляла фашистская батарея из-за слободки на Корабельной стороне.

Снаряды неслись через бухту, вонзались в нее, взметая багровые в отблесках зари брызги, разрывались у самого подножья и на склоне горы.

Шкипер встревожился:

— Сюда метят, и довольно точно… Как бы наш «экспресс» не накрыло.

Предчувствие не обмануло его.

Очередной снаряд зарылся в бухту по соседству с причалом, и тотчас палубу сейнера окутал пепельно-рыжий дым. Обломки деревянных надстроек взлетели над пристанью до уровня площадки, где задержались Кирюша и шкипер. Дым рассеялся, стелясь по воде, и они увидели, как медленно, будто нехотя, начал погружаться в пучину у развороченного причала их сейнер.

— Отплавался!..

Огорченный шкипер выругался и ринулся к штабной штольне.

— Не торчи на виду! Уходи наверх и не дожидайся меня! — крикнул он.

Кирюша опешил, подавленный зрелищем гибели сейнера, но моментально пришел в себя, когда следующий снаряд упал между пристанью и площадкой лестницы. Град земляных комьев обрушился на площадку.

В следующее мгновение маленький моторист, отфыркиваясь, вынырнул из удушливого полумрака и, карабкаясь к подножью Минной башни, полез вверх.

— Повремени, товарищ Вакулин, есть разговор с глазу на глаз, — удержал капитан-лейтенант шкипера, который только успел открыть рот. — Чего запыхался, сынок? — обратился он к Кирюше, едва тот собрался доложить о своем возвращении. — Сперва отдышись. Вижу, что благополучно обернулся. Мать жива? Вот и хорошо, что повидал ее. С полдня положение наше ухудшилось. Равелин занят противником.

— И Панораму разбомбили! — в отчаянии воскликнул Кирюша. — Горит вся!

Командир отряда медленно поднялся из-за стола.

— Не пощадили?.. — с тихой яростью выдавил он из себя; лицо его исказилось. — Запомни это, Кирюша, на всю жизнь запомни!..

— Товарищ капитан-лейтенант, — официально обратился к нему маленький моторист, — раз наш сейнер погиб, то пошлите меня на другой.

Командир молчал, и Кирюша упрямо повторил:

— Пошлите… Я и дальше не струшу.

— Да разве я сомневаюсь, товарищ Приходько? — отечески любовно глядя на него, произнес командир отряда. — Ладно, ступай на двести четвертый. Вакансии мотористов пока заняты, походишь матросом. Как стемнеет, вместе пойдем в бухту Матюшенко.

Едва теплая южная ночь спустилась на Севастополь, прикрыв густой темнотой раны города и пустынные рейды, из укромных недосягаемых для обстрела мест Корабельной стороны выбрались после дневного отстоя суденышки отдела плавучих средств.

Одно за другим они пересекали бухту и швартовались к разбитому снарядом причалу Минной пристани.

Там их встречал командир отряда.

Пока длилась погрузка, он проверял готовность судов, инструктировал шкиперов, рекомендовал командирам шхун использовать преимущество ломаных курсов, чтобы как можно меньше времени находиться под огнем врага у ворот гавани.

— Пора, — коротко произнес он, перейдя с причала на палубу головного сейнера, и шутливо приказал: — Отдавай концы с кранцами, сынок.

Кирюша выбрал на борт швартовы.

Скрипуче задев край причала, сейнер скользнул в ночь. Журчание воды, разрезаемой форштевнем, и ровный стрекот мотора не нарушали тишины, в которую погрузился Севастополь после дня битвы. Наступила недолгая передышка, пока обе стороны готовились к ночным действиям.

Тем временем четыре сейнера достигли Павловского мыска и поочередно легли курсом в ту сторону, откуда глухо, как бы из-за моря, долетали отзвуки перестрелки: то на клочке побережья вокруг бухты Матюшенко в несчетный раз отбивали атаку гитлеровцев защитники Северной стороны.

Лучи мощных прожекторов сновали у выхода из гавани, освещая порванную на части нить плавучих заграждений — бонов. Фашистские снаряды потопили буксирный пароход, который разводил и сводил боны у выхода в море. Портовые ворота с тех пор были распахнуты настежь. Разрозненные полые шары бонов чернели на поверхности, словно круглые рогатые мины, то скрываясь, то вновь возникая среди волн, неустанно бегущих с моря.

С минуты на минуту следовало ждать появления рядом с бонами шхун, которые раньше сейнеров ушли от Минной пристани и направлялись за пределы порта: в Стрелецкую, Песочную, Казачью, Камышевую бухты.

Кирюша увидел шхуны, когда из Константиновского равелина, где засели гитлеровцы, понеслись и повисли дугами огненные трассы зажигательных пуль и снарядов. Желтая змейка юркнула по борту одной из шхун, но суденышко, волоча за собой хвост пламени, все же продолжало путь. Одна за другой шхуны разрывали огненные заграждения. Все дальше от порта, все мористее, как говорят моряки, плясали лучи вражеских прожекторов, не желая упускать ускользающую добычу.

— Проскочили, факт! Проскочили! — радостно и азартно шептал Кирюша, наблюдая за бухтой из-под железного листа у форштевня. — Может, и мы проскочим…