Барбара Такман - Августовские пушки Страница 81

Жалобы беженцев, юнкерские поместья, оставленные мародерствующим казакам, слезные мольбы высокородных дам, обращенные к императрице спасти семейные земли и сокровища, возымели свое действие. Для того чтобы возбудить чувства и настроить их против русских, германское правительство умышленно распределило беженцев по различным городам и в конечном счете само себя напугало.

Председатель восточнопрусского бундесрата прибыв в генеральный штаб просить о защите родины. Управляющий Круппа писал в своем дневнике 25 августа: «Люди повсюду говорили: «Ба, да русские никогда не закончат своей мобилизации... Мы можем еще долго обороняться». Но сегодня все думают по-другому, и уже слышны разговоры об оставлении Восточной Пруссии».

Кайзер был глубоко озабочен. Мольтке сам всегда волновался по поводу слабой обороны на востоке, поскольку, как он писал перед войной, «все успехи на западном фронте ничего не будут стоить, если русские придут в Берлин».

Два из тех корпусов, которые он отзывал теперь с Западного фронта, участвовали во взятии Намюра на стыке между германскими 2-й и 3-й армиями, и теперь, после падения бельгийской крепости, генерал Бюлов заявил, что может обойтись без них. Вместе с 8-й кавалерийской дивизией они были сняты с позиций 26 августа и походным порядком — бельгийские железные дороги были разрушены — дошли до ближайших германских железнодорожных станций, чтобы «как можно скорее» отправиться на Восточный фронт. Третий корпус прибыл уже на станцию в Тьонвиле, когда осторожные голоса в генеральном штабе заставили Мольтке отменить свой приказ.

А в тысяче трехстах километрах на восток генерал Самсонов готовился возобновить бой 26 августа. На его правом фланге был VI корпус генерала Благовещенского, вышедший на отведенную позицию для встречи с 1-й армией у озер, но Самсонов оставил этот корпус несколько изолированным, выдвинув основные силы своей армии западнее. И хотя это уводило его дальше от Ренненкампфа или, вернее, от того места, где тот должен быть, направление было выбрано правильно, думал Самсонов, чтобы встать между Вислой и германцами, отступавшими, как предполагалось, на запад. Целью Самсонова была линия Алленштейн — Остероде, где он мог оседлать главную германскую железную дорогу и откуда, как информировал Жилинского 23 августа, «будет легче наступать в сердце Германии».

Уже было очевидно, что его измученные и полуголодные солдаты, которые, спотыкаясь, едва добрели до границы, вряд ли годились для боя, не говоря уже о марше в сердце Германии.

Продовольствие не поступало, солдаты съели неприкосновенный запас, деревни были покинуты, сено и овес не убраны, мало что можно было достать для людей и лошадей. Все командиры корпусов требовали остановки. Офицер генерального штаба доносил в штаб Жилинского о «мизерном» продовольственном обеспечении войск. «Не знаю, как еще солдаты выдерживают. Необходимо организовать реквизицию». В Волковыске, в 300 километрах по прямой от линии фронта, а по железной дороге еще дальше, Жилинский был слишком далек, чтобы обратить внимание на эти донесения. Он все так же настаивал на продолжении наступления Самсонова, «чтобы встретить врага, отступавшего перед генералом Ренненкампфом, и отрезать его от Вислы».

Это представление о действиях противника было основано на донесениях Ренненкампфа, а поскольку он не имел соприкосновения с немцами со времени боя под Гумбиненом, сообщения об их передвижениях были чистейшим вымыслом.

Теперь уже, однако, Самсонов понял, исходя из данных о железнодорожных перевозках и другой разведывательной информации, что перед ним была не отступающая, а передислоцировавшаяся армия, шедшая с ним на сближение.

Поступали сообщения о концентрации новой группировки противника — это был корпус Франсуа — против его левого фланга. Сознавая опасность, нависавшую слева, Самсонов послал к Жилинскому офицера, чтобы объяснить необходимость поворота армии на запад вместо продолжения движения на север. С презрением тыловика к фронтовику Жилинский принял это предложение за желание перейти к обороне и «грубо» ответил офицеру: «Видеть противника там, где его нет, — трусость. Я не разрешу генералу Самсонову праздновать труса. Я настаиваю на том, чтобы он продолжал наступление». Его стратегия, как сказал один из коллег, походила на игру в «поддавки», целью которой является потеря одной стороной всех своих шашек.

