Сергей Утченко - Тайны политических убийств Страница 84

К этому времени специалисты тщательно осмотрели все системы защиты дома и пришли к заключению, что опытный революционер, очевидно, хорошо знавший силу и возможности своих врагов, их методы и их ненависть к нему, учел все до мельчайших деталей в организации защиты, и это делало его дом действительно крепостью.

Отто Шуисслер, который по графику обязан был дежурить ночью вместе с Шелдоном, пояснил:

— Трудно сказать сейчас, как это произошло. Должно быть, Боб узнал или принял за друга дома того, кто звонил… Только сам Боб может пояснить.

— В четыре часа утра? В это время сеньор Троцкий принимает гостей? — спросил полковник.

— Отыщется Боб, он расскажет.

— У кого находились ключи от автомашин?

— Мы всегда оставляли их в авто. Специально, на случай опасности.

— Однако нападавшие сами не могли и не должны были знать этой подробности. Как могло прийти им в голову воспользоваться машинами именно «на случай опасности»?

Не получив ответа, полковник пообещал держать дона Леона Троцкого в курсе дальнейшего расследования дела и отправился к себе в офис.

Однако прежде Санчес Саласар разослал в разные стороны от дома, расположенного на улице Вена, своих людей на поиски улик.

Улица Вена… Дом Троцкого…

О наличии улицы, названной в честь столицы Австрии, в Койоакане, пригороде Мехико, тогда уже входившем «колонией» (районом) в черту города, я узнал чуть более года спустя после приезда на работу в советское посольство.

Мы с третьим секретарем посольства Евгением Поповым направлялись в киностудию «Чурубуско», проскочили нужный поворот и петляли в поисках верной дороги. Помню, я свернул с улицы Лондона на улицу Морелоса и уже было проехал перекресток с улицей Берлин, как услышал истошный крик приятеля:

— Стоп! Назад! Скорее назад! Разворачивайся!

Не видя препятствия и какой-либо веской причины, я все же повиновался. Резко затормозив, я быстро подал назад и повел машину вверх по улице Берлин. Евгений Михайлович сидел сжавшись и молчал.

Проехав с квартал, я вопросительно поглядел на Попова. Он с трудом улыбнулся.

— Давай! Давай! — И еще через несколько секунд: — Мы чуть не вляпались! Понимаешь? Там впереди, на углу улицы Вена, дом Троцкого!

Еще не было XX съезда КПСС, я же был исправным советским гражданином, в достаточной степени вымуштрованным «порядками», бытовавшими в те времена в советских посольствах, поскольку имел четырехгодичный опыт работы в другой латиноамериканской стране. И все же!.. В душе зашевелилось то, что было запрятано, загнано вглубь… Оно запротестовало: «Какого черта? Это же дикий бред! Абсурд! Что, изменю Родине, случайно проехав мимо бывшего дома Троцкого? Дома, в котором он не живет уже пятнадцать лет. В чем дело?.. Правда, а отчего это я до сих пор даже не слышал ни от кого в посольстве о существовании дома Троцкого, столь опасного для гренадера, силача, доброго бражника, не трепетавшего даже перед послом, каким был Евгений Попов».

Но вернемся в кабинет начальника тайной полиции Мексики. Там очень скоро после возвращения его из дома Троцкого уже лежали на столе морская веревочная лестница с деревянными перекладинами, железная балка, ножницы для резки колючей проволоки, электрическая пила, инструмент, которым обычно пользуются мексиканские жулики для взлома дверей, маузеры, отобранные у наружных полицейских охранников, большое количество патронов 45-го калибра и целый диск от пулемета Томпсона.

Был обнаружен и брошенный «додж». В салоне его в беспорядке валялись одежда полицейских, два полных патронташа с патронами 38-го калибра и кинжал в ножнах. Версия Санчеса Саласара и его помощников была несколько поколеблена. Кто же были нападавшие? Действительно люди, направленные Сталиным, или, быть может, политические враги президента Карденаса? В стране проходила горячая предвыборная кампания. Полковник рассуждал, но не желал отказываться от первой версии.

— Похоже, нападавших действительно было не менее двадцати, — говорил он своим помощникам. — В таком случае разгадка наступит скоро. Однако настоящих подстрекателей и организаторов мы вряд ли отыщем. Если прав Троцкий, в этом случае мы имеем дело с НКВД, превосходно действующей организацией. Троцкий не желает слышать о соучастии Боба, а полицейские видели, что он убегал с ними. Его не увозили. Сержант, командовавший группой охранников, настаивает, что без участия кого-либо из своих в дом войти было совершенно невозможно. Он твердит одно и то же: почему Боб открыл двери, а потом и ворота, когда внутрь не пускают даже хорошо знакомых им полицейских? Да еще в четыре часа утра?

