Валерий Шамбаров - Тайна воцарения Романовых Страница 83

Те дисциплины, которые составляли основу европейского образования, были нашим соотечественникам пока без надобности. Искусство вести религиозную полемику им не требовалось, поскольку главным в религии была вера, а не логические доказательства. Не готовили и юристов — в российском судопроизводстве упор делался не на казуистику, а на критерий “правды”. Если же “правды” нет, человек не разорялся на адвокатов, а обращался к царю-батюшке. И латынь нужна была лишь дипломатам и переводчикам. Богослужение велось на церковнославянском языке, понятном всем прихожанам, а все труды и документы писались по-русски. Между прочим, это сказалось и на типе мышления — ведь только живой разговорный язык способен передать все тонкости и оттенки мысли. А ученый европеец, связанный латынью, привыкал излагать свое мировоззрение упрощенными штампами.

Таких универсальных школ, как у иезуитов, еще не было — они начали возникать лишь в Белоруссии и на Украине при православных братствах, чтобы противопоставить их иезуитским. Тем не менее своя система образования на Руси существовала. Обычно этим занимались священники и церковные дьячки. “Десятину”, как католическим служителям, им прихожане не платили, и обучение детей являлось весьма распространенным способом дополнительного заработка. Еще в 1550 г. Стоглавый Собор указал на необходимость “грамоте учиться”. О том, что русские “учатся родному языку”, писали Ченслер, Маржерет. Масса и Олеарий сообщают о школах, и о том, что они были не только в Москве, но и в провинции. “В школах обучают письму и чтению… У них нет недостатка в хорших головах для учения. Между ними встречаются люди весьма талантливые, одаренные хорошим разумом и памятью”.

Статистика надписей и подписей на документах показывает, что в начале XVI в. грамотными были 65 % дворян, 25–40 % посадских, а священнослужители и дьяки обязаны были знать грамоту. В XVII в. дворяне и купцы были грамотны все, из посадских 60–70 %. О крестьянах статистику дать затруднительно, но и они (особенно черносошные) нередко собственноручно составляли и подписывали челобитные. Обнаружены и автографы крепостных (скажем, дворовых Пожарского). А на дошедших до нас книгах XVII в. найдены пометки, сделанные их владельцами — крестьянами. Нет и статистики грамотности женщин. Но Олеарий, посетивший кладбище в день поминовения, упоминает, что многие собравшиеся простолюдинки читали имена своих покойных, занесенные в книжечки. То есть в целом уровень грамотности в стране был примерно таким же, как во Франции.

Особенностью русского образования было то, что на начальной ступени человек учился чтению, письму, счету, Псалтыри и другим книгам Священного Писания, а остальные знания должен был добирать самостоятельно, в общении со “знающими людьми” и “многообильном чтении”. Продолжая образование индивидуально, в зависимости от выбранной профессии и склонностей. Допустим, кандидаты в священники с детства служили в храме или монастыре, углубленно изучали Священное Писание, пение, церковный устав. Но в сан могли быть поставлены только после экзамена, сданного в епархии или патриархии. Как уже отмечалось, при Филарете стали создаваться постоянные учебные заведения для подготовки священнослужителей и патриаршья “латинская и греческая школа” (Олеарий).

Существовала учебная литература. Гюльденстерн еще в 1602 г. упоминает русский букварь. Были “Азбуковники” — наставления для учителей со значительной суммой практических знаний в разных областях, “Стенам знаменье” — пособие по архитектуре, “Надзиратель” — переводная практическая энциклопедия по вопросам сельского труда и быта. Принадлежность многих домашних библиотек составляли и такие книги, как “Тайная тайных или Аристотелевы врата”, “Шестокрыл”, “Лопаточник”, “Луцидарий”, “Колядник”, “Волховник”, содержавшие изрядный багаж данных по природоведению (с примесью суеверий — но не большей, чем в тогдашней западной науке).