В ночь на 25 августа, как раз тогда, когда Людендорф отдавал распоряжения, Самсонов расставил свои силы. Центр, состоявший из XV и XIII корпусов генералов Мартоса и Клюева, вместе с дивизией генерала Кондратовича из XXIII корпуса должны были осуществлять главное наступление на линию Алленштейн — Остероде. Левый фланг армии предстояло удерживать I корпусу генерала Артамонова при поддержке еще одной дивизии XXIII корпуса. На восьмидесяти километрах одинокий VI корпус прикрывал правый фланг.

При слабой разведке, осуществляемой русской кавалерией, Самсонов не знал, что корпус Макензена, который видели бегущим в панике с полей Гумбинена, переформировался и, идя форсированным маршем, вместе с корпусом фон Белова приближается к его правому флангу. Сначала Самсонов распорядился, чтобы VI корпус удерживал свои позиции «с целью прикрытия правого фланга армии», а затем передумал и приказал ему «идти полной скоростью» и поддержать наступление центра на Алленштейн.

В последнюю минуту, утром 26-го, приказ этот был отменен и оставлен в силе предыдущий, о прикрытии правого фланга. Но к этому времени VI корпус уже был на марше, двигаясь к центру.

Далеко в тылу русское верховное командование предчувствовало беду. 24 августа военный министр Сухомлинов, который до этого не беспокоился о том, чтобы строить оружейные заводы, поскольку не верил в огневую силу, писал генералу Янушкевичу, безбородому начальнику генерального штаба: «Ради бога, распорядитесь, чтобы собирали винтовки. Мы отправили сербам 150 тысяч, наши резервы почти исчерпаны, а производство очень незначительно». Хотя некоторые военные от излишнего пыла и провозглашали «Вильгельма — на Святую Елену!», общее настроение в верхах было невеселым.

Они вступили в войну без уверенности и до сих пор не приобрели ее. Слухи о пессимистических настроениях в генеральном штабе достигли французского посла в Петербурге. 26 августа он узнал от Сазонова мнение Жилинского, что «наступление в Восточной Пруссии обречено на провал». Говорили, что Янушкевич согласен с ним и решительно возражает против наступления. Генерал Данилов, заместитель начальника генерального штаба, настаивал, однако, на том, что Россия не может подвести Францию и должна наступать, несмотря на «несомненный риск».

Данилов был вместе с великим князем в ставке в Барановичах. Спокойное место в лесу, где ставка находилась в течение года, было выбрано потому, что Барановичи стояли на стыке северо-южной железной дороги с главной линией Москва — Варшава. Отсюда производилось руководство обоими фронтами, германским и австрийским. Великий князь со своей свитой, старшими офицерами генерального штаба и союзными военными атташе, жил и ел в вагонах, потому что оказалось, что дом, предназначенный для верховного главнокомандующего, находился слишком далеко от дома начальника станции, где разместились оперативный и разведывательный отделы. Для защиты вагонов от солнца над ними были возведены навесы, а также проложены деревянные тротуары, в станционном саду устроен легкий павильон с занавесками, где летом была столовая.

Все было просто, за удобствами не гнались. Помехой являлись только низкие двери, входя в которые очень высокий великий князь всегда набивал шишки. Поэтому все притолоки белели наклеенными бумажками, чтобы обратить его внимание и заставить вовремя нагнуться.

Данилов был обеспокоен очевидной потерей Ренненкампфом контакта с противником и плохой связью, в результате чего Жилинский не знал толком, где же находятся армии, которые также не знали о местонахождении друг друга. Когда ставке стало известно, что Самсонов 24-25 августа столкнулся с противником и собирался возобновить бой, беспокойство по поводу того, что Ренненкампф не сможет замкнуть вторую часть клещей, значительно возросло.

26 августа великий князь посетил Жилинского в его штабе в Волковыске, требуя, чтобы Ренненкампф двинулся вперед. Начав свое ленивое преследование, Ренненкампф прошел через позиции на Ангераппе, которые 8-я армия покинула, передислоцировавшись на юг. Следы поспешного отхода подтвердили его мнение о разбитом противнике. Как вспоминает один из офицеров его штаба, Ренненкампф считал, что стремительное преследование врага ошибочно, так как он тогда слишком быстро отойдет к Висле и Самсонов не сможет его отрезать. Ренненкампф не предпринял никаких усилий, чтобы следовать за противником достаточно близко, не теряя его из виду, но это совсем не тревожило Жилинского, который легко согласился с вариантом Ренненкампфа.