Александра Толстая - Дочь Страница 78

Сакура везде: на дорогах, вдоль заборов, в парках, на опушке леса. Она заполняет все дороги, поля, берега озер и рек, она украшает дворцы богатых и хаты бедных, шинтоистские, буддийские, таоистские храмы. Везде гулянья, всеобщее празднество: празднуют старики, празднуют дети, взрослые. Все нарядные и веселые, как на Новый год. В Японии сейчас большой праздник цветет сакура!

Наш сосед, профессор, предложил нам поехать на велосипедах верст за тридцать в парк, где много сакуры. В Японии приличные люди не ездят на велосипедах, и нужна смелость для того, чтобы почтенному японскому профессору пуститься на такую авантюру и спуститься до мальчиков, развозящих товары из лавочек на велосипедах, но наш друг профессор - передовой, культурный человек, он не обращает внимания на условности. Несмотря на недоумевающие, может быть, косые взгляды Оки-сан, профессор вывел из сарая свой новенький блестящий велосипед, и мы поехали.

Погода чудесная, на солнце жарко, узенькие проселочные дорожки только что просохли, и пыли нет. Велосипеды катятся легко и быстро. Мы едем около двух часов и вот наконец доезжаем до широкой, полноводной реки. Нас перевозит паром. За рекой на многие версты прозрачное бело-розовое поле, конца ему нет, оно сливается с горизонтом. Это сакура! И мы торопимся к ней, нам надо почувствовать ее ближе, насладиться ею, ощутить ее аромат!

Людей все больше и больше. Ехать дальше нельзя, мы слезаем и ведем велосипеды. По дороге, подымая пыль, тянутся бесконечные автомобили. По истоптанной тысячами башмаков и гэта, пыльной, засоренной бумажками, мандаринными корками, окурками аллее тянутся люди. Они идут большими группами, семействами, с детьми, идут парочками, в одиночку, они веселятся, потому что сегодня праздник - цветет сакура!

Но где же сакура? Я уже больше не вижу ее, не ощущаю, не чувствую ее аромата, не вижу ее лепестков, падая, они смешиваются с пылью...

Я вижу бойких торговцев. Воспользовавшись праздником, вдоль аллей из старых вишневых деревьев они развернули временные лавочки, я вижу кабаки, они бойко продают сакэ, лотки торгуют орехами, бобовыми пирожными, жареными каштанами и игрушками, полупьяные торговки, хватая людей и выкрикивая что-то, зазывают к себе в палатки. Я вижу женщин, которых не видела прежде, в ярких кимоно и высоких прическах, они нескромно визжат, жесты их развязны, одна из них - пьяная, ухватив детей, заставляет их делать неприличные жесты. Публика отвратительно, пьяно гогочет. Пьяные, надевши маски с длинными косами, кривляются, громко орут. Я вижу студента и девушку. Студент ведет ее, бережно поддерживая под руку. Девушка, по скромности своей одежды и облику похожая на курсистку, виновато, бессмысленно улыбается, раскачиваясь во все стороны. О, Господи! - она пьяна...

Японцы празднуют. Пусть человек не пьет целый год, но сейчас он должен напиться до потери сознания и, если даже он не может пить, он должен хоть притвориться пьяным. Какое же может быть веселье, если люди не пьяные?

Мы остановились, чтобы снять эту дикую толпу, но нас немедленно окружили, что-то кричали, хватали, и мы поспешили уехать.

Мы поехали домой другой дорогой. Нам пришлось несколько верст лавировать между пьяными, нас обгоняли бесчисленные такси. Но вот наконец мы выехали на проселок, вдоль тихо струящегося канала, обсаженного сакурой. Мы остановились и сели отдохнуть.

Кругом божественная тишина, воздух напоен нежным, горьковатым запахом сакуры. Осыпаясь, она роняет лепестки. Лепестки трепещут в воздухе и беззвучно осаживаются на прозрачной воде.

Эта

Японцы не любят говорить об эта. Кто они? Откуда? Чем они отличаются от других людей?

В наших глазах они были такие же, как и все остальные, но японцы утверждали, что они всегда могут узнать эта, что у эта совершенно особый тип, другие глаза, волосы, сложение. Они уверяют, что от них нехорошо пахнет.

Кто же эти люди, эти парии японского народа, всеми презираемые, отделенные в особую касту?

В VIII и IX веках, когда буддизм имел такое громадное влияние в Японии, свято соблюдался буддийский закон, воспрещающий есть мясо. Позднее религиозное чувство ослабело, но японский народ привык к растительной пище. Они могли убивать, но есть животных - это вызывало в них страшное отвращение и брезгливость. После X века, когда вспыхнули междоусобные войны и для военных целей - седел, сапог, ремней - понадобилась кожа, никто не хотел убивать животных, и те, которые соглашались это делать, вызывали брезгливость и отвращение. С ними не желали общаться, их презирали, и постепенно люди эти выделились в особую касту, они селились в отдельных поселках, не принимались в японское общество, не смешивались с ним, молодые люди не женились, девушки не выходили замуж за эта.

