Кирилл Соловьев - Император Всероссийский Александр III Александрович Страница 9

Эта инициатива вызвала крайнее (правда, вполне прогнозируемое) неприятие со стороны ближайших сотрудников императора, и прежде всего Победоносцева, который мобилизовал всю свою энергию и таланты, чтобы не допустить этой, по его мнению, опасной затеи. Пробыв всего год на своем посту, Игнатьев был смещен, на его место был назначен граф Д. А. Толстой. «Имя графа Толстого само по себе уже есть манифест, программа», – писал Катков. С этим легко было согласиться. В обществе ненавидели Толстого как бывшего министра народного просвещения и обер-прокурора Святейшего Синода. Он прочно ассоциировался с реформой гимназии, где теперь все было подчинено изучению мертвых языков – латыни и греческого. По мысли Толстого, это многотрудное занятие должно было уберечь гимназистов от революционных идей. Лорис-Меликов считал увольнение Толстого с должности министра народного просвещения в 1880 г. одним из самых значимых достижений своего «правления». Узнав об этой отставке, даже малознакомые люди на улицах Петербурга приветствовали друг друга словами «Толстой смещен». Теперь же Толстой вознесся куда выше своего прежнего положения. Это предвещало новый политический курс.

Частная жизнь

Художник А. Н. Бенуа так вспоминал о своей встрече с императором Александром III в 1889 г.: «Меня поразила его “громоздкость” – как-никак величие. До тех пор мне очень не нравилось что-то “мужицкое”, что было в наружности государя, знакомой мне по его официальным портретам… И прямо безобразной казалась мне на этих портретах одежда (мундир) государя – особенно в сравнении с элегантным видом его отца и деда… Но вот в натуре обо всем этом забывалось, до того само лицо государя поражало своей значительностью. Особенно поразил меня взгляд его светлых (серых? голубых?) глаз. Проходя под тем местом, где я находился, он на секунду поднял голову, и я точно сейчас испытываю то, что я тогда почувствовал от встречи наших взоров. Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное и тревожное, производил впечатление удара. Царский взгляд! Взгляд человека, стоящего выше всех, но который несет чудовищное бремя и который ежесекундно должен опасаться за свою жизнь и за жизнь своих близких! В последующие годы мне доводилось несколько раз быть вблизи императора, отвечать на задаваемые им вопросы, слышать его речь и шутки, и тогда я не испытывал ни малейшей робости. В более обыденной обстановке… Александр III мог быть и мил, и прост, и даже… “уютен”. Но в тот вечер в Мариинском театре впечатление от него было иное… странное и грозное».

При этом никто не подозревал наличия у императора большого ума и великих способностей. Даже симпатизировавшие ему лица отмечали весьма скромные дарования Александра III. Безмерно восхищавшийся царем государственный деятель (а в 1892–1903 гг. министр финансов) С. Ю. Витте вспоминал: «Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего, ниже средних способностей и ниже среднего образования». По мнению Витте, это нисколько не умаляло достоинств царя, у которого был великий «ум сердца». В чем-то схожую характеристику дал императору весьма информированный придворный, приближенный великого князя Константина Николаевича генерал А. А. Киреев: «Вообще у него нет не только того “лоска”, которым отличался его отец, нет и его знаний, может быть, и ума… и тем не менее, когда с ним разговариваешь, чувствуешь, что имеешь дело с силой, чувствуешь, что есть нечто серьезное, что нелегко поддается. Этого чувства я никогда не ощущал, разговаривая с покойным Александром II».

Многие отмечали непреклонность воли императора. По словам Витте, император был последний истинный самодержец. В этом утверждении заключалось известное преувеличение. Александр III часто сомневался, не был уверен в своих решениях. Он предпочитал полагаться на мнения ближайших сотрудников, которым привык доверять. Действительно, император мог быть весьма резок, говоря о том или ином человеке. Но высказать то же самое в лицо критикуемому чиновнику или общественному деятелю он порой не решался. Тот, кто знал эту характерную черту государя и желал сменить его гнев на милость, без особых опасений добивался личной аудиенции у царя, в ходе которой император обычно был в высшей степени обходителен и деликатен.

Государь был несуетлив, не любил ничего показного, не ценил театральных поз и высоких фраз. Он не выносил, когда его пытались поцеловать в руку. И в этом случае порывисто отдергивал ее. Александр III в отличие от отца обращался ко всем своим подданным на вы. Для Александра II и его братьев обращение на ты было своего рода милостью представителя царствующего дома. Александр II говорил «вы» только малознакомым лицам, к которым не испытывал симпатии. Сын же его отказался от этого обычая, демонстрируя таким образом свое уважение ко всем, к кому обращался. Единственное исключение он делал для графа И. И. Воронцова-Дашкова, с которым его связывали давние товарищеские отношения. И по отношению к прислуге император был подчеркнуто вежлив. Чинов свиты всегда называл по имени и отчеству, а не по фамилии, как это было заведено при дворе его отца. На встречах или же перед завтраком государь с женой обходили всех присутствующих и подавали всем руку. Этот обычай ушел с воцарением Николая II.

