Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов Страница 8

У подножия холма, на котором стоит Новочеркасск, за речкой Тузлов раскинулись зажиточные усадьбы казаков хутора Хотунок. Один из добротных кирпичных домов (до недавнего времени на его фронтоне еще была табличка с датой постройки — 1878 год), с многочисленными дворовыми постройками, лошадьми, верблюдами и другой живностью, принадлежал бездетной семье казака Буйновского. Помнится, еще в детстве меня волновал вопрос: почему верблюды, ведь донской казак должен гарцевать на горячем скакуне с острой шашкой на боку. Мне разъяснили просто и доходчиво — это трактора по тем временам. А для продолжения казачьего рода сердобольное семейство взяло из приюта мальчонку, и нарекли его Леонтием. Это мой дед. Сохранилось предание, что как-то «большой казачий чин» приехал навестить сиротку. Наверное, это был непутевый отец в должности не меньше атамана Войска Донского! На этом моя связь с прадедом и заканчивается. Так что на вопрос, а кто твой прадед? — у меня ответ короткий, но многозначительный: большой казачий чин. Когда подошло время, старики Буйновские сосватали для своего приемного сына соседскую девушку Марию. Думаю, что дед Леонтий был горячим казачком, да и материальное положение, наверное, позволяло: за весьма короткий срок они с бабой Маней произвели на свет четверых наследников — двух казачек и двух казачат. До сих пор хранится старинная фотография статного казака с вроде бы погонами урядника, в блестящих сапогах, в фуражке набекрень, с кучерявым чубом и залихватскими усами. Это мой дед Леонтий. Льщу себя надеждой, что многое от него перешло ко мне, за исключением чуба, к сожалению. После войны 1914 года дед, весь израненный, вернулся домой, долго болел и вскоре умер, оставив молодую вдову с четырьмя мал мала меньше детьми. Здесь вовремя подсуетился их работник — иногородний (не казак) Чернецов Константин Павлович, который взял в свои крепкие руки дом, хозяйство с верблюдами, вдову с детьми и для укрепления вновь созданного союза помог бабе Мане родить еще одну казачку, в семье уже пятую. Говорят, что в 30-е годы деда таскали по инстанциям: не являлся ли он родственником белого атамана Чернецова — врага революции. Слава богу, все обошлось. Говорят, крутым мужиком был дед! Частенько прохаживался вожжами по спинам и попкам своих наследников, при этом особо не разбираясь, кто же конкретно виноват, на всякий случай для профилактики порол всех подряд. Основная специальность деда — сапожник. Весь Хотунок ходил к нему «тачать сапоги», подбивать набойки, зашивать рваные тапочки. После окончания войны, в июле 1945 года, мы все с нетерпением ждали возвращения деда-победителя с большими, как это и положено, трофеями. Встреча была бурной, радостной, со слезами и застольем. Пришло время раздавать привезенные подарки (дед был на войне от первого до последнего дня). Особо волновалась моя тетка — девица на выданье, ждавшая от отца комплекта хорошего немецкого приданого. Дед выложил все, что завоевал в смертельной схватке с врагом: новенький набор сапожного инструмента (это с гордостью) и небрежно — одну новую простыню и пару чулок. Немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре». Тетка — в шоке, ушла рыдать в свою светелку, остальные философски решили: дед вернулся живой, руки-ноги целы, чего еще надо? И с этой здоровой, радостной мыслью вернулись к праздничному столу. Вот такой был наш дед Костя!

В июне 1941 года для защиты Родины наше семейство сформировало и направило на фронт небольшое воинское подразделение из пяти человек: дед, сыновья, зятья. Редкий случай для четырех военных лет — все пятеро вернулись домой ранеными-переранеными, но живыми. По-разному сложилась послевоенная судьба моих многочисленных теток, дядек, их мужей, жен, детей. Жизнь разбросала их по разным концам нашей страны, на разных поприщах они трудились, но все они были и есть честные труженики и простые, добрые, хорошие люди.

