Джеффри Хоскинг - Россия и русские. Книга 1 Страница 80

По этой причине духовная, религиозная, политическая и интеллектуальная жизнь России в первой половине XIX в. развивалась в основном благодаря художественной литературе, а также рецензиям и критике, которые ее сопровождали. Литература полностью или частично заменила церковь, академию, университеты, школы, публичные библиотеки, добровольные общества и множество других общественных учреждений.

Такая ситуация создала функциональную перегрузку в области литературной деятельности. С одной стороны, это стимулировало творчество писателей, а с другой — создавало благоприятную атмосферу для преувеличения ими своей роли и принижения литературы как таковой.

Журналы стали играть центральную роль в развитии литературы. В середине XIX столетия они постепенно вытесняют салоны в качестве посредников между писателем, критиком и читателем. Журналы объединяют людей с одинаковыми литературными интересами, которые читают и спорят о литературных произведениях, обсуждают проблемы общественной значимости во всех сферах интеллектуальной жизни.

Журналы действительно отражали всю широту интересов. Они начинались как альманахи, антологии или коллективные сборники, постепенно обретая постоянные формы, впитывая все проявления интеллектуальной жизни. Русские «толстые журналы» не были похожи, например, на английские, печатавшие только литературные произведения.

Не случайно журналы называли «толстыми»: ежемесячный номер вполне мог достигать 600–700 страниц, на которых помещались статьи по истории, искусству, гуманитарным и естественным наукам, политические комментарии, книжные обзоры и много других интересных вещей.

Профессора публиковали в журналах не только популярные статьи, но и выдержки из готовящихся к изданию научных работ, снабженные многочисленными сносками и примечаниями. К концу XIX в. хороший ежемесячный журнал напоминал своего рода продолжающееся энциклопедическое издание, предлагавшее своим подписчикам разнообразную программу самообразования62.

Большую часть своей духовной энергии «толстые журналы» получали от небольших неформальных групп интеллектуалов, постоянно собиравшихся для того, чтобы обсудить те или иные литературные произведения или общественные проблемы.

После восстания декабристов салоны были под особенно пристальным вниманием Третьего отделения императорской канцелярии, что требовало определенного уединения для обсуждения многих насущных вопросов. Небольшая гостиная в аристократическом доме могла служить местом сбора, но студенческие мансарды были более подходящим местом, так как участниками обсуждений теперь были в основном студенты, окончившие высшие учебные заведения или недоучившиеся. Основными ценностями в студенческих кружках были дружба и абсолютная честность. Их члены делились не только своими мыслями, но и личными переживаниями.

В горячей атмосфере студенческих кружков благородство определялось по характеру, а не по принадлежности к высшему сословию. Кружок был республикой в миниатюре, презревшей общественные различия, поэтому его члены были равны и могли строить отношения на основе искренней дружбы и равенства. Молодой интеллектуал П.В. Анненков, вспоминая жизнь студенческих кружков 1830-х гг., зашел так далеко, что сравнил их с крестьянской общиной, или деревенской коммуной63.

В отличие от сельской общины члены кружков имели право выбора единомышленников. Они могли вступить в подходящий студенческий кружок и выйти из него в любое время. Горячая привязанность молодежи к членам своего кружка обычно подкреплялась презрением к тем, кто был вне этого магического круга, и отвращением по отношению к предателям, враждебностью к противникам. Александр Герцен написал о кружке своего друга Николая Огарева: «их связывала общая религия, общий язык и еще больше — общая ненависть»64.

В такой возвышенной и одновременно беспокойной атмосфере формировались «толстые журналы». Одним из первых был «Московский телеграф». Его редактором был Николай Полевой (1825–1834). Само название журнала говорит о цели, поставленной его создателем. Издавая свой журнал, Полевой стремился действовать буквально как телеграф: как и издатели Французской энциклопедии, он видел свою миссию в распространении информации среди образованной публики, способной осуществлять экономический и социальный прогресс в условиях даже самого реакционного общественного устройства.

