Игорь Сдвижков - Тайна гибели генерала Лизюкова Страница 86

На следующий день тяжёлое ранение получил уже сам командир 9 тд генерал Байслер. Осколок разорвавшегося поблизости снаряда угодил ему в ногу, когда организованное сопротивление на пути немецких танков по высотам, казалось, было уже подавлено, и генерал продвигался по просёлку на машине. Байслера на самолёте отправили в госпиталь, а дивизию принял командир мотопехотной бригады[399]. В тот же день были убиты два командира артиллерийских дивизионов и полностью разгромлена прикрывавшая фланг дивизии мотопехотная рота, из которой назад выбралось лишь 8 человек — неслыханные до того в дивизии потери![400] (Немцы не знали тогда, что 55 человек из этой роты попали в плен — также не виданный до того разовый успех наших частей в летних боях 1942 года на Брянском фронте![401]) 28 июля погиб командир 541-го пехотного полка 387 пд полковник Лангсдорф[402], прославившийся в дивизии своей личной храбростью.

Так, постепенно, но неуклонно слабела сила ударных немецких дивизий, из строя выходило всё больше опытных солдат и офицеров, найти достойную замену которым становилось всё труднее. Слабели и немецкие пехотные дивизии, потери которых в боях становились всё больше, а пополнение всё скуднее. Общие потери немецких частей в боях против опергруппы Брянского фронта за период с 21 по 28 июля 1942 года составили приблизительно 3250 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести[403]. По немецким меркам — очень тяжёлые потери.

Увы, потери наших войск были гораздо больше. Только по стрелковым частям потери за этот же период составили около 19 500 человек[404]. (Шкала оценок тяжести потерь советского командования, судя по всему, заметно отличалась от немецкой. К тому же в штабе опергруппы оптимистично считали, что противник понёс потери большие, чем части опергруппы…[405]) Из данных по санитарным потерям следует, что только за период с 21 по 26 июля в госпитали из частей опергруппы Чибисова поступило 12 471 раненых[406]. Но боевые действия продолжались и 27, и 28 июля. По имеющимся официальным неполным данным, стрелковые части потеряли 1565 человек убитыми[407]. Примерно 6 тысяч наших военнослужащих пропали без вести. Значительная часть из них попала в плен, остальные погибли, но при этом не были учтены в документах как погибшие. По немецким данным, в боях с 21 по 26 июля в плен попало 2643 советских бойцов, командиров и политработников (по другим данным — 2785[408]), а на поле сражения «было насчитано около 5500 убитых солдат противника»[409].

После боёв 21–28 июля 193 и 284 сд оказались настолько обескровленными, что командование Брянского фронта было вынужденно снять их с фронта, после чего они были отправлены в глубокий тыл на пополнение и восстановление. Справедливости ради надо сказать, что к началу наступления обе эти дивизии уже вели боевые действия (284 сд три дня обороняла Касторное, а затем выходила из окружения, 193 сд два дня воевала в составе 5 ТА), но именно операция опергруппы Чибисова подорвала их боеспособность окончательно.

Из 8 танковых и 2 мотострелковых бригад, участвовавших в боях (без учёта танковых бригад 7 ТК, принявших участие лишь в контрударе 25 июля), данные о безвозвратных потерях есть только по 7 бригадам (нет данных по 27 тбр, 1 и 2 мсбр). Суммарные цифры только безвозвратных потерь личного состава по этим бригадам составляют 635 человек[410]. Можно предположить, что с учётом трёх оставшихся бригад, из которых две были мотострелковыми, безвозвратные потери танковых и мотострелковых частей опергруппы составили около 800–850 человек. (Только по неполным данным штаба 1 ТК, общие потери корпуса в той операции составили 820 человек[411].) Если же принять во внимание среднестатистическое соотношение раненых к убитым и умершим как 3 к 1 (оно зачастую было и выше), то общие потери 1 и 2 ТК, 118 и 201 тбр убитыми, ранеными и пропавшими без вести могли составить не менее 2500 человек.