Когда меня спрашивают, откуда я родом, я с гордостью отвечаю, что я казак с Дона. На что мне резонно и с сомнением оппонируют, что на Дону вроде бы Эдуардов сроду и не бывало. По известным причинам я не смог принять активное участие в выборе мне имени, но в свое время (молодые годы, когда мое имя в совокупности с фамилией ассоциировали с другими местами рождения) я провел частное расследование с целью выяснить причину появления на Дону казака Эдуарда. В ходе следствия мои родители, бабушка в один голос отвечали так: тянули бумажку, и почти каждый раз выпадало это неказачье имя, и в свою защиту еще с ехидцей добавляли: скажи спасибо, что назвали тебя именем английских королей. А ведь в те далекие довоенные времена в моде были и Адольф (было время, когда Адольф был лучшим другом нашего вождя), и Рем (революционная молодежь), и Владилен (В. И. Ленин), и Вилиор (В. И. Ленин — инициатор Октябрьской революции), и Луиджи (Ленин умер, идеи живы), и Октябрь (понятно, в чью честь), и даже такие, как Даздраперма (Да здравствует Первое Мая!) и Пистолет (а это-то в честь кого?!). Доводы оказались убедительными, обвинение частично было снято. Но я сделал еще одну попытку. Тогда давайте изменим имя на более благозвучное, казачье. Мой довод: почему муж моей тетки изменил свою фамилию Кукарека на более звучную — Невский, а я не могу стать вместо Эдуарда Степаном? На что был еще более убедительный ответ: Степанов на Дону много, хоть пруд пруди, а ты — один, единственный и неповторимый. Да! Здесь крыть нечем. И я понял, что казак Эдуард — действительно единственный и действительно неповторимый. Для моих родителей. На этом я и успокоился. Эдуард так Эдуард!

Много лет назад я увеличил две фотографии моих родителей тех времен, когда им только-только исполнилось по 20 лет. То, что на фотографии два юных создания, говорит уже само за себя и в комментариях не нуждается. Они молоды, красивы, смотрят на мир широко раскрытыми, немножко наивными глазами. Прекрасная пара! Но даже и на таком фоне мама, кубанская казачка из Кропоткина, выделялась правильными, утонченными чертами лица, огромными, безумно красивыми глазами, горделивой осанкой и чуть-чуть строгим выражением лица. Она действительно была красавицей! Я все удивлялся и спрашивал отца (в порядке обмена опытом), как ему удалось очаровать такую красавицу и уговорить ее стать верной ему женой. На что мой отец или говорил о том, что, мол, мы, донские казаки… или многозначительно, загадочно улыбался. Четкое соотношение сил на тот период излагала мама: это не он на мне, а я на нем женилась. Зная свою маму, я склонен этому верить. Они прожили вместе более шестидесяти лет. Хотелось бы верить, что эти годы для них были хоть и трудными (папа — участник двух войн: с финнами и немцами), но и счастливыми.

Увы, время берет свое. Из старшего поколения нашей казачьей семьи сегодня в живых остался один дядя Даня, который охраняет на Хотунке наш уже полуразвалившийся родовой очаг и даже является председателем Совета старейшин при станичном атамане. Для выполнения этой почетной миссии он достал где-то папаху, отобрал у нас с папой оставшиеся от нашей службы аксессуары (погоны, портупеи, значки и медали). В общем, на фотографии получился справный, бравый казак! А ведь ему уже далеко за 80!

За год до смерти отца мы решили навестить наши родные пенаты. Видно, какое-то предчувствие позвало отца в дорогу. Поездка была прекрасной! Мы наблюдали из окна вагона, как меняется картинка от лесного, густо заселенного ближнего и дальнего Подмосковья до широких донских степей (несмотря ни на что, они так и остались привольными и широкими!), отец увлеченно рассказывал нашим попутчикам про свои казачьи корни, чувствовалось, что он волновался, готовясь к встрече со своей родиной. Неделя пребывания в Новочеркасске — это сплошные разговоры и воспоминания, встречи с оставшимися в живых родственниками. Конечно, все началось с посещения старинного, заросшего высоченной травой городского кладбища, где компактно похоронено практически все старшее поколение нашего некогда большого семейства. Грустная это, конечно, миссия. Перед отъездом сфотографировались во дворе нашего дома на фоне сарая, которому минимум лет сто, по композиции так, как на фото в музее: шесть человек, положив руку на плечи друг другу: я, мой отец, его брат, его сын и два его внука — все, кто сегодня носит фамилию Буйновский. К сожалению, сегодня нас уже только пятеро.

Я горжусь моими родными и ближайшими родственниками. От каждого из них я взял что-то хорошее, нужное мне по жизни, каждый из них вложил какую-то лепту в мое воспитание, в становление меня как человека, в формирование меня как личности. Я верен традициям нашей семьи, верен памяти моих родных и близких, старался и стараюсь до сих пор не отступать от принципов и жизненных правил, которые они во мне заложили. Это — мои истоки. Это тот жизненный корень, откуда я сегодня черпаю физические, моральные и духовные силы.

Ростов

Тяжелые послевоенные годы. Наши недавние союзники по антигитлеровской коалиции не дают нам прийти в себя и оправиться после войны. По инициативе У. Черчилля создается «железный занавес» — широким фронтом ведется экономическая блокада нашей страны. Создаются военные блоки НАТО, СЕАТО, СЕНТО. В ответ страны Восточной Европы объединяются в Совет Экономической Взаимопомощи и заключают Варшавский Договор. Наступил длительный период военного противостояния, период «холодной войны».