Была и математика, причем какая-то своя, впоследствии забытая и вытесненная европейской. Обычная арифметика была доступна очень многим — на Руси все сословия торговали, а как торговать без математики? Но использовалась не только десятичная система, кроме нее считали еще девятками и сороками. Не буду спорить, насколько это удобно, но отнюдь не примитивно, и само по себе говорит об уровне математического мышления — попробуйте-ка считать в нескольких системах одновременно и легко переходить из одной в другую! Во фрагментарно дошедших до нас “Арифметиках” первой половины 1500-х гг приводится своя терминология. Слагаемые назывались “перечни”, сумма — “исподний перечень”, разность — “остатки”, уменьшаемое — “заемный перечень”, вычитаемое “платежный перечень”, делимое — “большой перечень”, частное — “жеребеный перечень”, остаток — “остаточные доли”. Были пособия по геометрии “с приложением землемерных начертаний” и сведениями о вычислении площадей геометрических фигур. Расчеты площадей содержатся и в сочинении Ермолая Еразма “Благохотящим царем правительница и земледелия”. А теоретическая математика оперировала числами до… 10 в 48 степени! И тоже имела собственную терминологию. “Тьма” в математике означала тысячу тысяч — миллион, миллион миллионов назывался “легион”, легион легионов — “леодр”, а леодр леодров — “ворон”. Единица 49-го разряда. Кстати, русская математика вообще часто оперировала не линейными, а степенными зависимостями — тысяча тысяч, сорок сороков.

Имелась и своя медицина. Фоскарино писал: “Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами”. Была медицинская литература — “Травники”, “Громники”, “Лечебники”. Существовал Аптекарский приказ, ведавший подобными делами. А в Москве — Зелейный ряд, торговавший лекарственными растениями и прочими медицинскими снадобьями. Там же можно было нанять “лечьца”, “зубоволока”, “костоправа”, “кровопуска” и даже “бабичьих дел мастера”. Аптекарский приказ выделял лекарства и медицинский персонал для армии, сохранились росписи на этот счет — сколько направить “лечьцов”, хирургов, костоправов. А при царице упоминается “дохтурица” — русская, хотя звание “дохтура” стояло выше “лечьцов”, обычно доктора были иностранцы. Специалисты-врачи имелись среди монахов почти каждого монастыря. А в деревнях жили свои знахари и знахарки.

В простых случаях обходились и сами, без лекарей. Маржерет приводит рецепт, как при простуде русские засыпают в водку заряд пороха или толченого чеснока, выпивают и идут в баню. И надо отметить, народная медицина оказывалась эффективнее тогдашней европейской — впрочем, сказывалась и меньшая скученность людей, чистоплотность. Иностранцы удивлялись здоровью населения и долгожительству. “Среди них много людей пожилых, 80, 100-летних, 120-летних, только в этом возрасте они подвержены болезням” (Маржерет). “В России вообще народ здоровый и долговечный,… мало слышали об эпидемических заболеваниях… встречаются здесь зачастую очень старые люди” (Олеарий). В то время как в Европе человек в возрасте за 50 уже нередко считался и выглядел стариком, бедные — от лишений, знать — от излишеств.

Были высокообразованные специалисты в своих областях. “Арифмометры”, картографы, полиглоты-переводчики, знавшие в совершенстве по 5–6 языков. И, разумеется, безграмотный мальчик, “на глазок” отливающий колокол в фильме Тарковского — чушь собачья. Чтобы отливать колокола, имеющие “голос”, да еще и такие огромные, как 70-тонный “Реут” Чохова, требовалось иметь фундаментальные знания и опыт в области химии, теплофизики, металлургии, аккустики, а для отливки первоклассных орудий — физики прочности и баллистики. Отнюдь не достаточно было “русской смекалки” и для зодчих, решавших сложнейшие инженерные задачи при возведении храмов, крепостных стен и башен. И венецианец Руджиери, восхищавшийся быстрым и качественным строительством крепостей, прямо именовал русских градодельцев “инженерами”. Развивалась география. В конце XVI-начале XVII в. составляется “Большой чертеж земли Русской” с описаниями дорог, рек. А в 1620-х гг. эти данные уточняются и дополняются, появляется “Книга Большому чертежу”, содержащая карты и сводное описание как всей России, так и сопредельных стран.

Были и гениальные ученые-энтузиасты. Так, архив игумена Соловецкого монастыря Федора Колычева содержит описания десятков изобретений, внедрявшихся под его руководством. Это и гигантские гидротехнические сооружения монастыря с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. И механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие и облегчающие изготовление кваса. Появились уже и умельцы-механики. Среди подарков, присланных Лжедмитрием из Москвы Марине Мнишек поляки восторгались часами, которые “выделывали разные штуки московского обычая” — били в бубны, играли на флейтах и трубах. Как уже рассказывалось, и на Спасской башне поместили часы с затейливым перезвоном колоколов — производства русских мастеров.