О существовании эта мы узнали от одного русского, прожившего много лет в Японии.

- Смотрите, - предупреждал он нас, - громко не произносите это слово на улице, это ругательное слово. Если вас услышит эта, он может броситься на вас, избить.

Эта долго были лишены всех гражданских прав. У них было свое управление, свой уголовный кодекс, их не принимали на государственную службу, дети не желали учиться в школах, где были дети эта. В 1865 году, после воцарения династии Меджи, они были восстановлены в правах. Но за ними остались навсегда некоторые профессии: кожевников, мясников, кузнецов и самые низкие санитарные должности в госпиталях, на кладбищах. Еще позднее им была предоставлена еще одна специальность. В Кобе был мор. Весь город вымер от голода, опустел маленький, очень старинный шинтоистский храм, некому было за ним ухаживать. И только эта из ближайшего поселка приходили, убирали, чистили вокруг храма и приносили цветы. После этого за ними закрепилось право быть цветоводами.

Но хотя формально эта и были восстановлены во всех гражданских правах все продолжали их чуждаться. Напрасно либералы и либеральные министры произносили речи о том, что эта такие же люди, как и все, что надо уважать их, - никто не хотел иметь с ними дела.

- Неужели и теперь существует это предубеждение? - спросили мы у одного своего друга, либерального, передового японца.

- Да нет... - неуверенно сказал он, вызывая в нас желание проникнуть глубже в сущность вопроса.

- Ну как бы поступил ваш сын, если бы ему пришлось в школе сидеть рядом с эта?

- Са-а-а-а! - Либеральному японцу наш вопрос был явно неприятен. - Да... Пожалуй, ему было бы неприятно. Откровенно говоря, всем неприятно. Когда эта приносит мясо, никто не желает пускать его в дом...

- Ну, а образованного, культурного эта вы пригласили бы к себе в дом?

- Приглашают, - ловко уклонился от прямого ответа либеральный японец. - Но в большинстве случаев приглашают, если не знают, кто он такой. Да, к сожалению, предрассудок этот еще существует. По правде сказать, и до сих пор эта редко утверждают на государственную службу, это всегда вызывает недовольство у остальных служащих...

- Но почему же? Ведь сейчас все японцы едят мясо? - допытывались мы. - Что они, грязные? Бедные?

- Нет, есть среди эта очень богатые люди, у них прекрасные дома, служащие, автомобили... Трудно сказать, почему ими брезгуют. Некоторые японцы думают, что это совершенно чуждая нам, пришлая раса.

- Вы их тоже не любите? - спросила я.

- Ну как вам сказать?

Вдруг глаза либерала сузились, лицо сморщилось, и он стал хохотать. Мы смотрели на него с недоумением, но он так заразительно хохотал, что и мы невольно заулыбались.

- Ox, - наконец с трудом выговорил он сквозь смех. - Ох, я вспомнил одну историю, которая случилась с моим соседом. Он очень хороший человек, из очень хорошей семьи, но очень бедный. И вот один раз он пришел домой пьяный. Я слышу, он кричит, жена кричит, сыновья ругаются... Я бегу к ним... Ха, ха, ха! - опять закатился японец. - Они все били, били его, больно били...

- Потому что пришел пьяный?

- Нет, нет! За то, что эта напоил его и пил с ним! Ох, как та женщина ненавидит эта, она говорит, что узнает их по запаху, что от них воняет...

Передовые женщины

- Что такое? Вы говорите, что в Японии больше свободы, чем в СССР. Для кого? - И над громадными, в темной оправе круглыми очками поднялись, углами заострились узкие брови, тонкие пальцы изнеженной руки быстро-быстро завертели карандаш. - Вы просто не знаете. Женщины, например. В Японии женщины - рабы. Отцы продают девушек на фабрики, в... ну как это... нехорошие дома...

- Дома терпимости?

- Да. Вы знаете, сколько в Японии этих девушек, шоджи по-японски?..

- Проституток?

- Да. Да. Пятьдесят две тысячи, не говоря уже о гейшах!

- Но ведь гейша не проститутка, это же совсем другое.

- То же самое. У гейши всегда есть, ну как это сказать, богатый человек...

- Покровитель?

- Да. Ну, иногда этот человек выкупает гейшу, но ведь это та же проституция, только гейши тоньше, образованнее, умнее, чем обыкновенные шоджи. Ведь это же ужас! Детей, маленьких девочек воспитывают, как гейш, заранее решая их судьбу. Видели их?