Николай Полевой был поклонником западноевропейской цивилизации с характерным для нее высоким уровнем технического прогресса, экономического развития и конституционных форм политического правления. Он предлагал русскому читателю материалы, в которых пропагандировались достижения Запада, чередуя эти серьезные материалы с популярными.

Ему удавалось обманывать цензуру, используя аллегории и тонкие намеки там, где откровенные выражения были слишком рискованны. Но в конце концов чиновники Николая I все-таки сочли «якобинские тенденции» журнала Полевого слишком очевидными. В 1834 г. «Московский телеграф» был закрыт65.

Мыслителем, предсказавшим роль литературы в жизни русского общества, стал Виссарион Белинский. Сын провинциального армейского лекаря, он занимал значительно более низкое общественное положение, чем большинство его коллег. В 1840-х гг. Белинский активно печатался в журналах «Отечественные записки» и «Современник» (основанном А. Пушкиным). Он рассматривал литературу не только как развлечение или образование, а видел в ней духовную силу, способную стать смыслом существования русского общества и даже создать русскую нацию.

Будучи гегельянцем по своим взглядам, Белинский верил, что русская литература — это средство для самопознания и самовыражения русского духа… Он утверждал, что литература станет вкладом русского народа в мировую культуру и развитие всего человечества.

По мнению Белинского, литература, вовлекая в культурный процесс жизнь простых людей, должна была стереть различия внутри русской культуры, давая детальное и правдивое описание народного быта, ассимилируя разговорный язык русского народа не с этнографической, а с культурной и моральной точек зрения как способ выразить национальную сущность русского характера.

Отсюда следовало, что главным направлением русской литературы станет реализм, или, как говорил Белинский, «натуральная школа». Описывая жизнь простых людей с любовью и симпатией, но в то же время критически, писатель, несомненно, вызовет сочувственный отклик у читателя и будет способствовать развитию общества. Самыми яркими примерами зарождающегося реалистического направления в русской литературе Белинский считал роман в стихах «Евгений Онегин» Александра Пушкина и первую часть поэмы «Мертвые души» Николая Гоголя66.

В 40-е годы XIX в. в полемике, ведшейся на страницах «толстых журналов», появился вопрос, затмивший все остальные. Ответ на него определял, к какому лагерю принадлежит тот или иной человек. Вопрос звучал очень просто: «Что такое Россия?»

Этот вопрос поднимался и раньше, но особенно остро он был поставлен в 1836 г. отставным гвардейским офицером Петром Чаадаевым. В 1836 г. на страницах журнала «Телескоп» Чаадаев опубликовал первое из своих «Философических писем», в котором называл Россию культурным небытием. Примечательно, что это письмо было написано по-французски.

Чаадаев утверждал, что расположенная между Востоком и Западом Россия не сумела научиться от них ничему культурно полезному. «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили»67.

Для поколения, все еще не оправившегося от провала восстания декабристов и пытавшегося понять, чем же Россия отличается от других европейских стран, голословное заявление Чаадаева стало своеобразным вызовом. Чаадаев затронул обнаженный нерв. Очень впечатляюще, хотя и несколько односторонне, он сумел передать поверхностный характер русской имперской культуры, которая начала развиваться только со времен Петра I. Этой культуре все еще не хватало органичности и этнических основ.

Позицию Чаадаева было трудно принять, но игнорировать ее было невозможно. В более поздних произведениях он отступил от своих строгих обвинений, изложенных в «Письме первом». Теперь он утверждал, что неразвитость русской имперской культуры связана с недостатком исторического опыта. Россия молода и имеет большой культурный потенциал68. Так или иначе, но Чаадаев поставил самый важный для российских интеллектуалов в течение многих последующих десятилетий вопрос.

Те, кто называл себя славянофилами, считали, что Чаадаев ошибался. Россия имеет собственную неповторимую культуру и вносит свой неоценимый вклад в развитие общечеловеческого прогресса. С точки зрения славянофилов, Чаадаев был ослеплен внешними соблазнами западной цивилизации.