Иностранные биографы Александра III удивлялись, что император, в чьих жилах текла преимущественно немецкая кровь, испытывал неприязнь ко всему немецкому, подчеркивал свою «русскость», национальный характер своего царствования. В ближайшем его окружении говорили только по-русски. Император беседовал по-французски лишь с женой. Правда, делал это плохо, с сильным русским акцентом. Императрица же не стеснялась говорить по-русски с теми, кто не владел иностранными языками в должной мере. Видимо, по настоянию супруга со своими детьми она общалась только по-русски. На нем Мария Фёдоровна говорила с сильным акцентом, но при этом правильно и свободно.

Показательно, что Александр III больше всех прочих царей в XIX в. любил Москву. В этом он сильно отличался и от отца, и от деда. Император часто мечтательно говорил о своем желании пожить в Москве, провести там хотя бы Страстную неделю, встретить Пасху. Но в данном случае этот не слишком реалистичный план не находил сочувствия со стороны супруги.

Из всех загородных резиденций царская семья предпочитала Гатчину. До Александра III здесь подолгу жил только Павел I. Лишь иногда тут бывал Николай I. Александр I не был ни разу, Александр II изредка приезжал сюда поохотиться. Гатчина была тихим и скучным столичным пригородом с заброшенной царской резиденцией. Петербургская аристократия не спешила покупать здесь дачи даже после того, как здесь обосновался император. Помимо этого, Александр III, облюбовав Гатчину, поступил вопреки суевериям: несчастная судьба Павла I его не смутила.

Тихая жизнь за городом чередовалась с вынужденными торжественными выходами и балами. У самодержавия был свой парадный фасад, неизменно производивший сильное впечатление на любого стороннего наблюдателя. Миссис Лотроп, жена чрезвычайного посланника США в России, свое письмо от 6 февраля 1886 г. посвятила придворному балу в Зимнем дворце. На нем присутствовало 2400 гостей. Из них около 2000 сели ужинать. «Пройдя анфиладу роскошных залов, мы вошли в бальный зал, в одном из углов которого было место, предназначенное для дипломатического корпуса. Это длинный зал, украшенный прекрасными растениями и освещенный электричеством. Лампы накаливания были только что введены в употребление и подключены к огромным люстрам, призмы которых сверкали подобно бриллиантам. Свет был очень ровным и подобающим обстановке, присутствующие не выглядели мертвенно-бледными. Напротив нас за проходом располагались первые дамы русской империи. Они, конечно, были прекрасно одеты и все в великолепных драгоценностях, что делало эту группу чрезвычайно блестящей. Офицеры, сановники и дипломаты – все, кроме нас, были в форме. Мундиры весьма красивые, не гнущиеся от золотого шитья, и все, как помню, украшенные орденами, иные были покрыты ими – широкими лентами и орденскими знаками». Все поджидали императора. Открылись огромные двери, и в зал вошли высшие сановники страны, а затем и сам император с императрицей в окружении наследника престола, великокняжеской семьи, пажей. Зазвучал полонез из «Жизни за царя». Процессия сделала тур по залу. Затем начались танцы. Император вальсировал с женой британского посла, а затем прогуливался по залу, обмениваясь репликами с гостями. Это был «высокий мужчина, величественный и властный. Не похоже, чтобы он был опечален, испуган или подавлен заботами и величием своего положения».

Александр III играл определенную роль, завещанную ему отцом, в действительности испытывая раздражение от приемов, балов и помпезных залов. Император неизменно для жизни выбирал низкие, маленькие комнаты на верхних этажах здания, часто предпочитая антресоли. Их он облюбовал и в Аничковом, и в Зимнем, и в Гатчинском дворце. В больших залах устраивались лишь приемы. Однако они случались нечасто. Александр III предпочитал уединение, что, правда, можно оценивать по-разному. По словам А. Н. Бенуа, «Александра III заела склонность к семейному уюту, к буржуазному образу жизни». В отличие от отца у императора не было коллекции мундиров. Дома он ходил в тужурке. Одежду обычно донашивал до дыр. Александр III любил физическую работу: с удовольствием пилил дрова, разгребал снег, занимался греблей в Гатчинском пруду.