Александр Тюрин - Война и мир Ивана Грозного Страница 89

На пути к Яму, близ деревни Лялицы, передовой полк Хворостинина столкнулся с неприятельскими войсками, которыми командовал европейский военный суперстар Понтус Делагарди. На помощь к князю поспешил большой полк, а «иные воеводы к бою не поспели». Русские не ввели в дело всех своих сил, тем не менее они одержали полную победу над шведами.

И что, русские в самом деле не могли сражаться с противником в чистом поле, как нам внушают некоторые солидные историки, включая многоуважаемого С. М. Соловьева?

Двинувшиеся к Нарве русские войска возвращаются в Новгород по требованию польского посла, который угрожает возобновлением военных действий, намечается и крымский набег.

Однако Юхан III все еще собирается «освободить от тирана» северо-западную Русь, и заодно прибрать ее себе. Для нового наступления в Финляндии сосредоточивается многочисленная шведская армия, включающая наемные отряды из Германии, Франции и Италии.

Восьмого сентября 1582 г. шведская армия во главе с Делагарди осадила Орешек – русскую крепость, расположенную на острове у впадения Невы в Ладожское озеро. После месяца интенсивных обстрелов, шведы предприняли штурм. Русские успешно отразили нападение врага. Спустя неделю по Неве, на судах, в крепость прибыло русское подкрепление. Второй шведский штурм был отбит с большим уроном для неприятеля. В ноябре Делагарди отступил от стен Орешка с позором. Очередная «гуманитарная интервенция» провалилась, напоровшись на грубых московских мужиков.

После этого поражения король Юхан III понимает, что без братьев-поляков ему ничего не светит. Как ни крути, Делагарди не Делагарди, но оставшись один на один с Москвой, шведы неизменно терпят поражение.

Остается только удивляться, как долго и с какими великими муками западник Петр бьется против шведов сто лет спустя – имея в союзниках пол-Европы. А шведский король, сто лет спустя, останется лишь в сомнительной компании с Лещинским и Мазепой.

1583, мир со шведами. Отложенная победа

Военный разгром Швеции был вполне осуществим. Однако, Стефан Баторий угрожал немедленным возобновлением военных действий в случае продолжения русского наступления. Такое упорство Польши объяснялось не политикой, а экономикой – балтийская торговля должна была приносить доход не России, а ганзейским городам, кредиторам короля. Сдерживало Москву и вторжение ногайцев в Камский край. После нашествия большой ногайской орды в 1580 г. не утихало и восстание луговой черемисы на Волге.

10 августа 1583 г. на реке Плюссе был заключено трехлетнее перемирие с Швецией, которая сохранила за собой завоеванные земли в Ливонии и Западной Карелии.

Французский автор XVI века де Ту пишет: «Так кончилась Московская война, в которой царь Иван плохо поддержал репутацию своих предков и свою собственную. Вся страна по Днепру до Чернигова и по Двине до Старицы, края Новгородский и Ладожский были вконец разорены. Царь потерял более трехсот тысяч человек, около 40000 были отведены в плен. Эти потери обратили области Великих Лук, Заволочья, Новгорода и Пскова в пустыню, потому что вся молодежь этого края погибла во время войны, а старшие не оставили по себе потомства».

Авторы того времени склонны к резким преувеличениям. Но, если учесть, что европейские противники вели Vernichtungskrieg, уничтожая пленных, истребляя и уводя в плен русское население, то северо-западная Россия действительно подверглась сильному опустошению. На северо-западные земли пришлась и большая часть военных потерь России, потому что в войне более всего было задействовано поместное войско и посошная рать этого края.

Читая большинство российских и советских авторов, описывающих Ливонскую войну (за исключением, пожалуй, В. Королюка), не можешь отделаться от чувства, что они чужие русскому воинству того времени, что они презирают его, равнодушны к нему или вообще находятся на стороне врага.

Для марксиста западный европеец, пусть он и залит с головы до пят русской кровью – это «прогрессивное явление». Для российского либерала – носитель свободы. И марксисту, и либералу русский ратник XVI века, в лучшем случае, биологический предок.

Только вот Ливонская война – гораздо больше наша война, чем, скажем, европейские войны Александра I. И те ратники – не только биологические наши предки. Они воевали и погибали за нашу страну.

Мы должны четко осознавать, что не только царь проиграл в войне. Проиграл русский народ. И после Ливонской войны наши предки будут снова и снова прорываться к Балтике и отвоевывать у поляков Белую Русь.