С учётом же 59 тбр, танковых и мотострелковой бригады 7 ТК, артполков, а также различных спецчастей опергруппы Брянского фронта её общие потери в операции превысили 21 000 человек, что оказалось почти в 7 раз больше, чем у противника. Такова была цена «перемалывания» врага — термин, к которому зачастую прибегали (и до сих пор прибегают!) некоторые историки, пытаясь найти какой-то положительный смысл даже в провальных операциях. На самом деле говорить здесь о каком-либо положительном значении той операции, с моей точки зрения, нельзя вообще, ибо чтобы вывести из строя одного вражеского солдата, наши войска теряли чуть ли не по семь своих. Надо прямо сказать, что в таких операциях советское командование безжалостно перемалывало не столько противника, сколько свой собственный народ.

Как можно сейчас оценить решение Лизюкова совершить рейд 2 ТК в ночь на 22 июля? Основываясь на документах и анализе произошедших событий, можно прийти к выводу, что это решение всё-таки было ошибочным. В обстановке, когда у командиров бригад не было времени, чтобы как следует проработать задачу, довести её до подчинённых и, самое главное, спланировать наступление, организовать связь, взаимодействие и чёткое управление своими частями в условиях темноты на совершенно незнакомой местности, ночной рейд корпуса вместо мощного удара по врагу вылился в спонтанные, плохо организованные и разрозненные действия, а для 148 тбр обернулся трагедией.

Ввод в прорыв и наступление танкового корпуса в глубине обороны противника сами по себе являлись сложными элементами самостоятельной боевой операции даже в светлое время суток. Ночью же, когда у командиров не было возможности как следует сориентироваться на огромных похожих друг на друга полях, эти сложности ещё более усугубили и без того трудное положение, в котором оказались прорвавшиеся вперёд подразделения, поставив выполнение полученного ими приказа на грань провала.

Совершенно ясно, что принятое Лизюковым решение на ночной рейд не было как следует обдумано и проработано, а стало импровизацией, вызванной желанием во что бы то ни стало и любыми средствами выполнить приказ. Однако давно замечено, что хорошая импровизация всегда подготовлена. В случае со 2 ТК ни о какой тщательной подготовке вечером 21 июля не было и речи. Не только рядовые танкисты, но даже командиры подразделений не смогли правильно сориентироваться на незнакомой местности и вместо массированного и дерзкого рейда, наводившего панику на врага, слепо блуждали по полям в поисках нужного направления.

(Как тут не вспомнить, что двумя неделями раньше Лизюков, тогда ещё командующий 5 ТА, в порыве гнева приказал расстрелять без суда и следствия начальника оперотдела 11 ТК подполковника Хлебалова, вина которого заключалась в том, что вместо продолжения наступления ночью он принял решение до утра закрепиться на достигнутом рубеже. Разгневанный Лизюков обвинил тогда Хлебалова в дезорганизации наступления, в результате чего якобы корпус и не выполнил поставленную перед ним задачу[412].

Через две недели после того бессудного расстрела, словно в назидание о совершённом им беззаконии, судьба предоставила Лизюкову возможность самому убедиться в том, насколько безрезультатным и провальным было спонтанное ночное наступление неподготовленных к нему бригад.

По странному стечению обстоятельств гибель самого Лизюкова была во многом связана именно с его решением на проведение ночного наступления корпуса, решением, за неприятие которого он совсем недавно без колебаний лишил жизни своего подчинённого. Нельзя не заметить и другого совпадения в судьбах бывших начальника и подчинённого. Могила отдавшего расстрельный приказ Лизюкова затерялась в безвестности, также как и могила его жертвы — расстрелянного 9 июля 1942 года перед строем штабных работников подполковника Хлебалова.

В заключение этого небольшого отступления надо сказать, что подполковник Хлебалов Василий Сафронович был реабилитирован посмертно через четверть века после своей гибели — в 1967 году, а приказ командующего 5 ТА генерала Лизюкова о его расстреле отменён, как «противоречащий закону»[413]. Такой вот малоизвестный штрих грубой правды к известному образу «легендарного командарма».)

Расчёт на успех рейда, скорее всего, строился у Лизюкова на предположении, что после шумного, с беспорядочной стрельбой, прорыва танков корпуса в немецкий тыл враг дрогнет, запаникует и, испугавшись окружения, бросит занимаемые им позиции, в результате чего рухнет весь фронт его обороны. Но это предположение оказалось, увы, ошибочным. Части 387-й немецкой пд на едва занятом ими к ночи рубеже не дрогнули, а, пропустив советские танки в тыл, остались на занимаемых позициях и удержали их от прорыва нашей пехоты.