— И повариха утверждает, что видела, как Шуисслер, едва началась стрельба, выскочил из своей спальни в пижаме, с револьвером в руке. Она полагает, что потом он отсиделся на кухне. Почему не стрелял? — заметил Галиндо.

— Арестуйте Шуисслера и Корнелла, доставьте сюда, — неожиданно распорядился полковник и залпом осушил стакан воды с соком лимона.

Через час Корнелл объяснял, что он проснулся, хотел было взять оружие, но услышал, как кто-то сказал по-английски: «Спокойно, не высовывайся, и с тобой ничего не случится!» Затем Корнелл вспомнил, что накануне отдал свой револьвер Гарольду Робинсу — такое прежде часто случалось. Когда Корнелл хотел было выйти из комнаты, он услышал голос Гарольда: «Нагни голову! Они не должны тебя видеть!» Не обращая внимания на команду, Корнелл натянул на очень светлую пижаму темные брюки и рубаху, схватил винтовку и уже потянул на себя дверь, как услышал приказ Гарольда: «Не высовывайся, Чарлз! Боже мой! Нагни голову!»

Полковник понял, что этот приказ старшего товарища спас жизнь Корнелла. Однако, как только в поле зрения охранника показалась фигура неизвестного, он выстрелил, но промахнулся и тут же увидел, как из своей комнаты выскочил Отто Шуисслер.

— Корнелл, вам не кажется подозрительным исчезновение Боба? — спросил полковник. — Вы продолжаете верить, что он не виноват?

— Абсолютно! Пока не будет доказано, мы в это не поверим!

Тут полковнику доставили в кабинет новую важную информацию. Электрическую пилу в магазине «Наследники В. Клемента» приобрел хорошо одетый человек, подъезжавший к магазину на огромной черной машине с номерным знаком города Нью-Йорка. Это означало, что в деле подготовки, а возможно, и в нападении участвовали иностранцы.

На следующий день стало известно, что президент Карденас поддержал протест Троцкого против полиции, намеревавшейся обвинить в нападении известного художника Диего Риверу и арестовавшей Корнелла и Шуисслера. Последних пришлось отпустить. Тут же полковнику подали письмо от Троцкого, в котором тот возлагал ответственность за нападение на руководителя мексиканских профсоюзов Висенте Ломбардо Толедано и вождей Мексиканской компартии, проводивших до этого против Троцкого широкую кампанию в прессе. Письмо заканчивалось словами: «До настоящего момента я молчал, не желая мешать ходу расследования. Однако, видя направление, которое ему придается, я оставляю за собой право прибегнуть к помощи мексиканского и международного общественного мнения».

Троцкий знал, на какие пружины следовало нажимать. Пресса буйствовала, преподнося читателям разного рода сенсации, полные измышления, что серьезно мешало работе полиции.

Полковник отправился на встречу с Троцким и после нее полностью отказался от прежней своей версии «самонападения». Однако печать, газеты и журналы, контролируемые МКП, раздували эту версию как могли. И полковник после встречи с Троцким вдруг ясно увидел в этом желание отвести от себя всякие подозрения.

Неделю спустя после нападения пострадавший направил прокурору республики пространное письмо. В нем Троцкий сообщал, что, отвечая на вопросы репортеров, он обращал особое внимание прокурора Мексики на причастность к делу Сталина, как на единственное ответственное за нападение лицо, однако эту часть его заявления кто-то преднамеренно изъял. Далее Троцкий ставил в известность прокурора о методах ГПУ, рассказывал, как, по его убеждению, был ликвидирован агентами целый ряд политических деятелей и бывших работников ГПУ, его сын Лев Львович Седов, просил в расследовании не сбрасывать со счетов и агентов гестапо — секретной полиции Гитлера, поскольку, по мнению Троцкого, она работала с ГПУ по методу сообщающихся сосудов. Известный политэмигрант обрушивался на Ломбарде Толедано и руководителей МКП и позволял себе думать, что им, «как и Давиду Альфаро Сикейросу, убежденному сталинисту, должна быть известна личность представителя ГПУ в Мексике». Одновременно Троцкий защищал арестованных полковником Санчесом Саласаром по подозрению в соучастии сержанта и с ним пяти полицейских-охранников, утверждая, что не верит в возможность их вербовки агентами ГПУ, «хотя эта организация, как никакая другая, располагает набором средств, чтобы любого уговорить, заставить, подкупить».