Даже после Плюсского мира Иван IV не считал войну бесповоротно проигранной.

Ведь кончилась она фактически тремя поражениями западных войск, у Пскова, Лялиц и Орешка. Разъединение Речи Посполитой и Швеции, неизбежное из-за столкновения интересов в Ливонии, должно было изменить соотношение сил в нашу пользу.

Многие земли, захваченные шведским королем в ливонскую войну, Россия вернет себе уже в войну 1590–1595 гг., не смотря на отвлекающие набеги крымцев. И в той войне опять отличится князь Дмитрий Хворостинин. Проживи Иван на 10 лет побольше, этого бы случилось в его царствование. Кстати, после своего поражения, шведы будут предлагать царю Борису Годунову совместно разгромить и разделить Польшу, разлагаемую внутренним нестроением. Если бы на месте крайне миролюбивого царя Бориса был бы царь Иван, то, скорее всего, так бы оно и случилось. Но Борис Годунов сохранил мир, а вместе с тем и внутриконтинентальную замкнутость русского хозяйства, что и привело к катастрофе Смутного времени.

Потеряв, по вине феодальной верхушки, победу в войне, Россия уже не могла предотвратить приход Смутного времени.

Россия осталась бедным земледельческим обществом; как пишет С. М. Соловьев: «без развития города, без сильного промышленного и торгового движения, государством громадным, но с малым народонаселением, государством, которое постоянно должно было вести тяжелую борьбу с соседями, борьбу не наступательную, но оборонительную».

Россия вступила в следующий век с полным набором системных ограничений. Цепь неурожаев 1601–1604 гг., продолжившихся и в конце 1600-х (это был, наверное, пик малого ледникового периода) погрузил страну в хаос.

Смутным временем по полной программе воспользовались поляки и шведы – без которых Русь не дошла бы до такой страшной степени разорения. «Логистика» пожирания Руси разрабатывалась польско-литовскими магнатами, к которым потом присоединился польский король, а затем и шведский монарх. Смута начала XVII века не была революцией или восстанием низов, как Пугачевщина. Ее вели интервенты и одичавшее военное сословие, дети боярские и казаки. И прекращена она была с помощью тех ресурсов, организационных и социальных факторов, которые ввел в русскую жизнь Иван Грозный. Смута не развалила Россию на кусочки, потому что феодальный сепаратизм был выкорчеван Иваном Васильевичем.

Результатом неудачи в Ливонской войне будет нарастание мобилизационного характера хозяйственной и военной жизни России, который и приведет, в середине XVII века, к легальному прикреплению владельческих крестьян к земле.

Историк С. М. Соловьев из бедности производительных сил государства выводит и огромные социальные тяготы, которые принуждено будет нести русское общество:

«Государство бедное, мало населенное и должно содержать большое войско для защиты растянутых на длиннейшем протяжении и открытых границ… Главная потребность государства – иметь наготове войско, но воин отказывается служить, не выходит в поход, потому что ему нечем жить, нечем вооружиться, у него есть земля, но нет работников. И вот единственным средством удовлетворения этой главной потребности страны найдено прикрепление крестьян, чтоб они не уходили с земель бедных помещиков, не переманивались богатыми, чтобы служилый человек имел всегда работника на своей земле, всегда имел средство быть готовым к выступлению в поход».

Лаконично и четко классик выводит: «Прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, испущенный государством, находящимся в безвыходном экономическом положении».

Фактически дворяне будут «прикреплены» к службе, а крестьяне к обеспечению этой службы. Только так Россия сможет победить Европу.

Первых крупных успехов добьется Алексей Михайлович, отвоевав Приднепровье. Петр I и Екатерина II, создав непобедимое войско, войдут в Европу, чего не удалось Ивану. Однако ценой этого станет своего рода «западное иго». Русская знать, победившая на войне ливонско-финляндское баронство и польско-литовское шляхетство, проигрывает им мир. От западных соседей наша аристократию позаимствует отношение к русскому крестьянству.

Воспользовавшись династическим хаосом и крушением традиционной московской государственности, случившимися в результате западнических реформ Петра, дворяне освободятся от службы и превратят крестьян из государственных работников в своих личных – по примеру Речи Посполитой и Ливонии. И хотя лишь половина крестьянского населения России попадет в узы личного крепостничества, оно, ненужное верховной власти, причинит огромный вред именно верховной власти…